Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

она сблизилась еще в России, где он жил в 1802–1817 гг. в качестве посланника низложенного Сардинского короля и где написал все важнейшие свои философско-политические сочинения: «Essai sur le principe générateur des institutions humaines» (СПБ, 1810), «Des délais de la justice divine», (СПБ, 1815), «Les soirées de St-Pétersbourg» (Париж, 1821); кроме того, ему принадлежат сочинения по церковным вопросам: «Du pape» (Лион, 1819), «De l'église gallicane» (Париж, 1821) и по философии: «Examen de la philosophie de Bacon» (Париж, 1835). Сама Свечина тоже выступала в качестве плодовитой писательницы на религиозно-моральные темы: в 1860 году вышло в Париже собрание ее сочинений под заглавием «Vie et oeuvres de M-me Swetchine», a в 1861 году ее письма; позднее, в 1864–1875 гг., продолжали появляться в печати ее «Размышления»: письма, дневники, молитвы и т. д. Сочинения и деятельность Свечиной рассматривались как очень крупное явление в реакционных католических кругах Франции; ей посвящен ряд монографий на французском языке: Ern. Naville, M-me Swetchina, esquisse d'une étude biographique, Женева, 1863; Arm. Pichard, M-me Swetchine et le comte de Maistre, Бордо, 1864. В русской журналистике 1860 года появление ее «Vie et oeuvres» вызвало большую полемику в «Северной Пчеле», «Нашем Времени», «Русском Вестнике».

130

Биография Г. С. Батенькова, написанная Долгоруковым, интересна в том отношении, что составлена со слов Блудова и является, таким образом, записью со слов человека близкого к Сперанскому и лично знавшего Батенькова. Но, как передача чужого рассказа, она не может претендовать на безупречную точность и требует критического сравнения с другими источниками. Ценным пособием для восстановления биографии Батенькова могут служить материалы, вошедшие в сборник «Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов», т. II, под ред. Ю. Г. Оксмана: Автобиография Батенькова, с вступительной статьей С. Н. Чернова, и статья М. Котляревского: Батеньков в Сибири в 1817–1819 гг.

131

Сын сибирского купца. Известие это, по-видимому, неверно. По данным, имеющимся в литературе, он был сын отставного обер-офицера[518].

132

Наська. Анастасия Федоровна Минкина, фаворитка Аракчеева, отличавшаяся жестокостью и корыстолюбием; она была убита крепостными Аракчеева, которые не могли вынести ее жестокого обращения с ними[519]. См. о ней статью Бычкова в «Рус. стар.», 1884, № 3.

133

Сношения с обществом Ермолова, Мордвинова, Сперанского и Филарета. О том, что Ермолов знал об участии Фонвизина в обществе, говорит И. Д. Якушкин, рассказывающий, что он называл его «величайшим карбонари» и говорил ему в 1822 году по возвращении из Петербурга: «Я ничего не хочу знать, что у вас делается, но скажу тебе, что он (царь) вас так боится, как бы я желал, чтобы он меня боялся»[520]. Фонвизин был в то время адъютантом Ермолова; «полковник», которого не называет Долгоруков — другой адъютант Ермолова, Павел Христофорович Граббе, впоследствии генерал-адъютант, в 1850-1860-х годах состоял при особе императора, затем член Государственного совета; в 1866 году получил титул графа; оба состояли членами Тайного общества. Вопрос об отношениях Грибоедова, служившего при Ермолове с 1822 года до момента ареста в январе 1826 года, к Обществу до сих пор не вполне выяснен. Мордвинов, как деятельный член Правления Российско-Американской Компании, был связан с Рылеевым, правителем дел Компании; но нет оснований полагать, что он был осведомлен о заговоре. Об осведомленности Сперанского есть, наоборот, много указаний. О Филарете см. цитату в примечании к стр…, где дело представлено более правильно. Все названные лица намечались в состав Временного Правительства, чем и вызваны слухи об их соучастии в заговоре.

134

Нынешний инквизитор — А. Л. Потапов, в 1861–1864 годах начальник штаба корпуса жандармов и управляющий III Отделением. О нем см. выше, стр. 411.

135

Роченсальмская крепость названа по ошибке. Батеньков был заключен в крепость Свартгольм (Svartholm) близ города Ловион в Финляндии, куда он был направлен 25 июля 1826 года и откуда переведен в июне 1827 года. В Роченсальме содержались другие декабристы: Якушкин, Матвей Муравьев, Александр Бестужев (Марлинский), Арбузов и Тютчев, чем и объясняется, вероятно, ошибка Долгорукова.

136

«Одичалый». Стихотворение Г. С. Батенькова печаталось неоднократно в заграничных изданиях, например в сборнике «Лютня. Потаенная литература XIX стол. Лейпциг, 1874», где оно помещено без имени автора и сильно сокращенным, и в русских изданиях[521]. Впервые оно, как указано в тексте, напечатано в России Аксаковым в «Русской беседе» за 1859 год. Список Долгорукова имеет некоторые незначительные отличия от других списков, может быть, более исправных.

Наиболее существенные следующие.

После стихов[522]:

 «И не осмелится хвала

 Мне приписать его открыто»

Обычно следует:

 «Довольно раз

 К цепям у нас

 Себе позволить отвращенье,

 Сказать… поднять чело на час —

 И расклокочется гоненье».

После стихов:

 «Любви запас неистощимый

 Для жизни новой после сей!»

Следует:

 «Вкушайте, сильные, покой!

 Готовьте новые мученья!

 Вы не удушите тюрьмой

 Надежды сладкой воскресенье!»

Другие варианты незначительны. Надо, впрочем, отметить, что в лейпцигском издании «Лютня» текст сильно искажен с явной тенденцией романтические образы заменить реальными.

Стихотворение было написано в мае 1827 года в крепости Свартгольм, а не в Роченсальме, как ошибочно сказано у Долгорукова. Имеются указания, что оно было посвящено А. А. Бестужеву.

137

«Вон там весной земли пустой кусок вода отмыла». Против крепости Свартгольм недалеко от берега имеется островок, на котором хоронили умерших арестантов.

138

Некролог князя С. Г. Волконского, написанный князем П. В. Долгоруковым, вызвал большие нападки со стороны его недоброжелателей. Н. А. Белоголовый утверждает, что в 1866 или 1867 году декабрист Поджио имел с Долгоруковым бурное объяснение по поводу его статьи и так резюмирует высказанные Поджио мнения: «Не тревожить бы праха его [князя Волконского] Долгорукову, который взялся за его биографию и неуместно и несвоевременно (сколько в том дерзости!) заявил себя хранителем тех тайн, которые будто бы покойный доверял ему для оглашения лишь после его смерти. И в каком ложном свете выставил он покойного! И что подумает Киселев [по поводу рассказа об его сношениях с декабристами]? И это же все