Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

Записные книжки Пикассо – это увлекательный отчет о его знакомых, у которых он останавливался в те годы, когда как неприкаянный мотался между Парижем и Барселоной.

«Макс, улица Дю Парк, 8, Кемпер, Кокийо, улица де Верней, 4, (зачеркнуто), улица Пуллетье, 9, Салмон, улица Фейянтин, 33».

Друзья, критики, арт-дилеры… все они влияли на творческий рост Пикассо. Его друг, итальянский художник Арденго Соффичи вспоминал, что Пикассо «ходил из музея в музей, изучая работы старых мастеров и художников нового времени. И поскольку я делал то же самое, мы довольно часто оказывались вместе, например, в зале импрессионистов Люксембургского музея. Или сталкивались в Лувре, где он, как охотничья собака в поисках дичи, бродил между экспонатами Древнего Египта и Финикии – базальтовыми идолами, папирусами и ярко раскрашенными саркофагами»{111}.

Со временем обстоятельства жизни Пикассо изменились, и вокруг него образовался новый круг друзей, заметно отличавшийся от того, что был на Монмартре в первый год его пребывания в Париже.

Папаша Фреде (Фредерик Жерар), владелец кабаре «Черт» (Le Zut), в тот период переехал на угол улиц Сол и Сен-Венсан и на пару со своим партнером открыл там кабаре «Проворный кролик» (Le Lapin Agile), завсегдатаем которого стал Пикассо. Это кабаре быстро приобрело популярность. В нем любили собираться поэты, начинающие журналисты и писатели, заурядные комедианты, студенты и художники всех мастей. Владельцы «Кролика» сами были творческими людьми, и поэтому в их заведении всегда царила непринужденная, легкая атмосфера, которую великолепно описал в своем романе «Замок туманов» (Le Château des Brouillards) Ролан Доржелес:

«В “Кролике” рады всем! – перекрывая шум, воскликнул папаша Фреде, обращаясь к собравшейся за столом разношерстной публике. – Так выпьем же за праздник жизни! Выпьем из чаши искусства и любви!

В этом кабаре действительно были рады всем. Оно было излюбленным местом богемы. Здесь собирались в том числе и те, кто не столько создавал произведения искусства, сколько просто хотел сойти за творческую личность. Все эти люди были одеты кто во что горазд: в яркие бретонские жилеты поверх ослепительно-белых манишек с туго завязанными бархатными галстуками, испанские плащи и гусарские лосины. Посетители «Кролика» приходили в кабаре также и для того, чтобы обсудить с друзьями свои новые картины, эскизы, статьи или продекламировать новые стихи. Никому из посетителей и в голову бы не пришло заявиться в «Проворного кролика» без папки со своими новыми творениями»{112}.

Итальянский график и скульптор Джино Северини вспоминал: «Летом мы в основном сидели снаружи, расположившись на открытой террасе, отгороженной бетонной балюстрадой, и вели бесконечные разговоры обо всем подряд, не только об искусстве. А зимой теснились внутри. Стены двух небольших залов были увешаны работами художников, посещавших кабаре, – все, включая Пикассо, оставляли в дар заведению свои картины. А в задней части второго зальчика на стене висело огромное гипсовое распятие – Христос на нем выглядел так, словно сошел с фрески Маттиаса Грюневальда[44].

Парижские буржуа выдумывали о «Проворном кролике» и его завсегдатаях самые страшные небылицы и с презрением называли его «Кабаре убийц».

«И снова мы пишем об апашах! – сообщала в июле 1900 года газета Le Matin. – Мы уже рассказывали нашим читателям об их дерзких злодеяниях в Бельвиле и Ла-Виллетте. Банды этих опасных налетчиков все еще там разбойничают, не оставляя парижан в покое»{113}.

Пикассо в тот период много работал, находя натуру для своих картин буквально на каждом шагу. Для кабаре «Проворный кролик» он написал картину с тем же названием и изобразил на ней себя в костюме Арлекина. Погруженный в свои мысли, угрюмый, художник сидит со стаканом в руке, не проявляя никакого интереса к тому, что происходит вокруг. Его не интересует даже сидящая рядом с ним соблазнительная «дама полусвета» с ярко-красными губами и в шляпе с перьями. Это та самая Жермен, натурщица, из-за которой Касагемас покончил с собой и с которой у Пикассо после смерти друга была непродолжительная связь. А на заднем плане картины изображен папаша Фреде, играющий на гитаре и не сводящий глаз с Жермен. Эту работу художник отдал владельцам кабаре в обмен на еду.

В 1914 году картина «Проворный кролик» была куплена немецким галеристом Альфредом Флехтхаймом. А уже в конце ХХ века ее за 40 миллионов долларов приобрел на аукционе Уолтер Анненберг[45]. Через несколько лет он передал ее в дар Музею искусств Метрополитен в Нью-Йорке, где она и висит до сих пор.

Небольшую картину «Женщина с вороной» (Woman with a Crow), выполненную на бумаге гуашью и пастелью, Пикассо написал в тот же период, когда был завсегдатаем кабаре «Проворный кролик». Именно странная атмосфера этого заведения, в котором по дерзости владельцев, кроме необычной публики, «привечали» и необычных животных (осла, ворону и много еще кого), вдохновила Пикассо на создание этой работы. Глядя на картину, можно заметить, что на ней преобладают преимущественно два контрастных оттенка – оранжевый и синий. Плечи молодой женщины высоко подняты, выражение ее лица задумчивое. Лицо прорисовано очень тонкими линиями и из-за светлых тонов палитры выглядит, словно освещенное солнцем. Склонившись над вороной, эта загадочная, нежная, болезненно бледная молодая женщина прижимается губами к голове птицы и словно что-то нашептывает ей. Пальцы левой руки изящные и длинные, с нежностью ласкают черные перья «зловещей, величественной птицы», которая появилась словно из ниоткуда, как в стихотворении Эдгара Аллана По.

На картине Пикассо запечатлел очаровательную молодую женщину, Марго, невестку папаши Фреде, помогавшую ему обслуживать посетителей. Несколько лет спустя муж этой молодой женщины, сын папаши Фреде, был убит в кабаре «Проворный кролик» в результате перестрелки апашей.

Сколько ни пытались полицейские восстановить порядок в городе, это не удавалось сделать вплоть до 1910 года. На борьбу с апашами город выделил дополнительные средства, сформировал новые отряды полицейских, и постепенно количество преступлений снизилось. «Мы предоставили запрошенные деньги, и апаши сразу стали мирными, а цыгане исчезли полностью, – читаю я в одном из полицейских отчетов, и вслед за этой фразой следует предостережение: – Но это лишь временная передышка, определенно временная»{114}.

10

«Мужчина, взявший фамилию матери, непременно плохо кончит…»

Знаешь, что сказал на днях твой отец? «Мужчина, взявший фамилию матери, непременно плохо кончит…» Конечно же, твой отец пошутил{115}.

Мария Пикассо-и-Лопес Пабло сыну Пабло Пикассо

Во французском национальном архиве я обнаружила целую коробку с досье испанских иммигрантов по фамилии Руис, которые, так же как и Пикассо,