Затерянный книжный - Иви Вудс

– Было больно? – тихо спросил он.

– Совсем немного.

Где-то я читала, что боль – это плата за наслаждение. Я больше не невинна. На мгновение эта мысль поразила меня, а вслед за ней пришло ощущение, что я переступила неведомый порог. Мы очень долго лежали и разговаривали, а потом, в ночи, он проводил меня до дома. Я понадеялась, что смогу незаметно проскользнуть мимо хозяйки пансиона.

Света совсем не было, если не считать мягкого лунного, пробивающегося сквозь высокие окна. Каждый скрип лестницы звучал подобно пушечному выстрелу, и я прикусила губу, молясь, чтобы никто не услышал. Добравшись до комнаты, я заперла дверь, рухнула на кровать и вдруг испугалась, увидев в зеркале на туалетном столике собственное прозрачное отражение. Схватила подушку, заслонилась ею и в эту секунду заметила нечто действительно важное.

Трость брата у двери.

Глава 11. Марта

День начался с надраивания унитаза. Мадам Боуден пригласила парочку старых друзей из театра на ужин и потребовала, чтобы дом «сверкал чистотой». В ней ощущалось нечто необычное: хозяйка суетилась и прежде, но сейчас почему-то все ей казалось неправильным. Она вернулась из парикмахерской в мрачном настроении и заявила, что они специально слишком туго накрутили ей локоны, чтобы она выглядела старше, и в итоге засела за туалетный столик, яростно расчесывая шевелюру, превращая кудри в пушистые завитки.

– МАРТА!

Вопль был таким истошным, что я выронила ершик и рванула к ней, предполагая, что найду ее как минимум распростертой на полу спальни.

– Что случилось? – Я никак не могла выровнять дыхание.

Мадам Боуден сидела все там же, за туалетным столиком, в распахнутом шелковом халате и бежевой комбинации. Я не могла оторвать глаз от ее шеи и груди, где кожа вся была сморщена и покрыта пятнами, словно печеная индейка на Рождество. Одна престарелая монахиня из моей школы любила говорить, что свиное ухо не перешьешь в шелковую сумочку, – и только сейчас до меня дошло, что она имела в виду.

– У меня пропала жемчужная серьга! – обвиняющим тоном заявила она.

Я посмотрела на столик, на вываленную груду драгоценностей и снова на хозяйку. Одна серьга была в ухе, в другую такую же она вцепилась узловатыми пальцами.

– Она у вас в руках, мадам, – спокойно ответила я.

– Я вижу, что она у меня в руках, глупая девчонка! Куда подевалась вторая?!

Глубокий вздох. Если б я не нуждалась в деньгах настолько, я бы сказала, куда ей засунуть вторую серьгу.

– У вас в ухе.

Она подняла руку и пощупала мочку.

– В другом.

Я прислонилась к дверному косяку. Что ж, в конце концов, у меня было все время на свете.

Она дотронулась до прохладной жемчужины, и на лице возникло выражение, которое человек, не знакомый с мадам Боуден, назвал бы пристыженным. Однако ее гордость исключала любой намек на стыд.

– Ну, раз уж ты тут, то помоги одеться. И не забудь, что в четыре приедет кейтеринг, их надо встретить и все показать. Ты разложила столовое серебро, проверила все дважды?

И никаких извинений за то, что, по сути, назвала меня воровкой. Впрочем, не то чтобы я их ждала. Я сняла с вешалки платье (усыпанное серебряными блестками так густо, словно прежде его носил Либераче) и наклонилась, чтобы она могла опереться о мое плечо, влезая в платье, будто на лошадь. Руки у мадам Боуден дрожали, и эта дрожь передалась моему телу. Да, она была в здравом уме и остра на язык, но вот тело старую леди подводило. Внезапно я ощутила прилив симпатии к ней. Странно было видеть ее в таком состоянии: казалось, мадам Боуден так непринужденно несет себя миру, и ее нисколько не заботит, что о ней подумают. Ну, может, она просто хорошая актриса, а в остальном – такая же, как все люди. Испуганная.

После препирательств о том, что надеть на вечер мне (мадам Боуден настаивала на самом настоящем наряде горничной), я облачилась в свою новую блузку и черную юбку-карандаш из гардероба хозяйки. Наверное, это была самая унылая вещь у нее в шкафу. Юбка была великовата, так что я позаимствовала еще и широкий лакированный пояс красного цвета, который подходил к моей ленте для волос и так приглянулся мадам Боуден, что она даже разрешила мне открыть дверь гостям. Как и ожидалось, за дверью стояли три кумушки пенсионного возраста, которые немедленно принялись сплетничать и прихорашиваться, как старые курицы. Они едва удостоили меня взглядом и пронеслись в гостиную – вихрь перьев и шума. Я покачала головой и улыбнулась. Мне вспомнились те дни в полумраке собственной кухни, когда изредка удавалось зажарить зайца, пойманного в полях за окном, или фазана, которого подстрелил какой-нибудь фермер. Тогда трудно было вообразить, что где-то есть люди, подобные мадам Боуден, которые веселятся, вкусно едят и нанимают кейтеринг. Это был совсем другой мир.

Я застыла с нелепой улыбкой, будто была не человеком, а какой-то мебелью, вешалкой для одежды. Кто вообще в здравом уме сегодня носит меха?..

Наконец пришло время обслуживать гостей за столом, вот тут и пригодились мои навыки. Быть невидимкой, подавать еду. Впрочем, за столом в самом деле был кое-кто невидимый, потому что место мадам Боуден пустовало. Гостьи ели, сплетничали, смеялись и, казалось, нисколько не беспокоились из-за отсутствия хозяйки.

– А мадам Боуден присоединится к вам до десерта? – неуверенно спросила я.

– Вряд ли, – равнодушно ответила одна из женщин, у которой была такая толстая шея, что ее жемчужное ожерелье задушило бы ее, не сними она его раньше. Они многозначительно переглянулись, а потом снова засмеялись, очень невежливо.

Бывало ли прежде такое, чтоб мадам Боуден не явилась на собственную вечеринку?..

– А тебя она где откопала? – спросила другая гостья в узком черном платье, которое грозило вот-вот сползти с ее тощих плеч. Я замерла, прекратив собирать тарелки со стола, и сжала зубы, чтоб не выдать ответ, который просился сам собой.

В помойной яме! Нет, ну что за вопрос, ей-богу!

– Она разместила объявление в газете, что ищет домработницу, и я откликнулась.

– Чудеса, да и только, – прокомментировала третья, явно главная в этом курятнике. – С чего ей понадобилась домработница?

Она развалилась в кресле, как кошка, и курила тонкую сигару.

– Может, мне тоже завести симпатичную деревенскую простушку? Такие не уволятся из-за глупых мечтаний и вообще хорошо знают свое место, – заметила она, словно меня вообще не было в комнате.

Я чуть не выронила поднос. Нет, конечно, я привыкла, что люди смотрят на меня свысока, но она говорила так, будто я дешевая пародия на Золушку.

– Вообще-то я работаю здесь, чтобы оплатить учебу в университете, – с вызовом заявила я.

– Вот как?