Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства - Николай Павлович Павлов-Сильванский

помещиков, которым не быть в опричнине, из тех городов вывести и подавать земли велел в то место в иных городах». Вотчинники и помещики лишались своих земель сразу всем уездом и с городом вместе; за взятые земли служилые люди вознаграждались другими, где государь пожалует или где сами приищут; каждый уезд, взятый в опричнину, был осужден на коренную ломку. Общий пересмотр землевладения всей тяжестью пал на княжат, владевших удельными землями и возбуждавших гнев и подозрение Грозного. Одних Иоанн свел со старых мест и развеял по новым, далеким и чуждым местам, дал им поместья «в отдаленных областях, где они, – говорит Флетчер, – не имеют ни любви народной, ни влияния, ибо они не там родились и не были там известны»; других ввел в свою опричную службу, в избранную «тысячу голов», и поставил под свой строгий непосредственный надзор. Из южнорусских князей, «сидевших на своих уделах и имевших велия вотчины», князья Ф. И. Трубецкой и Никита Иванович Одоевский действовали в числе «воевод из опричнины», князю М. И. Воротынскому дан был Стародуб-Ряполовский вместо старого его удельного владения (Одоева и других городов)[60].

В дело разрушения удельных порядков, которое московские великие князья вели со свойственной им постепенностью и настойчивостью, царь Иоанн Грозный внес неведомое дотоле ожесточение больного человека. Жестокими казнями он истреблял княжеские роды, искореняя остатки удельной старины. Но казни и опалы не оправдывались уже обстоятельствами. Кровавое гонение начато было против княжат тогда, когда они были ослаблены стечением ряда неблагоприятных для них обстоятельств и энергичными действиями великих князей Иоанна III и Василия, когда они, получив в малолетство Иоанна Грозного власть в свои руки, показали полное свое бессилие и еще более ослабили себя взаимным соперничеством. Так называемая борьба Иоанна Грозного с боярством, или княжатами, не была собственно борьбою, потому что князья не оказывали никакого сопротивления Иоанну. Борьба с князьями была закончена при деде и отце Грозного; она велась иначе, хотя в то время противная сторона была еще достаточно сильна для стойкого, хотя и пассивного сопротивления. При Иоанне Грозном борьба превратилась в гонение. По странному стечению обстоятельств разрушение удельных преданий велось с наибольшим ожесточением тогда, когда они наиболее ослабли и исчезли сами собой. Как бы то ни было, Иоанн кровавыми казнями и конфискациями княжеских владений довершил вековое дело создания нового государства. Английскому послу Джильсу Флетчеру, посетившему Москву в царствование Феодора Иоанновича в 1588 году, рассказывали, что еще недавно были в Москве лица из древнего дворянства, которые владели по наследству различными областями с неограниченной властью и с правом «судить и рядить» все дела в своих владениях без апелляции и даже не отдавая отчета царю. «При Грозном еще можно было, – замечает проф. Ключевский, – застать таких владельцев, но при сыне его, после опричнины, они были уже только предметом воспоминаний». «Теперь, при Феодоре Иоанновиче, – говорит Флетчер, – высшая знать, называемая удельными князьями, сравнена с остальной знатью; только лишь в сознании и чувстве народном сохраняет она некоторое значение и до сих пор пользуется внешним почетом в торжественных собраниях». От всей удельной старины князья сохранили только свои прозвания по именам уделов; исчезли уделы Одоев и Шуя, но остались родовые фамилии князей Одоевских и Шуйских. Много лет спустя царь Алексей Михайлович, как бы намереваясь уничтожить и это воспоминание старины, запретил князю Ромодановскому писаться Ромодановским-Стародубским по названию прежнего удела Стародуба-Ряполовского на реке Клязьме. Но князь подал царю слезное челобитье о сохранении титула: «Тебе, великому государю, ведомо, князишки мы Стародубские: дед и отец мой и дяди писались Стародубско-Ромодановские, умилосердись, не вели у меня старой нашей честишки отнять», – и царь Алексей Михайлович уважил это ходатайство, оставил Ромодановскому «старую его честишку»[61].

Глава III. Местничество

1

Служебные князья вошли в состав московского боярства, стали служилыми вотчинниками и помещиками. Взамен утраченного политического значения лучшие княжеские роды заняли привилегированное положение избранной правительственной знати. Княжата оттеснили от первых мест большую часть старинных боярских родов. По разрядам со времени Иоанна III высшие должности государственного управления занимают служилые князья, с двумя-тремя первостепенными фамилиями московских бояр, Кошкиных или Вельяминовых-Воронцовых. Несколько ниже их стоят другие старинные московские боярские роды с второстепенными служилыми князьями. Княжата расстанавливаются в известном иерархическом порядке по качеству столов, на которых сидели их владетельные предки: потомки князей, занимавших старшие столы удельных княжеств Ростовского, Ярославского или Тверского, становились выше своих родичей, предки которых пришли в Москву с младших удельных столов. Боярские роды размещаются по древности службы рода московским государям.

Княжата и бояре затем настойчиво стремятся сохранить сложившийся к началу XVI столетия аристократический распорядок фамилий. Поддерживая взаимную иерархию, они сохраняют за собой высшие правительственные места, свое привилегированное положение среди служилого дворянства, не допуская в свою среду новых людей. Для охраны этого положения в руках московского боярства было надежное средство – местничество, которое ко времени Иоанна Грозного складывается в известную систему и регулируется законодательными определениями.

Высокое аристократическое положение известного рода среди других родов совершенно не зависело от власти государя. Он не мог возвысить какой-либо род пожалованием княжеского титула или другим наследственным отличием. Назначение лица на высшую должность, получение им звания ближнего боярина не изменяло местнического отношения сановника и его родичей к другим знатным фамилиям. Высокая должность и высокий чин не делали более родовитыми ни лицо, пожалованное этим чином, ни его потомков и родственников. Большая или меньшая честь отца не давала никаких положительных прав сыну. «За службу жалует государь поместьем и деньгами, но не отечеством». Должность и чин, пожалование государя сами по себе ничего не значили в местническом счете. Опираясь на свое отечество, боярские роды основывали свои притязания не на заслуженности отцов, не на их высоких чинах или должностях, но на их признанном ранее местническом отношении к другим родам. Служилый человек довольно равнодушно относился к должности самой по себе: он ревниво следил только за своими отношениями к другим по должности. Боярин согласен был ехать товарищем воеводы во второстепенный город, если только воеводой назначался человек, ниже которого он мог быть по установившемуся взаимному отношению их фамилий; но он не принял бы назначения товарищем воеводы в один из главнейших городов, если только первый воевода был ниже его одним или двумя местами.

Сравнительно низкая служба сама по себе не унижала чести лица и его рода; его могла унизить только совместная служба, занятие на совместной службе более низкой должности. Доказывая свое право на превосходство, «местники» не разбирали заслуг предков, не входили в оценку должностей, занимавшихся ими; они рассматривали лишь вопрос о том, кто из предков двух спорящих