Воспоминания: из бумаг последнего государственного секретаря Российской империи - Сергей Ефимович Крыжановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большие демонстрации устроены были на похоронах члена Думы (фамилию забыл), скончавшегося в белой горячке от пьянства; в надгробных речах он именовался «борцом, павшим на славном посту».
О некоторых членах Думы стали вдогонку поступать приговоры волостных и иных судов, коими они были осуждены за мелкие кражи и мошенничества: один за кражу свиньи, другой – кошелька и т. п. Вообще, количество членов Первой Думы, главным образом крестьян, которые благодаря небрежному составлению списков избирателей и выборщиков оказались осужденными ранее за корыстные преступления, лишавшие участия в выборах, или впоследствии в течение первого года после роспуска Думы, превысило, по собранным Министерством внутренних дел сведениям, сорок человек, то есть около 8 процентов всего состава Думы.
В соответствии с Думой были и порядки ее президиума. В коридоры Таврического дворца, сообщавшиеся с залом заседания, допускали всех, кто только желал туда проникнуть, так что в перерывах заседаний тут же происходили шумные сборища, создавались митинги, появлялись ораторы, набивалось множество каких-то дам, стояли шум, галдеж, страсти разгорались. П. Н. Милюков, не попавший в члены Думы, заседал в буфете и оттуда дирижировал кадетскими силами. А в помещении Думы устроена была продажа запрещенных цензурой книг и революционных изданий, и только по созыве Второй Думы безобразие это было прекращено М. В. Челноковым, избранным в секретари Думы.
Порядок в заседаниях, если не считать враждебных криков по адресу правительства (выступления которого, за исключением П. А. Столыпина и В. И. Гурко, были, по правде сказать, очень неудачны и даже жалки), все же поддерживался, особенно первое время, благодаря Муромцеву, который, в своем фраке, с торжественным видом римского сенатора, успокоительно действовал на собрание. Но ни он, ни правительство не сумели использовать этого обстоятельства и установить между собой отношения, допускающие возможность личных переговоров и согласования действий. Муромцев по избрании не сделал обычных визитов представителям власти, чем затруднил возможность личных встреч вне официальной обстановки думских заседаний.
Уже под конец существования [Первой] Думы П. А. Столыпин просил меня постараться установить с Муромцевым отношения и устроить возможность свидания и разговоров с ним. С этой целью я несколько раз посетил Муромцева в его кабинете в Таврическом дворце и довольно быстро установил с ним добрые отношения. Поводом послужили поступившие в Департамент полиции сведения о возможности покушения на его жизнь, разговоры о чем велись в одном из революционных кружков. Муромцев, хотя и большой доктринер, но человек спокойный и здравомыслящий, вполне понимавший нелепость создавшегося положения, был головою выше остальной кадетской братии. Он охотно шел навстречу, но с первых же минут обнаружилась и его несамостоятельность, и малый вес в руководящих кругах партии.
Он находился, видимо, под усиленным надзором, а может быть, и почитался неблагонадежным. Мои посещения немедленно привлекли внимание, и мой старый товарищ, друг молодости князь Д. И. Шаховской, секретарь Государственной думы, пользовавшийся кредитом в партии, стал как-то слишком часто и без видимой надобности наведываться к председателю, лишь только я к нему заходил, и Муромцеву при его появлении приходилось наспех менять предмет разговора, каковым нам служил обычно проект составленной Муромцевым конституции.
Муромцева особенно смущали вопросы «протокола»: как и где встретиться с правительством, кто должен сделать первый шаг, какой избрать предлог и тому подобные, столь близкие его формальной душе профессора римского права. Намечалась встреча у М. А. Стаховича, что улыбалось Муромцеву, или у князя А. Д. Оболенского, что нравилось ему менее, но так ни до чего договориться и не успели.
В разговорах Муромцев был очень осторожен, но не скрывал отрицательного отношения к некоторым пунктам кадетской программы, в частности, к предположениям об отчуждении земель. Он старался, однако, доказывать, что и правительство не право, заняв в этом вопросе непримиримое положение, вместо того чтобы смягчить остроту наружным принятием проекта при условии компромисса в путях практического осуществления. На возражения, что правительство не может принести в жертву экономические интересы государства, связанные с производством хлеба для городского населения и для вывоза, поставщиком которого и были частные имения с их сравнительно высокой и недоступной крестьянину хозяйственной культурой, и что без существования крупных частных имений невозможен и прогресс сельского хозяйства, ибо оно из этих только имений и может черпать улучшенные семена и породистый скот, Муромцев утверждал, что в среде самой кадетской партии никто, кроме крайних теоретиков и не смотрит на проект как на меру, подлежащую немедленному осуществлению, что при некотором искусстве можно было бы растянуть осуществление его лет на тридцать, а то и более, и что важно сохранить лишь принцип, как способ успокоения масс, воображающих, что этим способом можно обеспечить землю каждому крестьянину.
Точки соприкосновения с руководящими кругами Думы так и не было найдено, и политика агитационных выступлений с думской кафедры, начинавших волновать страну, не прекращалась. Становилось очевидным, что другого выхода, кроме роспуска Думы, нет и что необходимо подготавливать почву для нового ее созыва в более подходящих условиях. Еще в начале мая И. Л. Горемыкин, в то время председатель Совета [министров], поручил мне набросать проект изменений избирательного закона, который способен был бы дать более удовлетворительные результаты. Составленный проект, в котором я старался провести отвергнутую первый раз мысль об утверждении выборов на органических, корпоративных основаниях (представительство волостей и городов, сливающееся в уездном собрании) и доказывал необходимость немедленного объединения власти внизу, в уездах и губерниях, и выработки правительственной определенной программы деятельности, могущей служить избирательной платформой, я представил в конце мая Горемыкину, а последний государю; государь передал записку П. А. Столыпину по назначении его председателем Совета [министров]. Практических последствий это начинание не имело.
Приближался день роспуска, неизбежность которого висела в воздухе и сознавалась обеими сторонами, и правительством, и Думой. Новизна акта, который оппозиционными кругами растолковывался населению как якобы незаконное насилие, как «разгон» Думы, внушала многим опасения за сохранение порядка и спокойствия в стране, особенно волновался министр иностранных дел А. П. Извольский. Он поскакал в иностранные посольства разъяснять и успокаивать и сеял там панику. Напыщенный сноб, вечно в монокле, и никогда не знающий, куда поставить свой цилиндр, с которым он, храня обычаи Европы, неизменно входил в зал Совета [министров], А. П. Извольский корчил из себя просвещенного европейца, глубоко усвоившего западную культуру, и стремился быть посредником между Столыпиным и кадетами. В действительности это был трафаретный дипломат, человек легковесный и неумный, далекий от преданности своему государю, что и доказал после революции.
Министерством внутренних дел были приняты обширные меры предосторожности как в Петербурге, так
