Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

покорнейший слуга Людв. ван Бетховен.

Карлу Бернарду.

Я не понимаю, хотел ли директор М-та знать только число листов, или он желал видеть также партитуру? И как его зовут? Завтра прошу вас не приходить, так как я не имею времени, но в воскресенье, если не имеете лучшего приглашения, то сделайте мне удовольствие и приходите пообедать с нами.

ваш друг Бетховен.

Мысль о создании оперы, конечно, не покидает Бетховена в период бесконечного ряда блестящих музыкальных торжеств. С владельцами издательской фирмы («Промышленная контора») Шрейфогель и Вест, состоявшими также антрепренерами частного театра, композитор входит в переговоры об условиях постановки задуманной им оперы; ведет также переговоры с дирекцией казенных театров, а с Фр. Трейчке обсуждает план оперы «Ромул», которую в то же время уже писал для одного из венских театров венгерский композитор Иоганн Фус.

Фридриху Трейчке.

Пишу Romulus! и на этих днях начну, сам приду к вам, сначала 1 раз, потом много раз, чтобы обо всем переговорить и посоветоваться.

С почтением, ваш друг Бетховен.

Любезный Тр.! я думал упростить дело тем, что послал копию с этого письма г. фон Шрейфогелю – но нет. Вы видите, что этот Фус может разделать меня во всех газетах, если у меня не будет никакого письменного документа против него, или вы, или дирекция театра возьмется справиться с ним. С другой стороны, дело относительно моего контракта с оперой также еще не улажено. Прошу вашего ответа, в особенности относительно письма Фуса, перед судом Искусства дело это легко разрешить, но в этом случае не станут вникать в обстоятельства, хотя можно надеяться на это.

Второпях ваш друг Бетховен.

Деблинг, 24 сент. 1815.

Любезный и уважаемый друг. Я не имел возможности видеть вас на этой неделе, сегодня я здесь слишком занят, чтобы воспользоваться хоть немного случайно наступившею хорошею погодою и прогуляться по чудным уже увядающим лесам. Давно уже принялся бы я за вашего Ромула, но дирекция не хочет мне дать за такое произведение больше одного сбора: много жертв я охотно принес и приношу моему искусству, но такое условие наносит мне слишком большой ущерб; мне платят 200 д. золотом, например, за ораторию вроде «Христа на Масличной горе», которая длится всего полвечера или всего только 1 час 9 минут. А ведь такое произведение я могу поставить в концерте здесь или в ином месте и получить еще излишек! Я вполне уверен, что каждый город в Германии или в другой стране мне, как и всякому другому, гарантирует такой концерт. Я потребовал от театральной дирекции за Ромула 200 д. золотом и один сбор. Из этого вы усмотрите, дорогой, что могли бы вы сделать, чтобы склонить ее к иным, более почетным условиям, кроме лишь единственного сбора. Если бы я вам высчитал все, что я еще получаю за другие мои сочинения, то уверяю вас, вы не нашли бы преувеличенными упомянутые и установленные мною условия за одну оперу. Поэтому дружески прошу вас переговорить с NN., ущерба мне вы не пожелаете, при указанных мною условиях готов я тотчас же написать эту оперу и приготовлю ее к представлению не позже февраля или марта месяца. До четверга 4 дня, тогда приду к вам за ответом. Моя мечта – писать совершенно бесплатно; но это чрезвычайно трудно немецкому, тем более австр. музыканту! Только Лондон может накормить человека так, что в Германии, и тем более здесь, он не соблазнится жалкими крохами.

Весь ваш. В четверг приду за ответом.

Второпях ваш друг Бетховен.

В период Венского конгресса, помимо расширения круга знакомства, увеличивается число издателей, вступающих с Бетховеном в деловые сношения; из иностранных фирм наибольшим расположением композитора пользуются издатели Берчел в Лондоне и Томсон в Эдинбурге; в Германии он благоволит все более к Брейткопфу и Хертелю; в Вене он постепенно сближается с наиболее покладистыми и услужливыми издателями Штейнером и Хаслингером, магазин которых помещался в переулке Paternoster, что дает возможность нашему любителю каламбуров и вариаций забавляться на разные лады названием этой улицы; в сношениях с этой издательской фирмой, вывеска которой еще ныне красуется в центре Вены, Бетховен называет себя – генералиссимус (сокращено: г-с), Штейнера – генерал-лейтенант (г-лл-т), а компаньона последнего, Товия Хаслингера, – генерал-адъютант (а-т). Причудами и остротами полны также десятки его записок к этим издателям: здесь встречаем прозвище – главный штаб (магазин фирмы); игру слов – нужда (Noth) и ноты (Note), реестр и органный регистр, Купфер (имя слуги) и Kupfer (медь), Штейнер и steiner (каменный), Трег (комиссионер) и trage (ленивый); в другом месте пианиста и профессора Диабелли он называет диаволом и прохвостом (Profos), Хаслингера – бродягой (б-га), червонцы (дукаты) он называет стражей государства и мужами, закованными в латы; недостаток вдохновения – опустевшими рудниками и т. п.; свой капитал он, шутя, определяет в сто тыс. червонцев.

Любезный Штейнер, как только пришлете мне оперу, которая мне нужна, почему – я вам говорил, можете получить партии симфонии тотчас же, это не по уговору, а из одолжения. На оскорбления я совсем не отвечаю.

На все прочее, как и зачем, я его имею и готов ответить.

При сем любезный Шт. посылаю вам партии симфонии в А, я первый предложил Диабелли напечатать симфонию, следовательно, допущенные им выражения относительно меня совершенно неуместны. Еще раз прошу вас об опере, так как не могу иначе исправить переложения Артариа для квартета, вы, конечно, не станете завидовать и не задержите ее вследствие этого, что сделало бы вам мало чести; я всегда был готов служить вам, но по характеру своему я не допускаю недоверчивости; наш контракт гласит, что я все свои сочинения, приобретенные вами, могу посылать в Англию, и могу вам доказать, что я еще далеко не использовал своего права, и что если бы я остался полным владельцем своих сочинений, то англичане платили бы мне совершенно иначе, чем вы, но я все же честно выполнял и выполняю все, что обусловлено контрактом. В заключение уведомляю вас, что через несколько дней состоится строжайший военный суд, после чего весь полк г.-л. будет распущен и объявлен лишенным в будущем своих почестей, милостей и т. п.

В последний раз г-с.

Господину Штейнеру.

Вена, 1-го февраля 1815.

Благороднейший генерал-лейтенант!

Сегодня я получил вашу приписку к моему брату и доволен ею, но должен просить вас приложить, кроме того, расходы по клавираусцугу, так как, во-первых, мне приходится оплачивать все на свете и притом все дороже других, а потому мне это было бы очень тяжело, во всяком случае, не