Дыхание в унисон - Элина Авраамовна Быстрицкая

не знает, к важной дате приуроченном), среди профессиональных вокалистов с одной-двумя песнями показаться — и опять ждать. Она, как потом призналась, очень страдала от этого, а мне не скоро рассказала, стыдилась, видимо. Но публика, спасибо ей, всегда была добра и великодушна. Потому что доктор Муромцева, потому что Лелька, потому что Аксинья, потому что полстолетия на сцене Малого театра. Потому что Элина Быстрицкая. На все мои вопросы про жизнь Лина всегда одинаково отвечала:

— Я ни на что не жалуюсь, все нормально.

А я простодушно верила. Никогда себе не прощу!

Довольно долгое время так все и тянулось. Когда я прилетала к сестре, все вроде бы нормально. Если, конечно, не считать очевидных следов времени. То хромота появилась, то вслед за этим тросточка, а потом и две тросточки… А я далеко, в Израиле, у меня работа в редакции русскоязычной газеты, у меня муж, ненамного моложе, чем моя сестра, у меня сын, бывший ликвидатор чернобыльской беды, у меня внучки с их школой, армией, университетом, работой. И уже правнуки. Может, я себя тешу, но и по сей день верю, что я им нужна.

А Лина все чаще в телефонных разговорах — они у нас стали ежедневными, спасибо, появился WhatsАpp — задает один и тот же вопрос:

— Сестрена, когда прилетишь? Я так соскучилась! Хоть посмотреть друг на друга, хоть за руки подержаться!

И каждый раз я отвечаю, что при первой же возможности прилечу. А где они, эти возможности? Вот и выходит, что прилетала не чаще чем раз в год, ну, может, пару раз дважды в год. А сестра все больше слабеет. В каждый приезд я затеваю старую песню:

— Родная моя, может, время диктует решения, пора все же к нам?

— Какой к вам, я ведь уже почти лежачая, мне только подумать от привычных стен оторваться — я уже и устаю!

Лина в это время уже не только из дома не выходит, почти с постели не встает. И на все мои ежедневные телефонные вопросы отвечает одной фразой:

— Я ни на что не жалуюсь. Как ты?

На этом фоне появляется грязная заметка в грязной газетке. Это когда я уже своими глазами увидела и обнаружила документальное подтверждение всего наворота преступлений и потребовала восстановить порядок. И обрушился на меня вал грязной и отвратительной клеветы. Все, что могли придумать, придумали, все, что сумели сочинить, сочинили. Со ссылками то на соседей (я искала, хотела в глаза посмотреть, но не нашла их), то на друзей — чьих? Газеты запестрели густопсовыми подробностями, ничего общего с реальностью не имеющими. Телевидение в стороне не осталось: Первый и второй московские телеканалы наперегонки собирали боевые команды людей, которых я в жизни не знала, как и они меня, и те, перебивая друг друга, наперебой рассказывали всему миру, какая я преступница. В общем, ославили меня на старости лет.

Весной 2019 года сестра ушла навсегда. А теперь всеми судами уже доказано, что преступница не я.

Я не уберегла от преступного посягательства сестру, да и сама не убереглась. Не стану рассказывать, как меня заманили в ловушку Первого телеканала на программу о творчестве народной артистки Советского Союза Элины Авраамовны Быстрицкой, как меня там смешивали стесняюсь сказать с чем.

Творчество прославленной актрисы, личностные характеристики человека, сыгравшего серьезную роль в развитии национальной культуры, в той телепрограмме и последовавшей за нею череде убийственных публикаций не присутствовали, зато через край было грязной и позорной клеветы.

Но это все уже в прошлом. Да, меня эта история раздавила и состарила. Да, я больше не чувствую вкуса и аромата жизни, но виноват в этом не модный и страшный коронавирус. Это ширящийся и нарастающий захват троечниками, второгодниками, неудачниками культуры нашего времени, даже современной цивилизации. Захват с целью уничтожения. Зачем? Может быть, непреодолимая страсть захвата, желание подчинить себе все? Как противостоять опасности?

Таких, как моя сестра Лина, больше нет.

Ряды жаждущих подчинять и присваивать ширятся. Имена на слуху. Сегодня подобные преступления понемногу приобретают массовый характер, подобно тому, как, например, были карманные кражи в послевоенную скудную пору очередей и безденежья. Теперь криминальная мысль сделала гигантский шаг, преступления стали крупнее, преступники по-прежнему вырастают, как стихи, неизвестно, из какого сора. Зато жертв себе они выбирают более осмотрительно, судя по публикациям, можно предположить даже, что уже создано некое стандартное «ноу-хау», потому что действуют эти люди как под копирку: втереться в доверие, убедить в своем бескорыстии и верности христианской морали, отсечь возможность свободного общения с близкими людьми, стать необходимыми в повседневных проблемах и потом уже снимать свою безжалостную жатву. Российское телевидение широко и охотно освещает эти сюжеты, правда, в таких извращенных акцентах, что это скорее может служить наглядным пособием для мошенников, нежели предостережением для беззащитных. Потому я взываю ко всем порядочным людям: насколько мы люди, настолько мы ответственны за все!

Оставаться людьми

На столе — горка непрочитанных писем. Адресованы не мне, сестре. Она не могла прочитать их: когда пришли эти письма, ее глаза уже почти не видели. Скольким людям за немалую свою творческую жизнь она отвечала на письма, сочувствовала, помогала! Скольким молча простила несправедливые обиды!

Теперь на письма ответить должна я: моей сестры Лины больше нет, а отвечать надо. Кто, если не я?

Писем всегда приходило много, в годы успеха, славы, триумфа — мешками, позже сотнями, десятками, в последнее время поток иссяк, редкий день одно-два. Их присылали домой, в театр, иногда нам, родным, с просьбой передать. Необходимо ответить. Нельзя прервать нить. Я обещала.

Держу в руках очередное письмо. Пришло из подмосковного города. Автора зовут Владимир Иванович. Остановлюсь именно на этом письме, потому что оно, с одной стороны, очень личное, а с другой, можно сказать, обобщающее. Человек душевно делится впечатлениями о том, как