Пустующий трон - Кен Лю

традиционным правилам приличия, и Дзоми подозревала, что Джиа вела распутный образ жизни не столько ради плотского удовольствия, сколько ради того, чтобы показать всем свою силу и власть.

Секретарь предусмотрительности собралась с духом, выпрямилась и подошла к императрице. Неторопливым шагом они прошли через сад к святилищу Ясного Кокона, одному из высочайших строений на территории дворца. Рядом на берегу озерца, питаемого ручьем, через который Дзоми только что перешла, стояла беседка.

Джиа то и дело останавливалась, чтобы рассмотреть какой-нибудь листик или понюхать цветок, делая пометки на восковой табличке, засунутой за пояс. Дзоми шла в нескольких шагах позади, распутывая клубок мыслей. Ей нужно было посоветоваться с императрицей по нескольким вопросам. Почти все заседание Тайного совета прошло за обсуждением требований Фиро, ни на что иное не осталось времени. Впрочем, это было даже к лучшему: Дзоми предпочитала решать свои дела с глазу на глаз, не отвлекаясь на бюрократические уловки и позерство.

Ну что ж, начнем с самого простого вопроса.

– В прошлом месяце с островов Руи и Дасу пришло тридцать пять плотов с беженцами. Это в два с лишним раза больше, чем в позапрошлом.

– Что они рассказывают об обстановке в неосвобожденных землях? – спросила императрица, остановившись у изгороди, поросшей лозой. Она достала садовые ножницы и принялась подстригать разросшиеся побеги.

Дзоми вздохнула. Джиа никогда не интересовалась самочувствием беженцев, только информацией, которой те могли поделиться. Хотя императрица всегда рассуждала о благополучии «народа Дара», судьбы отдельных жителей страны ее как будто не волновали. Ну не странно ли?

– Многие рассказывают, что там творятся сущие зверства. – Дзоми постаралась не выдавать эмоций. Сколько бы раз она ни перечитывала подобные доклады, они всегда становились для нее потрясением, опустошали и пугали ее. – За малейшие провинности истребляют целые деревни, а наибольшим гонениям подвергаются ученые. Людей сжигают огнем гаринафинов… – Голос Дзоми сорвался. В памяти всплыли последние минуты ее матери, Аки Кидосу, и это не позволило молодой женщине договорить.

Джиа промолчала.

Секретарь предусмотрительности дождалась, пока гнев, горечь и ненависть улягутся, как разбушевавшийся прилив, и сглотнула подступивший к горлу комок. После чего продолжила:

– Подробности изложены в моем докладе. Достоверных новостей о принце Тиму нет; беженцы прибыли из мелких деревень и ничего не знают о придворных делах.

Она заметила, как руки Джиа дрогнули, однако ее собеседница тут же успокоилась.

– Скажи, а дознаватели беседовали с новоприбывшими до того, как те встретились с ранее поселившимися здесь беженцами? – спросила Джиа.

– Я… – неожиданный вопрос смутил Дзоми, – точно не знаю. Насколько мне известно, в отдельных случаях наши служащие позволяют беженцам воссоединиться с родственниками, и лишь потом допрашивают их. А те, кто прибыли сюда раньше, нередко сами участвуют в спасательных операциях.

Императрица резко прекратила стричь изгородь, убрала ножницы и пошла прочь, недовольно шелестя рукавами. Дзоми ненадолго остолбенела, а затем поспешила следом.

Джиа довольно долго шла быстрым шагом, а потом остановилась, чтобы отдышаться.

– Дзоми, – произнесла она спокойным тоном, – ты секретарь предусмотрительности. Твоя работа – собирать информацию, вести внутреннюю и внешнюю разведку. Нам практически неоткуда получать сведения, кроме как от экипажей кораблей, которые возят дань, и от этих беженцев. Как ты можешь быть такой беспечной?

– Боюсь, что не понимаю суть ваших претензий.

– Каждый новый плот с беженцами – бесценный источник информации о льуку. Крайне важно, чтобы эта информация поступала к нам без инородных примесей. Если новые беженцы успеют пообщаться со старыми, то смогут понять, какие истории нужно рассказывать, чтобы разжалобить чиновников. Это приведет к преувеличению масштабов злодеяний льуку и повторению уже известных нам сведений.

– Представить не могу, что беженцы станут лгать… – Дзоми покраснела и невольно повысила голос.

– Я не обвиняю их в злонамеренной лжи. Но я читала сотни докладов, многие из которых удивительно похожи, вплоть до подробностей особо жестоких казней и слов, произнесенных командирами льуку. Желание добиться наивысшего сострадания заложено в человеческой природе, поэтому люди подстраивают свои рассказы под ожидания аудитории. Позволяя беженцам встречаться с теми, кто может их, так сказать, натаскать, ты непредумышленно предоставляешь им возможность подчеркнуть и приукрасить те факты, которые, по их мнению, мы хотим услышать, и опустить подробности, которых мы не знаем.

Хотя столь прагматичная позиция Джиа была Дзоми не по душе, императрица рассуждала вполне здраво.

– Приношу извинения за беспечность. Обещаю внести правки в протокол приема беженцев и впредь не допускать безнадзорных встреч между оседлыми переселенцами и новоприбывшими, находящимися под наблюдением.

– Дзоми, проницательности тебе не занимать, – сказала Джиа. – Чего тебе не хватает, так это… желания признавать замысловатость человеческого сердца. Ты хочешь, чтобы все в мире четко делилось на черное и белое, доброе и злое, лживое и правдивое. Но работа с людьми гораздо сложнее, чем работа с механизмами.

Дзоми была не согласна с этим утверждением, однако не видела смысла оспаривать замечание.

– Резкий рост репрессий может означать, что в Неосвобожденном Дара окончательно отошли от политики мирного сосуществования, но мы пока не знаем почему.

Императрица невнятно фыркнула, словно бы этот вопрос совершенно не интересовал ее. Взгляд Джиа был усталым; она едва подавила зевок. Дзоми слышала, что в последнее время Джиа не спалось по ночам и она порой дремала днем в саду в окружении молодых любовников. Придворные врачи осторожно намекали, что императрице следует ограничить плотские утехи, но Дзоми сомневалась, что причина плохого сна кроется именно в этом.

– Госпожа Раги сообщает, что в ходе весенней миссии Нода Ми вновь намекнул, что льуку покрывают пиратов, похищающих талантливых ученых у берегов Диму и Димуши, – продолжила Дзоми. – Я считаю, что нельзя больше ограничиваться лишь наблюдением и усилением охраны; пора переходить к активным действиям.

– Что у тебя на уме?

Женщины дошли до Подлунной беседки, где слуги уже расставили чайные приборы и разложили сладости. Джиа жестом пригласила гостью сесть напротив. Императрица сложила ноги в позе геюпа; секретарь предусмотрительности сделала то же самое.

Дзоми глубоко вдохнула. Следующий вопрос был гораздо сложнее.

– Лучшая защита – это нападение. Я хочу отправить корабли прочесать море к югу от полуострова Каро и зачистить его от пиратов. После того как мы урезали бюджет военного флота, пираты осмелели настолько, что уже бросают якорь у берегов Экофи.

– Ты обсуждала это с Таном? – спросила Джиа. – У него давно руки чешутся разделаться с пиратами.

– Да. Адмирал считает, что может выделить достаточно морских и воздушных кораблей.

– А кто будет руководить облавой?

– Он хотел бы возглавить экспедицию сам, а в качестве наблюдателя пригласить… императора.

Дзоми воспользовалась молчанием собеседницы, чтобы налить им обеим чаю. Опасаясь, что военачальники станут слишком независимыми,