Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

25 января я ездил на один день в Петербург повидать сестру.

27-го у великого князя был первый бал в этом сезоне, я дирижировал.

7 февраля я получил очень грустное известие от моего двоюродного племянника Грессера – его молодая жена, рожденная Чичерина, скоропостижно скончалась через несколько часов после родов. Его самого не было дома, он приехал спустя час, как ее не стало. Ужасно меня это известие потрясло. Получив эту весть, я тотчас, получив разрешение великого князя, выехал в Владимирскую губернию, где жили Грессеры в своем имении близ местечка Симы.

Застал бедного молодого вдовца в страшном горе, узнал от близких все подробности. Покойная чувствовала себя бодрой и совсем здоровой, мужа не было дома, он по делам был в Москве, но его ждали на другой день. В 12 часов ночи она почувствовала приближение родов и очень легко родила девочку, к утру была весела, чувствовала себя отлично, радовалась, что муж должен к вечеру приехать. При ней были земский врач, а из Москвы ждали гинеколога.

В 12 часов дня молодая вдруг изменилась в лице и упала в обморок, оказалось, что произошло какое-то осложнение, земский врач, должно быть, неумело что-то сделал, вызвав сильное кровотечение, от которого больная сделалась как бы ненормальной, рвалась, кричала и, не приходя в себя, скончалась. Муж ее в это самое время подъехал к дому, видя полное освещение, радостно вбежал в переднюю – вдруг в соседней комнате увидал жену на столе. Какой ужас!

9-го после панихиды положили тело в гроб, она лежала такая красивая, в белом венчальном платье, вся в цветах. Лицо как у живой и с прелестной улыбкой. Девочку назвали Ольгой, бедняжка голодала 4 дня, пока не приехала кормилица. Соседями у Грессеров были Голицыны, так называемые Симские, очень милые люди, они проявили столько доброты и участия к бедному моему племяннику, что даже княгиня Голицына, у которой перед тем у самой недавно родился ребенок, приехала предложить покормить бедную сиротку девочку. Это было так трогательно и столь необычно любезно, что молодой вдовец не мог удержать слез благодарности.

10-го февраля молодую покойницу отпевали и хоронили. От дома до церкви в Симе 3 версты, гроб везли на розвальнях, погода была теплая, почти таяло. Встречные крестьяне останавливали розвальни и просили служить литию, так что эти 3 версты ехали почти полтора часа. После отпевания гроб поставили в холодную церковь, чтобы опустить в землю на 9-й день, когда надеялись, что успеют соорудить склеп.

Удивительная роковая случайность произошла в связи со смертью молодой Грессер. Брат ее,[414] любитель скакового спорта, имел прекрасных лошадей, которые содержались и воспитывались в этом же имении. Покойная очень близко принимала к сердцу все касавшееся конюшен ее брата, интересуясь всеми лошадьми. Среди них была одна замечательная чистокровная кобыла Бель-дам, которая должна была разрешиться в это же время. Покойная Грессер очень ею интересовалась и как-то раз сказала, что она загадывает – если Бель-дам разрешится благополучно, то у нее роды пройдут хорошо, если родится кобыла, у нее будет дочь. Все согласились с удовольствием, т. к. роды у лошадей очень редко бывают неблагополучны. Действительно, за три дня до родов покойной у Бель-дам родилась вполне благополучно кобыла. Она была в восторге и все время говорила: «вот и у меня, значит, все будет благополучно и родится девочка».

Когда девочка действительно родилась, она была в восторге, что ее загадка так верно оправдалась. В самый день похорон Бель-дам заболела, Чичерин очень встревожился, когда же мы вернулись из Симы после отпевания, Бель-дам уже не было в живых, она пала.

Это произвело на всех какое-то особенное впечатление. После похорон я вернулся в Москву 15 февраля. Вечера и балы были в полном разгаре, но все это веселье совсем не соответствовало моему настроению. Я переживал в это время большую личную душевную драму,[415] и мне были очень тяжелы все эти выезды, к счастью, у меня было много работы по переписи, которая хотя и была произведена, но наступила работа по поверке и подсчету, я был очень занят. Опека над Михалковыми, пока еще не официальная, тоже отнимала у меня порядочно времени, я начинал знакомиться с делами.

На масляной неделе в пятницу мне пришлось быть в храме Спасителя. По просьбе матери одного освобожденного из тюрьмы студента. Дело было в следующем: во время декабрьских студенческих беспорядков[416] было арестовано довольно много студентов. Мать одного из них пришла ко мне просить за сына. Я обещал ей навести справки и известить ее. В окружном отделении мне удалось узнать некоторые подробности, что было возможно – я сообщил матери, утешая ее, что за ее сыном особенно серьезного ничего нет. Затем я побывал и у Трепова, заинтересовав его этим делом. Мать завела со мной переписку, писала весьма экзальтированные письма, говорила, что только мои письма и строки ее утешают, помогают ей жить и т. д. В конце концов он просидел месяц, его освободили и даже вернули в университет.

Тогда мать написала мне, что просит очень исполнить ее заветное желание, чтобы я познакомился с ее сыном и непременно в храме Спасителя и благословил бы его перед иконой Спасителя. Конечно, я не мог отказать ей в этом и поехал в условленное время в храм Спасителя. Я ожидал встретить мальчика, каково же было мое удивление, когда я увидел перед собой молодого человека вдвое выше меня ростом, с густой окладистой бородой. Я был очень смущен, особенно когда он встал на колени, чтобы я его благословил. Только восторг, написанный на лице матери, меня немного примирил с этой необычной для меня ролью. Сынок оказался очень симпатичным, он немного был шокирован экзальтацией матери, стараясь ее сдерживать.

Вечером в пятницу я был на бенефисе кордебалета, приехал к третьему действию. В антракте пошел на сцену приветствовать бенефицианток. Было очень оживленно, выпил шампанского, чокался со всеми, все ко мне были очень милы. А. А. Бахрушин поднес кордебалету огромную корзину цветов, и на всех ветках и цветах висели золотые маленькие именные брелоки всему кордебалету. Очень мне эта идея понравилась.

23-го, в последний день масляной, в Нескучном был бал. К этому балу приехали великий князь Владимир Александрович с великой княгиней Марией Павловной. Бал был красивый, была масса цветов, лент, дамы получили по очень красивому порткарт, кавалеры по портсигару с надписью «Нескучное, 23-го февраля 1897 г.» Я дирижировал, по-видимому, хорошо, т. к. было очень оживленно. Окончился бал в первом часу ночи. Я вернулся в гененерал-губернаторский дом к себе верхом в одном сюртуке, было очень приятно освежиться после целого дня танцев и проехаться верхом, погода была чудная при 5º мороза. На другой день наступил пост, вечера и балы прекратились, можно было сосредоточиться, я был рад тишине, принялся говеть, причащался в субботу 1-го марта.