Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Спектакль прошел с большим подъемом, мы никто не ожидали, что будет так красиво и в то же время так просто.

К 12-ти часам все было кончено, и все, довольные успехом, разошлись по своим каморкам.

14-го июня вечером после обеда пели песенки Конвоя государя. Я в первый раз слышал казачьи кавказские песни и первый раз видел, как танцуют лезгинку. Когда я был на Кавказе в Пятигорске, то при мне пели казачьи песенники, но я ни разу не ходил их слушать. Это совсем особенные песни, а лезгинка – я читал, как ее танцуют, и мне рассказывали, но я все же себе ее не так представлял. Это было что-то захватывающее, когда лезгин с двумя кинжалами, выделывая ими всевозможные трюки, проходят весь круг под аккомпанемент зурны, а все другие казаки, окружая все место, били под такт в ладоши. Я поражался их легкостью.

16-го уехали преображенцы, мне очень было жаль с ними расставаться.

18-го числа после дневного чая пошли на теннис, и государь пошел с ними. Придя на теннис, его величество предложил составить партию и пригласил меня играть с ним против Гадона с великой герцогиней.

Я вообще не считался игроком, а в этот день я особенно был не в ударе и почти не мог отдать ни одного шара, кончилось тем, что, благодаря мне, государь проиграл партию, мы выиграли всего одну игру из 7-ми. Очень мне было это неприятно.

21-го июня назначен был высочайший отъезд из Ильинского, а 22-го должны были уехать Гессенские.

Накануне отъезда государя после обычного обеда, я, воспользовавшись тем, что государь ушел к себе, великий князь тоже, отправился бродить по саду, мне хотелось побыть одному, очень уж я устал за все время. Побродив с полчаса, я вернулся – оказалось, меня везде искали, т. к. государь потребовал меня к себе. Я сейчас же пошел к государю, который меня очень милостиво принял и передал мне свою фотографию, на которой он был снят вместе с императрицей и маленькой Ольгой Николаевной. Отдавая мне ее, государь сказал, что дает мне ее на память о коронации, а главное – о чудных днях, проведенных им в Ильинском, где он душевно и физически отдохнул, при этом прибавил: «Великая княжна Ольга еще не умеет писать, я расписался на фотографии за нее». Я так был растроган таким вниманием, что вышел от государя совсем взволнованный.

В день отъезда их величеств был последний завтрак. У нас у всех в лице свиты великого князя у приборов оказались красивые меню завтрака, собственноручно раскрашенные великой герцогиней Гессенской, которая левой рукой написала и текст. На меню красовались собственноручные подписи государя, императрицы и всех особ царской семьи, живших в Ильинском. Очень это было трогательно. Эту дорогую память мне удалось сохранить до сих пор. Около 5 часов их величества выехали, великий князь с Гадоном поехали провожать их до Москвы, остальные лица, и я в том числе, в парадной форме провожали у подъезда дворца Ильинского. Императрица была очень мила и предупредительна, прощаясь с нами. Видно было, что их величества с грустью покидали Ильинское, на глазах императрицы стояли слезы, когда она обходила всех нас и прощалась с нами.

На другой день уехали Гессенские и все гости, стало совсем пусто. Я получил недельный отпуск и уехал в деревню в Курскую губернию к Евреиновым.

К 1-му июля я был обратно в Ильинском, где после оживления, которое было в июне, было тихо, спокойно. Я вернулся в свои комнаты в доме «Пойми меня». Гадон уехал в отпуск, я остался один из адъютантов. В середине июля их высочества уехали заграницу, в сопровождении Гадона, вернувшегося из отпуска. За несколько дней до этого в Ильинское приехала моя сестра и вступила в свою должность воспитательницы маленькой Марии Павловны, перед тем за неделю состоялось ее официальное назначение «состоящей при великой княгине».

Сестру мою поместили в том же домике, где жил и я, в «Пойми меня», только внизу.

Я был очень рад ее приезду. Когда их высочества уехали заграницу, всецело поручили детей моей сестре, я остался в Ильинском, кроме меня жил еще Философов, управлявший тогда двором великого князя Павла Александровича. Очень приятно и симпатично прожили мы с сестрой целый месяц в Ильинском. Сестра моя вполне освоилась со своим новым положением. Дети были очень милы к ней, было легко с ними.

В десятых числах августа дети должны были переехать в Царское Село в большой Царскосельский дворец, и сестра с ними. Я уехал из Ильинского 4-го августа, мне хотелось 6-го быть на празднике в Преображенском полку.

По приезде в Петербург я остановился во дворце Сергея Александровича в адъютантской квартире, уложил вещи для лагеря и послал их со своим человеком в Красное Село, а сам поехал на кладбище на дорогие мне могилы, оттуда проехал к Йордан – сестре Гадона. Сергея Гадона не было, он оказался в лагере в полку. Я его там и встретил, к моей большой радости. В лагере все мои товарищи меня трогательно встретили, я остановился у моего друга Гольтгоера в бараке. Вскоре началась всенощная впереди лагеря на открытом воздухе в присутствии всего полка, построенного покоем. После всенощной был обед в полковом собрании. На обеде из высочайших особ были принцесса Евгения Максимиллиановна и великая княгиня Елизавета Маврикиевна. На другой день был парад, прошел он отлично, погода была чудная, затем завтрак у государя в палатке в Красном селе. Днем сидел я со своими друзьями в бараке, играли в безик, вечером был ужин в собрании, по окончании которого пел цыганский хор, все окончилось при полночном свете, я вернулся к себе в барак в 5 часов утра. Было очень приятно и весело, только разговоры о Ходынке немного отравляли удовольствие, хотя разговоры все эти были скорее в благоприятном смысле.

7-го я вернулся из Красного Села в Петербург к вечеру, т. к. завтракал еще в полку. Обедал я в этот день у моего друга Зейме и пробыл у него вечер.

9-го поехал на Сергиевскую дачу к Лейхтенбергским, в поезде встретил доктора Рощинина, лечившего мою мать. Он был в страшном горе, потеряв на днях свою любимую дочь. Очень мне было его жаль. На Сергиевке я прямо прошел к Сандро – сыну Георгия Максимилиановича, застав его больным, в постели, жаль было очень мальчика. От него я поехал во дворец к Георгию Максимилиановичу, обедал у него, кроме их величеств и меня обедали заведовавший их двором князь Дондуков-Извединов, генерал Зубов и фрейлина Петерсон. Главный разговор вертелся вокруг моей сестры. Конечно, не обошлось без разговора и о несчастной Ходынке. А. К. Петерсон любезно предложила мне свою карету, чтобы ехать на вокзал, т. к. лил проливной дождь.

В Петербурге я был в десятом часу и успел еще навестить моего beau père’a,[408] С. С. Гадона и побывать у Шебашевых.