Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

– Если успею, – невесело ответил Майор. – А это что? – указал он на длинные светящиеся пологи шатров.

– Палатки маркитантов. Идёмте, перекусим.

Вдруг в одном из шатров грянули песенники звонкими голосами.

– Ох, как поют! – удивился майор.

– Моряки, – объяснил Павел. – У них только такие песни, удалые.

– Ну, слава Богу! – выдохнул майор. – Коль моряки не горюют, стало быть, Севастополь стоит крепко.

Солдаты составляли ружья в козлы, скидывали ранцы. Кашевары разводили костры. Задымили носогрейки. Кто-то ложился спать, укутавшись в шинель и положив под голову ранец, иные высыпали на вал и с любопытством глядели, как по ночному небу летали звёздочки, падали на землю и взрывались. Взмывали в небо, замедляли полет, чуть ли не останавливались, как бы размышляя, куда упасть, а затем, наметив цель, летит стремительно вниз. Вспышка!

Павел откинул полог шатра. Множество флотских и пехотных офицеров пили и угощались нехитрой закуской. Пахло вином, рыбой и колбасой.

– Господа! – обратился Павел. – Принимайте Тобольский полк.

– Рады видеть! Проходите, угощайтесь! – тут же позвали майора и его товарищей. – Заждались вас!

Дед Михо на этот раз, в том же углу жарил какую-то мелкую рыбёшку на широкой сковородке. Рядом на блюде у него уже возвышалась целая горка.

– Здравствуй, дед Михо! Как это ты быстрее меня добрался?

– Так, Павел Аркадьевич, я же из этих краёв, – хитро усмехнулся старик, потянулся за трубкой. – Я так у вас и не спросил: чего в госпитале были? Ранило или болезнь какая?

– Задело осколком. Да, ничего, подлатали.

– Говорят, в госпиталях нынче тиф завёлся.

– Бог миловал.

– Присаживайтесь. Попробуйте султанку. Только сегодня рыбаки принесли.

– Где же они рыбачат? – удивился Павел. – Кругом же вражеские корабли.

– Есть смельчаки. Ночью сети закидывают.

– А где же Мария? – дрогнувшим голосом спросил Павел.

– В Бахчисарае её оставил у родственников. Вернётся дня через два. – Старик глубоко затянулся, выпустил облако сизого дыма. – Еле уговорил. Здесь опасно становится. Вчера две ракеты прилетело. Соседний шатёр Мансура сгорел. Двоих его приказчиков убило. Шинкарю одному руку оторвало.

Павлу сделалось тоскливо. Ну, вот, а он хотел увидеть Марию, вручить ей шаль. Посмотреть, как расцветут пунцовые розы на её щеках….

– Послушай, дед Михо, – неуверенно сказал Павел. – А можно, я ей подарок оставлю?

– Подарок? Кому? Марии? – Седые брови удивлённо взлетели вверх. – Зачем?

– Не знаю. Просто, очень хочется сделать ей подарок. Вот. – Он достал из-за пазухи платок.

– Ох, руки у меня в рыбе, – не решился старик взять платок. – Шёлковый! Дорогой, небось? Так, то ж…, – дед Михо недовольно покачал головой.

– Это – не важно.

– Павел Аркадьевич. – Старик принялся переворачивать рыбу на сковородке широким ножом. – Мы же из простолюдин. Зачем вам Мария?

– Да, у меня в мыслях ничего дурного нет. Я – от души…., – оправдывался Павел, покраснев.

– Я верю, что от души. Разобьёте бедной девочки сердце, а дальше что?

Павлу стало стыдно и тоскливо.

– Прости, дед Михо. – Он поднялся.

– Положите платок, вон туда, на полку. Я передам ей, – сдался дед Михо и тяжело вздохнул.

– Спасибо! – повеселел Павел.

Всю ночь до утра, под песни матросов вели разговоры, вспоминая дело при Альме, страшную бомбардировку пятого октября, особенно бурно обсуждали Балаклавскую битву и вздыхали, вспоминая побоище под Инкерманом. Пили за упокой товарищей погибших и за здравие раненых.

С рассветом Тобольский полк выстроился у пристани. Пароходы подходили к берегу, смешивая чёрный дым из труб с белёсым туманом. Первый батальон начал погрузку. Второй ещё подтягивался, обходя кучи угля, бунты с мешками сухарей, землянки, пирамиды ядер. Возле длинного барака стоял заспанный часовой.

– Что сторожишь, дядя? – весело крикнул ему молодой солдат.

– А, вон, загляни, – ответил часовой, указывая на распахнутые двери барака.

Солдат и вправду заглянул, но тут же отпрыгнул, словно от удара. Во тьме белели полуобнажённые тела, уложенные штабелями. Торчали посиневшие руки, ноги, почерневшие лица. Солдаты со страхом срывали каски и крестились.

Туман потихоньку расходился под яркими солнечными лучами. Обнажался город, проявлялись возвышенности, где стоят вражеские батареи.

– Вон, вишь ты, братцы, откуда вчера из маркелы бонбы пущал, – указывал старый фельдфебель.

– Нончен что-то не пущает, – соглашался другой унтер-офицер. – Должно быть жарко нашим было.

– Это он нас караулит. Погоди, вот, на пароход станем, он и почнёт жарить.

– Толкуй! Небось оттуда не долетит, – с сомнением сказал фельдфебель.

– Ядро, пожалуй, не долетит, ну, а как бонба?

– Ну, нешто бонба! – согласился другой фельдфебель.

Пароход с частью полка отчалил, направляясь к другому берегу. Вода под колёсами бурлила. Пароход важно, плавно поплыл, рассекая волну. Бухта постепенно оживала. Засновали катерки, ялики, лодочки, гички.

– Берегись! – кричали рулевые, при этом лихо посвистывая. – Отвали под ветер!

Второй пароход «Грозный» подгрёб к причалу.

– В ружье! – скомандовал майор своему батальону.

Солдаты крестились и поднимались по сходням. Кто, как мог, размещались на палубе. Павел взошёл вслед за офицерами. На бастионах в это время, привычно для утреннего часа, заговорили пушки.

– Ну вот, братцы, начинается, – вздохнул кто-то.

В полете бахнула вражеская бомба, оставляя рваное облако дыма. Шальные осколки плюхнулись в воду возле борта.

– С нами поздоровались, – невесело усмехнулся солдат. – Эх, ма! Кури, пока живой!

Вскоре пароход пристал к южному берегу. Солдаты, прежде чем сойти, крестились и шептали краткую молитву.

– Живее! – подгоняли их офицеры. – Успеете помолиться.

Колонна двинулась вверх по Екатерининской улице. Красивые дома с изящной лепниной стояли с высаженными окнами, побитыми стенами, с застрявшими ядрами в фасадах. В некоторых домах ракетами пробиты крыши и жилые этажи до самого подвала. В оконных проёмах виднелись остатки мебели, поблескивали зеркала. Даже где-то стоял разбитый рояль и треснувшая напольная ваза. Казалось, дома покинутые, осиротевшие. Но вдруг на балконе верхнего этажа появилась старушка в белом чепчике, а во дворе дымила летняя кухня, распространяя дух кипячёного молока. Любопытная детвора высунулась из-за угла. Выбежала лохматая дворняга и, задрав голову, сипло залаяла.

– Стой! – скомандовал майор. – Занимай квартиры!

– Павел! Кречен, а я вас обыскался!

Павел обернулся и увидел перед собой Юрия Бейского, товарища по детским играм. Невысокий, тщедушный, с бледным лицом. Павел помнил его болезненным изнеженным ребёнком. Когда они вместе гуляли в Летнем саду, ещё детьми, няньки просили не обижать Юрочку. Военная форма офицера от артиллерии смотрелась на нем нелепо. В приталенном сюртуке он казался хрупким, словно хрустальная рюмка. Эполеты огромные на узких плечах. Воротник утягивал тонкую шею, как у воробушка. Юрий был сыном высокого чиновника. Отец его служил в комитете по градостроительству. Павел помнил, как Юрий поступил в кадетский корпус, но вскоре был отчислен по здоровью, так, как не выдержал сурового режима. Отец настаивал на гражданской службе. Юрий весьма преуспевал в