Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

что такое зима, и верят в неиссякаемость радостей жизни. Еще встречаются пчелы, утомленный полет их тяжел, низкое гудение слышно издалека, но все реже и реже. Небо – чистое, солнечное, но холодное. Ночью подмораживает.

Грустна пора исчезновений – пора расставания с теплом, с солнцем, с летом. По утрам туман все гуще, лед на лужах все толще, глядишь, как падают с небес на землю звезды, и представляешь, что скоро посыплются и звездочки-снежинки, и ветки тальника опушит иней.

В один из таких дней поздней осени Иван ехал в Междуреченск, чтобы сняться с военного учета. Оставалось несколько дней до конца практики. Мысли его были далеко, в родном городе. Колеса стучали на стыках, словно выбивали слова: до-мой, до-мой, до-мой. Все, что молодые люди увидели здесь, чему научились – скоро останется в воспоминаниях, войдет в историю их судеб. Они узнали жизнь с другой стороны. С Иваном ночевал в одном купе механик. Именно ночевал, появлялся только на ночь, а с раннего утра исчезал. И даже в выходной день где-то пропадал.

– Такие места, как у нас, есть вокруг многих больших городов, – любил повторять механик, – я называю их «планетами сто один». Живут там люди, которым запрещено селиться ближе ста километров к городу, – и добавлял: – в нашей стране все люди делятся на три группы: первая сидит в тюрьмах и лагерях, вторая готовится к посадке, а третья вышла на время передохнуть.

Иван не соглашался с механиком, хотя и не возражал. У бывших зеков много обид, и в этих словах сквозила обида.

Иван не причислял себя ни к одной из таких групп. Механик улыбался:

– А это не тебе решать. Господь Бог определяет и назначает. У тебя еще вся жизнь впереди…

Иван не хотел думать об этом, но мысли не давали покоя. Трудно было согласиться с соседом. Да, вся жизнь впереди. А разве у механика было иначе? Разве у этого сорокалетнего, прежде здорового мужика не было своих радостей и желания жить по-людски? Разве он еще во младенчестве стал готовить себя к преступлениям?.

В военкомате было много парней, оканчивалась призывная пора. Кое-как Иван пробился к своему окошечку, подал документы. Ждал долго. Вдруг услышал:

– Карнаухов!

Стал озираться на крик, и тут кто-то крикнул еще громче:

– Иван Карнаухов!

Иван крикнул в ответ:

– Я здесь!

Перед ним расступились, и он оказался перед пожилым майором.

– Сколько можно кричать? – незлобиво, устало сказал майор, – зайди.

Иван зашел в комнату, ему показали графу в толстом журнале, где расписаться, и отдали военный билет.

– Я свободен? – спросил он.

– Свободен, – махнул рукой майор.

Снова пробился через толпу призывников в коридоре и вышел на крыльцо, постоял, с удовольствием вдыхая осеннюю прохладу. Посмотрел на часы, прикидывая, сколько времени до поезда, и хватит ли его, чтоб заскочить в магазин и купить заказанные гостинцы. Спрятав документы во внутренний карман, отправился в путь.

– Иван! – вдруг услышал он. Повернувшись, с удивлением посмотрел на незнакомого паренька, который его окликнул.

Стриженный, совсем мальчишка: лопоухий, маленький, худой, круглолицый, нос и щеки густо усеяны веснушками. Ясные, слегка прищуренные глаза, не голубые, не серые, скорее светло-зеленые, кошачьи.

– Не узнаешь меня?

Иван пытался припомнить – что-то давнее знакомое…

– Да Комаров я!

И снова до Ивана не дошло. Может, из городских, иркутских?

Незнакомец вдруг ткнул чуть ли не в нос Ивану указательный палец:

– Я же твой кровный брат! Забыл?

И здесь Ивана пробило.

– Господи, Петька! Откуда ты? – Они обнялись. Не верилось, что это тот самый Петька Комаров, которого он спас много лет назад. Паренек ничем не напоминал забитого, болезненного ребенка, которого родители чуть не отправили на тот свет.

– Что делаешь здесь?

– Забирают. Долг Родине…

– Живешь в Междуреченске?

– Да, работаю слесарем на шахте. А ты?

– Живу-то я в Иркутске, а сейчас на производственной практике. Снимался здесь с учета.

Разговор старых друзей явно не клеился.

– Петя, а разве тебе можно в армию? – Иван пальцем показал на голову.

– «Можно», «нельзя» – разве нас спрашивают? А главное – я сам хочу в армию.

Недалеко от военкомата, в сквере, выбрали пустую лавку. Поначалу даже не знали, о чем говорить. И только когда вспомнили родную деревню, заговорили взахлеб, перебивая друг друга, стараясь рассказать как можно больше и подробнее.

– Иван, ты давно из деревни?

– Уже шестой год. Уехал я перед смертью мамы.

– Тетя Аня умерла?

– Умерла, Петя… Сам-то как оказался здесь?

– Когда бабушка умерла, попал в детдом. После детдома – профтехучилище, получил корочки слесаря и уехал, куда подальше. Ты знаешь, Иван, я так мечтал о нашей встрече. Поначалу у бабки мне плохо было. Ложусь вечером, закрываю глаза, и вижу наш дом, сеновал, где мы ночевали с тобой. Свежее сено, запах обалденный, старая шуба, которой мы укрывались, а ты все старался на себя ее перетащить… Помнишь лавочку у дома? А Гошку Погодаева помнишь? Интересно, он так же на гармошке наяривает?

– Я тоже многое помню, Петя. Все время мать вспоминаю, и почему-то по воскресеньям. Она в воскресенье с утра всегда была дома. Просыпаюсь и слышу, как она что-то стряпает на кухне, пахнет чем-то вкусным. Радостно на душе. Закрываю глаза и почти засыпаю, а на стенке за печкой пробегают блики света. Створки окна открыли. На печке жарко, тихо. Слышу, как в сенях скулит Жучка, ждет, когда я вынесу ей что-нибудь поесть. Встаю, выхожу во двор, а там – солнце!

– А помнишь, как мы с тобой по вечерам залезали на крышу? Смотрели на звезды, высматривали луну и рассуждали: какой мир огромный, сколько в нем людей, и все видят эту же луну. Мне всегда казалось, что, когда я смотрю на Луну, то мой взгляд как бы пересекается со взглядами других людей, из разных уголков мира. И они все не чужие для меня становятся…

– У тебя на какое число повестка?

– Через три дня.

– А живешь с кем? Не женат?

– Какой женат… В общаге. В детдоме дружил с одной девчонкой.

Иван чувствовал – нельзя им расставаться сейчас, ведь столько раз вспоминал зимнюю реку, где видел друга последний раз…

– Петя, меня на разъезде ждет девушка. Мы давно уже вместе, надеюсь, к Новому году поженимся. Поехали со мной, погостишь у нас пару дней, а потом дуй в свою армию…

– Да я не против. Только бы перекусить где-нибудь.

– Десять лет!.. А ты все такой же голодный?

– Извини, друг, ничего не могу с собой поделать.

– Пошли, может на вокзале что найдем.

Забежав в промтоварный за покупками и простояв в очереди за билетами, они с трудом успели на поезд, поэтому перекусить друзьям так и не пришлось. Немного отдышавшись, пошли в вагон-ресторан. Заказали себе «царский» ужин и бутылку вина. Ели обстоятельно, не торопясь. Чуть выпив, Петя снова возвращался к удивительному совпадению:

– Слышу, кричат – Карнаухов! В голове как молния – неужели ты? Смотрю – похож,