Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Крохотульки» разочарованно молчали, не ожидали такой встречи.
– Так есть восемнадцать-то? – взглянув на девчонок, уточнила кадровичка.
– Есть! – за всех ответил Иван.
– А у них языка нету?
– Есть! Есть! – вразнобой засмеялись девчонки.
– Вот и хорошо. А то у нас были в прошлом сезоне две малолетки, мы с ними намыкались. Ой, намыкались.
– Из нашего техникума? – спросил Иван.
– Из Красноярска. Да ладно, потом расскажу. Начнем с жилья. Вы трое, – посмотрела она на девчат, – будете в купе, вагоны старенькие, но чистые. Это у нас женское общежитие, не семейное, хотя гостей хватает.
– Каких гостей? – спросила Настя.
– Каких? – Кадровичка поверх очков посмотрела на девчонок, – мужики у нас гостями зовутся, но сейчас это редкость, – успокоила она. – А ты, Иван, в мужское общежитие, в плацкартный вагон. Не купе, но полка, матрас обеспечены. Да все образуется, привыкнете, – стала успокаивать женщина, заметив недоумение в глазах «крохотулек».
Иван на прошлогодней практике уже жил в вагонах и знал всю подноготную. Дослушав инспектора, сказал, как ему казалось, по-мужски весомо:
– Анна Петровна, я уже второй раз на практике и очень прошу – поселите нас в семейное общежитие.
– Почему?
– Там все-таки поспокойнее, нет вечерних «концертов» после получки.
– Да я не против, но у нас ведь семейных пар нет, то есть тех, что в законном браке. Временные, сегодня – живут, завтра – сами понимаете… Подобрали вагон, где пожилые женщины. Мужчины в этот вагон и не заглядывают. Но если пожалуют в гости к вам, защитницы найдутся, – улыбнулась она. И подумав, добавила: – подбирали жилье для вас – сломали головы. Коллектив-то у нас: много из мест заключения, у некоторых запрет на проживание в крупных городах. Деточки, плохого мы вам не пожелаем.
Доводы Анны Петровны показались убедительными.
Коллектив «конторы», человек двести, подобрался в основном женский. Мужчины все были похожи друг на друга, несмотря на разный возраст – землистые, небритые физиономии, синие мешки под глазами; как показалось Ивану, ни одного приятного лица, теплого человеческого взгляда. К работе они относились, мягко говоря, без энтузиазма, к званию ударника не стремились. Свою главную задачу они видели в том, чтобы добросовестно обслужить женскую часть населения. Иногда за это и биты бывали. В общем, ПМС была сугубо женским миром. Были эти женщины физически сильные, выносливые и беспредельно терпеливые. Иван вначале удивлялся: как можно в одном месте собрать столько женщин с такими качествами? Все оказалось просто: на работу в городе их не брали, общежития не давали, да и других препятствий хватало. А здесь им были рады. Направляли их сюда «органы». Ни тюрьма, ни лагерь. Но все-таки работа и крыша над головой.
Свобода, ограниченная инструкциями: больше «нельзя», чем «можно». Кто-то смирился, кто-то затаил ненависть. Нет, ни к кому-то конкретно – ненавидели всё и всех: власть, соседок, прошлую неудачную жизнь, судей, которые засудили, как им казалось, несправедливо, мужчин, бросивших их, забывших про своих детей.
Эта ненависть не давала по-человечески жить, была как раковая опухоль, пожиравшая в женщинах лучшие их природные чувства, причиняла им мучительную боль. Хотелось хоть временно избавиться от нее. Она вырывалась наружу потоками изощренного мата, бешеными криками, выяснениями «отношений». Часто, без особой причины, женщины внезапно бросались друг на друга, выдирали волосы, царапали лица, выбивали зубы. У женщин подобная ярость была откровенной и частой, в отличие от мужчин, пытавшихся ее заглушить и как-то сгладить.
Железная дорога проходила в долине реки Томь. Напротив разъезда река мелкая, по пояс, дно галечное, течение быстрое. Надо обладать навыками, чтобы перейти на другой берег, хотя ширина реки невелика. Площадки вдоль реки хватало только для железнодорожного полотна и узкой тропинки, по которой можно пройти гуськом друг за другом. То на одном берегу, то на другом речным потоком намыло галечные пляжи. Горы, тайга, а если удастся подняться повыше, то вдали, в ясную погоду, можно увидеть снежные вершины – гольцы. Воздух пьяняще чистый, целебный, настоянный на хвое и таежном разнотравье. Но это в стороне от дороги, рядом – неистребимый запах креозота.
Подальше от реки – открытые поляны, чащи пихтарников, заросли можжевельника. А черемша, знакомая Ивану по родным иркутским местам, встречается всюду. Она спасает от цинги – другой-то съедобной зелени нет. Почти весь участок дороги, отведенный «конторе», пролегает через необитаемую тайгу. Один за другим встречаются на пути водоразделы, отроги и хребты, покрытые темной зеленью непроходимых чащоб. А рельсы всё бегут вперед и вперед…
Иван, выросший в таежном краю, дивился красоте этих мест. Дивился и тому, сколько рядом раздраженных злых людей, готовых при одном неосторожном слове изувечить, прибить.
Иван, девчонки постепенно втянулись в распорядок, день за днем… Каждое утро – одно и то же. Ранний подъем, быстрый завтрак из того, что бог послал, или что успели с вечера приготовить. Поездка на платформе, прицепленной к тепловозу. Весь день на солнцепеке; едкий запах креозота, которым пропитывают шпалы, и еще чего-то, специфического, что бывает только на железной дороге… Обратный путь на платформе, жилье-вагон, консервы на ужин… Тяжелый сон, и снова утро. Жизнь – колесо, крутится, крутится… Желание одно – никогда больше сюда не возвращаться.
Наташа, Настя и Маша жили уединенно, никто на них не покушался и не приставал. Если соседки были трезвыми, любые просьбы девчонок выполнялись безотказно. Ну, а если уж набрались, а это случалось каждую неделю в выходной, студентки затихали как мышки, старались никому не попадаться на глаза.
В один из таких дней заявились «гости». Не свои, пришлые. «Свои» мужички были все распределены, и шаг вправо или влево сурово карался. На разъезд прибыл состав восстановительного поезда. Кто его отправил в это Богом забытое место, и зачем? Нашлась «добрая душа» – подсказала мужичкам, где устроились юные студентки.
Иван влетел в купе, когда там уже стоял визг, мужики хрипло матерились, хватали девчонок, пытались снять с них сарафаны.
Какой-то верзила, вцепившись одной рукой в Настин подол, свободной махнул Ивана по лицу, но удар пришелся вскользь. Иван ухватил руку обидчика и резко придавил ее дверью купе.
Верзила взвыл, отпустил «добычу» и махнул еще раз. Иван сумел увернуться. Девчонки кричали, отбивались, чем ни попадя. Иван размахивал тяжелой разделочной доской, прикрывая девчонок. Из соседних купе выскакивали женщины, вооруженные кухонной утварью. Поняв провал затеи, «гости» вывалились на улицу. Уже на выходе «старшой», видимо, по привычке, походя, ткнул кулаком в живот бабу-Тоню. От неожиданного тычка женщина чуть не упала, – ящик для мусора сзади удержал ее, она прочно уселась. «Старшой» рассмеялся и с удовольствием хлопнул
