Ткань Ишанкара - Тори Бергер

С Ранией все было не так. Тайра чувствовала ее внутреннее напряжение, которое ничего общего с глупой девчоночьей ссорой не имело. Рания злилась и обижалась одновременно, но Тайра не могла понять, на что именно, и временами ей начинало казаться, что Ранию злит одно только ее, Тайрино, существование. Было непонятно, куда пропала та атмосфера дружбы и доверия, почему прекратились их посиделки по вечерам за чашечкой сваренного Фархой кофе, отчего Рания прятала взгляд, а если и поднимала глаза, то Тайра всегда читала в них вызов, который не хотела принимать. Сэр ’т Хоофт объяснить поведение Рании не мог, а комментировать, строя нелепые догадки, отказывался. Тайра понимала, что он был недоволен, но в их отношения не лез, считая, что маг сам должен разбираться со своими Стражами. Гюнтер же просто зверел, когда Рания хоть на йоту отклонялась от принятых норм поведения, но никакие его наказания не помогали. Тайра строго-настрого запретила вмешиваться и ему, и Гюнтер твердо уверовал, что проблема коренится в их личных взаимоотношениях, возможно даже это он подкинул Айзекс идею о том, что девчонки не поделили парня. Это было сущей небылицей, но переубеждать Гюнтера было бесполезно, потому что, как сказал сэр ’т Хоофт, если Гюнтер вбивал себе что-то в голову, то это было практически навсегда, и требовались неопровержимые доказательства, чтобы он смог допустить возможность иного толкования событий. Тайре его переубеждать не хотелось еще и потому, что ей такая его позиция была выгодна: Гюнтер наконец-то отстал от Рании, и тренировки проходили практически в спокойной обстановке.

Тайре казалось, что Ранию раздирают внутренние противоречия. Знай она ее чуть хуже, могла бы подумать, что Рания боится, прекрасно осознавая, что Стражи ишанкарской Некромантессы практически обречены, и неизвестно, удастся ли им пережить первую серьезную встречу с Лигой или какими-нибудь еще охочими до ее головы наемниками. Нет, Рания не боялась. Она гордилась тем, что Гюнтер выбрал ее Стражем. Она, возможно, впервые за всю жизнь почувствовала себя нужной и собиралась с достоинством выполнять выпавший на ее долю нелегкий Долг. Она дралась, как легендарные валькирии, и Гюнтер говорил, что Рания ничуть не уступает лигийским Сестрам. О Фархе он таких слов не говорил никогда, хотя признавал, что она была не хуже Рании, но у Фархи не было того внутреннего огня, который превращал Ранию из обычного воина в фурию, и теперь этот внутренний огонь не давал ей спокойно жить. Тайра видела, что Рания и хочет, и не хочет быть с ней рядом, но причина, по которой с Ранией произошли столь странные перемены, так и оставалась для нее тайной.

Это озадачивало больше всего. Тайра была уверена, что если бы наверняка знала, в чем дело, то смогла бы принять верное решение. Действуя вслепую, опираясь только на свои догадки, а иногда и на свое раздражение, сдерживать которое с каждым разом становилось все труднее и труднее, Тайра боялась ошибиться и испортить Рании будущее. Конечно, никто не упрекнул бы Ранию в том, что она не хочет отдавать свою жизнь за человека, которого большинство своих же считали обреченным на смерть, но сама Стражница с ее представлениями о чести, отказавшись от Долга, считала бы себя малодушной, и неизвестно, во что это вылилось бы потом. Иногда Тайре казалось, что Рания намеренно вызывает ее на конфликт, хочет вывести из себя, чтобы добыть полноценный и законный повод снести своему магу голову, но после сегодняшнего разговора Тайра уверилась в том, что о такой возможности Рания пока не знала, и в этом свете ее поведение было еще более странным.

Тайра перевернулась на другой бок, покрепче обняла подушку и постаралась заснуть. Утро воскресенья все-таки должно было начаться хорошо.

Сэр Котца сидел на скамейке и, блаженно щурясь под осенним солнышком, слушал птиц, Йен восседал рядом, внимательно перелистывая и откладывая в сторону какие-то книги, и аккуратным летящим почерком делая пометки в своем ежедневнике. Мага совсем не напрягало молчаливое присутствие господина Ректора, а Ректор, казалось, наоборот испытывал удовольствие от того, что хет Хоофт, хотя и молчит и копошится в своих нескончаемых фолиантах, но находится рядом.

– А я вчера паковал чемоданы, – не открывая глаз, сказал сэр Котца, словно до этой фразы они с ’т Хоофтом беседовали довольно долго, и его слова были всего лишь продолжением начатой ранее темы.

Хет Хоофт закрыл и отложил в сторону ежедневник.

– Готовитесь нас оставить, сэр? – спокойно спросил маг.

Сэр Котца открыл глаза, посмотрел на ’т Хоофта и радостно заскрипел:

– У тебя редкий дар, Йен! Ты можешь быть и прав, и не прав одновременно!

– Поясните, сэр.

– Я и правда собираюсь вас оставить, сплю и вижу благословенную Лхасу. Но скажи мне, о, великий маг, зачем мне, бедному монаху, куча вещей где-то высоко в горах?

– Издеваетесь, – незлобно констатировал ’т Хоофт.

– Развлекаюсь, – поправил Ректор. – Я паковал чемоданы, чтобы избавиться от всего, что мне не нужно.

– Прошу прощения за дерзость, – ’т Хоофт искоса взглянул на Ректора, – но у вас и так ничего нет. Что же вы паковали?

– То, что мне не нужно! – радостно сказал сэр Котца и заскрипел. – А вдруг я решу остаться? Это заманчиво – быть Ректором Ишанкара. Заманчиво повелевать. Распоряжаться чужими жизнями. Знать, что твои слова определяют направление движения эпохи…

– Вы же никогда этого не хотели.

– Не хотел. А вдруг захочу? Не хочешь того, что можешь иметь. А когда тебе предстоит отказаться от этого, передать другому, более молодому и сильному, велик соблазн задержаться еще на годик, на два… Понимаешь?

– Я-то понимаю, – кивнул ’т Хоофт, – но я некрос, и подобное нам свойственно. Гордыня, сами знаете. Но ничто подобное не свойственно Ректорам. Вы меня пугаете, сэр.

– Я сам себя пугаю, – признался сэр Котца, помолчал какое-то время и продолжил. – Я начал чувствовать, как Сэл. Раньше я его просто понимал, а теперь, последние года три, я чувствую, как он. Можно рассуждать о всяких там ужасных некромантских проклятьях, но он до сих пор окончательно не сдох только лишь потому, что никак не может нас всех отпустить. Он считает, что мы без него пропадем. Развалим Ишанкар, сотрем традиции, забудем Закон… Он думает, пока он есть – есть и Ишанкар, но это чушь, – сэр Котца грустно усмехнулся. – Ишанкар будет стоять независимо от того, сдохнет Сэл или нет. И будет попадать во всякие передряги. И выбираться из них будет и без его помощи. Понимаешь?

Хет Хоофт кивнул. Он думал примерно так же.

– Я вот тоже думаю – как вы тут без меня? Я не такой сильный игрок, как ты или Морис, я вообще и маг-то посредственный…

– Да ладно вам прибедняться.

– Не спорь! – сэр Котца погрозил Йену указательным пальцем, и тот послушно замолчал. – Так вот, думаю я, хоть толку от меня не так много, но я все же иногда приходился кстати. А теперь – кто будет вместо меня? Горан, конечно, умница… Он справится лучше, чем я. У него больше сомнений, он сильнее чувствует, он более живой, чем я. Он будет хорошим Ректором. Но как я смогу бросить вас всех на него? Он такой молодой, он не жил толком. У него мало опыта. Я мог бы помогать, подсказывать иногда. Понимаешь?

– Вы мне сейчас Бильбо Бэггинса в старости напоминаете, сэр, уж простите за сравнение. Моя прелес-с-с-сть, – прошипел Йен.

Сэр Котца пару секунд строго смотрел на мага, а потом радостно и легко засмеялся.

– Молодец! Ты просто молодец! Именно так, как ты любишь говорить! Поэтому я паковал чемоданы! Засунул в них все подобные мысли! Все-все, до единой! И поэтому, скажу я тебе, катитесь-ка вы все со своим Ишанкаром! Понимаешь?

– Теперь понимаю, – облегченно вздохнул ’т Хоофт. – А я уж было начал просчитывать, что с вами делать, если вы решите составить Сэлу компанию.

– Нет, Йен, – сэр Котца снова стал серьезен. – Время