Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон

выпить пива в ближайшем пабе (где над барной стойкой до сих пор висит её фотография), Меркель присоединилась к толпе людей у моста Борнхольмер и отправилась на Запад, который столько лет был закрыт стеной. Меркель пересказывает эти события так: «Я встретила несколько людей — и сама не заметила, как оказалась в квартире какой-то счастливой западногерманской семьи. Всем хотелось пойти на Кудамм (то есть Курфюрстендамм, моднейший бульвар в Западной Германии)». Однако Ангела размышляла здраво даже в такой исторический момент и решила отправиться домой. «Мне ведь надо было утром на работу, — объясняла она. — Взглянула одним глазком на чужестранцев — и хватит пока с меня». Ангела Меркель всю жизнь провела по другую сторону стены, а потому воспринимала западных немцев не иначе как чужеземцев.

Первое знакомство с Западным Берлином поразило её. Когда она всё-таки посетила Кудамм, увидела сияющие магазины и изящные новые жилые здания — без следов разрушений, — у неё закружилась голова. От того, с какой скоростью начали разворачиваться события в её жизни, голова кружилась не меньше. Режим, навязанный сотнями тысяч агентов в форме и в штатском, за одну ночь рассыпался, как песочный замок. Ангела, которая давно мечтала побывать на Западе, внезапно осознала: перед ней открываются неожиданные и при этом разнообразные возможности. Однако в семье её приучили быть осторожной.

Шли дни, недели, и никто — ни в Москве, ни в Вашингтоне, ни тем более в некогда всемогущем восточногерманском политбюро компартии — не знал, что делать дальше. Выживет ли так называемая Германская Демократическая Республика? Ни в кого не стреляли, никого не задерживали, ничего не запрещали, никто не пускал слезоточивый газ и не вводил танки — ничто не мешало жителям восточных городов (в особенности Лейпцига и Восточного Берлина), ощутив вкус свободы, выступать против полицейского государства. Впервые режим не обращался к народу через телевизор с предупреждениями о западных «вредителях», никто не пытался силой «восстановить порядок». С каждым днём страх угасал так же, как разваливалась бетонная стена, которую в Восточной Германии называли «Антифашистским оборонительным валом». В том, что теперь всё возможно, люди убедились окончательно, когда в восточногерманских магазинах внезапно появились бананы.

То время было волнующим, но ненадёжным. И тем не менее жизнь Меркель почти не изменилась — лишь разнообразилась несколькими поездками в Западный Берлин. «Через несколько дней после падения стены я отправилась в Польшу на научную конференцию. Там кто-то сказал, что теперь Германия непременно станет единой. Я так удивилась! Потому что не загадывала настолько далеко», — признавалась Меркель. Однако к концу 1989 года она постепенно осознала, насколько бессмысленны её теоретические исследования в академии. Карьера учёной позволяла Меркель использовать свой пытливый ум в безопасной деятельности, однако в новую эпоху, эпоху свободы, сидеть в лаборатории значило впустую тратить время. «Меня удручало, что в течение дня не с кем поговорить», — рассказывала она позднее. Так Меркель задумалась о том, чтобы сменить профессию и изменить жизнь.

Прошло буквально несколько недель, и западные государства под руководством американского президента Джорджа Буша — старшего, а также главы его администрации Джеймса Бейкера помогли совершиться историческому событию — объединению Германии. Оно происходило в основном согласно замыслу канцлера Западной Германии Гельмута Коля. В его планы входили: упразднение плановой экономики и введение выборов на территории Восточной Германии, в которых могли бы участвовать все партии, а не только коммунистическая. Объединение Восточной и Западной Германии оказалось сложнее, чем ожидалось в начале, на волне воодушевления.

Радость оказалась скоротечной, а действительность после четырёх десятков лет мечтаний о свободе и единстве с Западом явно не оправдывала ожиданий. Привычку беспрекословно подчиняться, никому не доверять, жить в строгости и не выделяться среди других так просто не искоренить. Предательства, незначительные и с ощутимыми последствиями (доносы в обмен на место в университете, квартиру или должность) отучили население верить в лучшее и друг в друга. В Восточной Германии государство заведовало и университетами, и здравоохранением, и фабриками, и культурой, а потому почти 40 % жителей напрямую поддерживали режим. Целому поколению немцев промыли мозги, заставив верить, что они — часть первого «рабоче-крестьянского» государства на немецких землях. А тут им вдруг говорят, что они ни капли не отличаются от людей, населяющих ту, другую Германию.

«Мы были беженцами на собственных же землях», — говорил Михаэль Шиндхельм. Восточным немцам пришлось привыкать к превеликому множеству чужих условий и ценностей. Изменилось всё: от здравоохранения (которое больше не было государственным и бесплатным) до образования (где теперь всё зависело от усердия и способностей, а не от «пролетарского» происхождения или преданности марксизму-ленинизму); от социальной жизни до рок-групп. Забылись даже гоблин Питтиплач и утка Шнаттеринхен — любимые детьми персонажи телепередачи, которые в виде марионеток перемещались туда-сюда по войлочной «траве». Считалось, что на Западе жизнь привольнее, однако выяснилось, что ФРГ строга даже по меркам ГДР. На Востоке можно было парковаться где угодно и не платить. Можно было заселиться в пустующую квартиру. «Осси» — так в быту называли людей с Востока — внезапно ощутили себя «бедными родственниками» — неуклюжими, медлительными, с деревенскими повадками.

Жизнь менялась быстро — порой до ужаса быстро. 3 октября 1990 года, когда отмечалось объединение Германии, радостная Ангела Меркель, взлетев вверх по ступеням Берлинской филармонии, заметила полицейского в униформе нового, объединённого государства, и застыла на месте. «Казалось, что это восточный немец, которого внезапно переодели в чужую форму. То же самое я испытывала, когда видела некоторых людей в форме бундесвера [вооружённые силы ФРГ]. Ещё вчера они состояли в восточногерманской армии. Было видно, что это восточные немцы. Догадываются ли западные немцы, с кем им придётся жить рука об руку в одной стране? Понимают ли, чем от них отличаются восточные немцы?» — размышляла она. Меркель боялась, что западные немцы не до конца понимают, насколько суров был режим на Востоке и как он ожесточил своих самых преданных слуг, которые теперь стали жителями и даже полицейскими открытого, свободного Запада.

Ангела Меркель отчаянно пыталась понять и преодолеть эти различия. Одним из первых её западных друзей стал Фолькер Шлёндорф, режиссёр и лауреат премии «Оскар». Они познакомились в Берлине, на званом ужине, и тут же подружились настолько крепко, что Меркель вскоре пригласила Фолькера к себе домой. «Помню, как мы долго гуляли возле её дачи по открытому полю», — вспоминал Шлёндорф. Когда вскоре после этого они беседовали друг о друге, Меркель весело заметила: «Мы, возможно, и научимся жить, как вы. А вот нас вам ни за что не разгадать. Поскольку наш учитель [„лермайстер“