Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Экзамен Мешкальски сдал. У самой Ангелы после выпуска была только одна плохая оценка по обязательному предмету, посвящённому изучению марксизма-ленинизма. Меркель получила за него самую низкую оценку из возможных — «генугенд», то есть «удовлетворительно».
Коммунистическое государство мешало развиваться даже в науке. «Нельзя было читать научные публикации на английском, ослушаться означало подвергнуть себя опасности, — вспоминал профессор Хаберландт. — Все англоязычные материалы приходилось переводить на русский. И только после этого их позволялось читать. Как будто английский был заразным. Столько лишнего времени уходило!» — говорил он, возмущённо качая головой. Когда я спросила, как он отнёсся к решению своей блестящей студентки перейти из науки в политику, тот ответил: «Из неё вышла бы хорошая учёная. Однако хороших учёных много. А вот хороших политиков — значительно меньше».
Ральф Дер, профессор нейроинформатики и робототехники, который был научным руководителем Меркель в пору магистратуры, вспоминал, какое впечатление сложилось у него о бывшей знаменитой подопечной, когда он впервые её встретил: «Юная, открытая, живая, с короткой стрижкой. Она понравилась мне с первого взгляда». Студентка и преподаватель быстро сдружились, и в 1980 году опубликовали в соавторстве статью под названием «Влияние пространственных корреляций на скорость бимолекулярных элементарных реакций в плотной среде». Однако сильнее всего Дера впечатлило в Меркель то, что не было напрямую связано с её академическими достижениями. «Было видно, что у неё очень развит внутренний мир, — признавался он. — Мы все изумлялись».
«Помню, однажды я спросил у неё, — вспоминал Мешкальски, — как она может одновременно и поддерживать христианство — я о том, что всем было известно, чья она дочь, — и заниматься наукой? И Ангела ответила: „Бог для меня — это добропорядочность“. И добавила, что стремится сочетать христианские призывы к добропорядочности с научным знанием».
Чтобы не отвергать веру в атеистическом государстве, чтобы мыслить независимо, но в рамках марксистско-ленинских догматов, приходилось быть начеку и разумом, и душой. Меркель уже развила в себе необходимую для выживания проницательность: когда-то ей удавалось одновременно и быть преданной лютеранкой, и состоять в комсомоле. Зачем ставить под угрозу будущее, выбирая что-то одно? Меркель до совершенства отточила навыки, позволяющие подстраиваться и искать компромиссы, а также поняла, насколько важно держать своё мнение при себе.
С ней общались отнюдь не только осмотрительные люди. Среди лейпцигских друзей Меркель был и ещё один физик — Райнхард Вульферт, который, в отличие от неё, открыто высказывался против восточногерманского режима. В 1982 году, через несколько лет после окончания университета, он участвовал в тихом и мирном шествии по Йене — городу федеральной земли Тюрингия. За демонстрацией, конечно же, наблюдали агенты Штази как в форме, так и в штатском. Так что вскоре после этого Вульферта задержали. Благодаря давлению со стороны мирового научного сообщества его выпустили из-под стражи, и в конце концов он бежал в Западную Германию. Позднее он написал Ангеле, однако та запретила впредь это делать: вдруг за ней тоже следят. Отважные и при этом крайне опасные действия, которые позволял себе Вульферт, Меркель себе яростно запрещала.
В 1989 году, после падения Берлинской стены, Меркель вновь связалась со старым другом. Однако на этот раз уже Вульферт, который так и остался жить в Западной Германии, отказался поддерживать дружеские отношения.
Меркель впервые столкнулась со свободной рыночной экономикой в университетские годы, когда работала барменом в студенческом самоуправлении. Свой коронный напиток — смесь виски и вишнёвого сока — она продавала таким же студентам с наценкой. Раз в неделю она ездила на трамвае в другой конец Лейпцига, где покупала консервированную вишню и дешёвый виски. Одногруппники вспоминали, что как бармен она была весёлой и ловкой, а ещё хозяйственной. «Я всегда была из тех, кто ест арахис и не танцует», — признавалась она. Кроме того, её ни капли не вдохновляла поп-музыка, которую навязывало государство. «Для студенческих мероприятий существовала норма: шестьдесят процентов восточногерманской музыки и только сорок процентов — западной», — вспоминала Меркель. Она бы предпочла поменять проценты местами.
В самый разгар первого курса Ангела ещё состояла в «Клубе нецелованных» — молодёжной организации христианских демократов. Название клуба на немецком, «Club der Ungekussten», сокращалось до CDU — и точно таким же сокращением, как ни забавно, в немецком обозначают тот самый Христианско-демократический союз Германии (Christlich Demokratische Union), в который Ангеле предстояло вступить. Мужчин не особо привлекала девушка с андрогинной внешностью в мешковатых брюках, с чистым лицом. Вот только чувство это было взаимным: мужчины Ангелу чаще раздражали, чем нет. «На занятиях мне больше нравилось проводить опыты вместе с другими женщинами, — вспоминала она. — Когда нам в лаборатории разрешали использовать оборудование, то мужчины бежали хватать горелки и остальное, а я тем временем предпочитала сначала как следует продумать, что буду делать. Только пока я думала, мужчины уже успевали всё расхватать и многое поломать».
Однажды Ангела всё-таки влюбилась. В 1974 году, когда ей было двадцать, она познакомилась с Ульрихом Меркелем — тоже физиком, тоже из Лейпцигского университета — во время поездки по обмену в Москву и Ленинград. Ульрих был «обычным парнем, но надёжным, хоть лошадей с ним воруй», — шутил Мешкальски, используя расхожее немецкое выражение. «Я обратил на Ангелу внимание потому, что она была дружелюбной, открытой, естественной», — вспоминал Ульрих Меркель в 2004 году в одном из редких интервью. Они встречались почти два года, после чего съехались. «Мы ходили в одну ванную и туалет с другими студентами, — рассказывал он. — Каждый платил по десять марок в месяц. У нас была одна постель, два письменных стола и один шкаф. Так и жили. Спартанские условия, однако мы не жаловались. Нам очень хотелось построить совместное будущее», — вспоминал он, при этом признавая, что «был ещё один повод жениться так рано: супружеским парам скорее давали квартиры». Поженились они на следующий же год: Ангеле было двадцать три, а Ульриху — двадцать четыре. По просьбе Ангелы, венчание проходило в Темплине, в церквушке отца, однако сам
