Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон

Германии. Благодаря друзьям из лютеранской церкви она добралась до речи западногерманского президента Рихарда фон Вайцзеккера в честь сорокалетней годовщины окончания Второй мировой войны. Ангелу потрясло то, как честно он рассказывал о немецком прошлом. Вайцзеккер открыто рассуждал о Холокосте — и слова его никак не соотносились с тем, что преподавали в восточногерманских школах.

В послевоенные годы Восточная Германия вовсю распространяла собственное историческое знание — мифы о том, что она всегда была антифашистской социалистической республикой и с самого начала противостояла Гитлеру. На занятиях в Темплине и даже во время поездок в Заксенхаузен, концлагерь возле Берлина, в основном говорили о восточногерманских коммунистах и 27 миллионах советских людей, погибших в войне с фашистами. Восточная Германия выставляла себя жертвой, но никак не виновником. «В школе и недели не проходило без разговоров о национал-социализме, — вспоминала Меркель. — Мы со второго класса постоянно посещали концлагеря. А на занятиях всё равно только и говорили о пострадавших коммунистах. Евреев почти не упоминали, а если и упоминали, то лишь тех, кто дружил с коммунистами».

И тут она услышала речь, в которой на историю смотрят совершенно под иным углом. «У нас должно быть и у нас есть достаточно сил, чтобы, насколько это возможно, смотреть правде в глаза, не приукрашивая ничего и не впадая в односторонность. Чем честнее мы отнесёмся к этому дню, тем свободнее мы будем для того, чтобы с чувством ответственности предстать перед его последствиями. Начало тирании характеризовалось безграничной ненавистью Гитлера к нашим еврейским согражданам. Гитлер никогда не скрывал её перед общественностью и сделал целый народ инструментом этой ненависти, — говорил недавно избранный западногерманский президент. И обращался к немцам со словами: — Мы чтим в особенности память шести миллионов евреев, убитых в германских концентрационных лагерях».

То, что президент призывал Германию не забывать о собственном прошлом, потрясло Меркель до глубины души и значительно повлияло на её дальнейшее развитие как политика и как личности. «Мы с Ангелой часами обсуждали эту речь», — говорил Шиндхельм[12]. Как можно будет видеть, Шоа — так она всегда называет Холокост — займёт главенствующее место в политике Меркель и будет подпитывать её твёрдую убеждённость в том, что немцы навеки в долгу перед евреями.

В следующем году в однообразной жизни тридцатидвухлетней Ангелы случилось несколько событий. Осмотрительность принесла свои плоды: Меркель впервые позволили отправиться на Запад. Она поехала в Гамбург — город, в котором появилась на свет, — на свадьбу двоюродной сестры. И очень волновалась. «Я в одиночку ездила в Будапешт, Москву, Ленинград и Польшу, однако эта поездка была иной», — вспоминала Меркель. Она не совсем представляла, как вообще живут люди на Западе. «Мне было непонятно, как женщина может просто забронировать номер в отеле. Моё беспокойство, возможно, было как-то связано с криминальными шоу, которые я смотрела по телевизору», — говорила она.

Однако в Западной Германии она столкнулась не с преступниками, а с высокоскоростным транспортом. «Чудо техники!» — отмечала она позднее. Поезда не только приезжали вовремя, в них ещё и не трясло. Меркель осознала, что Востоку ни за что не превзойти столь продвинутые технологии. Запас немецких марок у Меркель был скромный, однако она приобрела для себя немного качественной западной одежды, а также «две рубашки для возлюбленного». Из поездки она возвратилась убеждённая в том, что ГДР обречена.

Однако Меркель всё-таки вернулась обратно, в том числе из-за того самого возлюбленного, Иоахима Зауэра. «Мне кажется, они уже тогда по-настоящему любили друг друга», — признавался Шиндхельм. Зауэр, выдающийся квантовый химик, был старше Меркель на пять лет и до сих пор не развёлся с женой, такой же учёной-химиком. Двумя годами ранее они вместе с Меркель ездили в Прагу. Тогда Меркель работала в Институте физической химии имени Ярослава Гейровского. По словам Франка Шнайдера, который всё ещё увлечённо доносил на Меркель Штази, парочка «сблизилась» именно в чешской столице.

Зауэр, возможно, и рад был окончательно расстаться с супругой, вот только одному его сыну было всего двенадцать, а другому — четырнадцать. Переехать в другую страну означало оставить детей без поддержки. «А ещё я не хотел, в отличие от остальных, более безбашенных, попасть в восточногерманскую тюрьму», — признавался Зауэр в одном из редких интервью, которое дал в 2017 году газете «Берлинер цайтунг». В итоге они с Ангелой остались в Восточном Берлине и жили по ненавистным правилам, которым, однако, не противостояли открыто. Оба надеялись, что им вскоре придётся забыть о необходимости следить за каждым своим словом и шагом, но они и подумать не могли, что это произойдёт всего через три года, что холодной ноябрьской ночью 1989 года падёт Берлинская стена.

Ноябрь 1989 года. Жители Западного и Восточного Берлина — в том числе и Ангела Меркель — собрались вокруг стены, которая внезапно пала, после того как почти три десятилетия разделяла столицу. Объединение Германии перевернуло судьбу Ангелы Меркель. Теперь она могла начать жизнь с чистого листа уже в качестве политика.

4. 1989 год

Я не уставала: мне было невероятно интересно… Постоянно хотелось действовать.

Ангела Меркель

Берлинская стена пала будто бы совершенно неожиданно. Одно слово — и правительство ФРГ распахнуло ворота для истосковавшихся в заточении жителей ГДР.

Когда во время пресс-конференции, которую транслировало телевидение, спросили, нужно ли жителям Восточной Германии разрешение, чтобы путешествовать на Запад, секретарь информбюро ГДР привычным голосом ответил: «Нет». «Когда новые правила вступят в силу?» — последовало недоверчивое продолжение. «Зофорт» («Немедленно»), — ответил он. «Зофорт» — слово, изменившее историю. Это могло бы быть единственное слово, произнесённое в суматохе и хаосе многолюдной пресс-конференции. Месяцы нарастающих протестов населения «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике» (как сказал британский премьер-министр Уинстон Черчилль в своей незабываемой «Речи о железном занавесе» в 1946 году) при молчаливой поддержке Михаила Горбачёва наконец прорвали дамбу[13].

«Когда я услышала об этом, то позвонила матери, — вспоминала Меркель позднее. — Дома мы постоянно говорили: „Если стена падёт, мы отправимся есть устриц в `Кемпински` — роскошнейший отель в Западной Германии. И вот я говорю матери: `Время пришло`, — а потом отправляюсь в сауну“». По четвергам она всегда ходила в сауну. (Немцы, и восточные, и западные, обожают сауну, на Востоке, при коммунистическом режиме, сауна оставалась одним из немногих роскошеств, что могли позволить себе местные.) Несмотря на произошедшее потрясение, восточногерманская учёная-физик не позволяла себе терять голову.

После сауны, отказав себе в привычке