Искры - Михаил Соколов

Из полиции вернулся Нефед Мироныч.

— Чертово дело, — возмущенно заговорил он, едва переступив порог. — По какому праву они его держат, сукины сыны? Что он, убил кого? И тот еще, короста проклятая, есаул, грозится: мол, много не разговаривай.

— А ты, сват, поменьше говорил бы, а лучше денег бы сунул им, — подал голос Игнат Сысоич.

— А-а, сват, а то я дурней тебя, — досадливо отмахнулся Нефед Мироныч и, достав набитый деньгами бумажник, бросил его на стол — Возьми, иди сам спробуй… Не берут, хамлеты, вот оно в чем беда… Нет, надо к наказному ехать. А ты к Суховерову, сват, отправляйся. Мы ему не какие-нибудь, есаулу тому, и он еще попомнит меня, короста несчастная, — шумел он, возбужденно расхаживая по комнате.

Чургин смотрел на него, и ему было смешно.

— Зря вы, сват, кровь портите. Есаул действует так, как ему велит наказной.

— Ну, а зря, так нечего ему было вмешиваться в такое дело, Леону этому. Я ему сколько говорил: «Брось, сынок, эту политику чертячую, брось, бога ради!» Так нет, не бросил. А теперь вот сиди и думай, как его выручать.

Чургин сказал, что ему надо кое с кем посоветоваться, и ушел на явочную квартиру.

На другой день он предложил Алене уехать из Югоринска и побыть пока на шахте с Варей, но Нефед Мироныч заявил, что заберет дочь с собой на хутор.

— Ты лучше, сват, напрямки скажи мне, — обратился он к Чургину, — сумеете вы его вызволить, Леона, чи нет? Не то я вытребую сюда Яшку, тот лучше меня умеет с ими, чертями, разговаривать.

— Попытаемся, сват.

— Тогда бери деньги. У меня есть с собой пятьсот рублей.

— Пока не надо.

— Ну, дело твое. Только без денег вы ничего не сделаете.

Игнат Сысоич предложил вызвать из Петербурга Оксану, но Чургин не советовал и этого делать и, сказав, — чтобы без него ничего не предпринимали, уехал к Луке Матвеичу.

Уехал и пропал.

Нефед Мироныч и Игнат Сысоич вдвоем еще раз побывали в полиции, предлагали деньги, намекали, что имеют связи в Новочеркасске, но денег у них не взяли и Леона освободить отказались. Когда Игнат Сысоич понес передачу Леону в участок, Нефед Мироныч не удержался, стал корить Алену за то, что не послушалась его, вышла замуж за человека, испортившего ей жизнь и опозорившего их семью.

Алена с изумлением посмотрела на отца.

— Только что Яшку ругали за то, что он вмешивается в нашу жизнь, а теперь сами за старое принимаетесь: не пойму я вас, батя.

— А тут и понимать нечего: я отец, и мне видней, что и где должно произойти и получиться.

— Ну, а мне видней, как жить с мужем, вот что я вам скажу, — раздраженно проговорила Алена. — И вы не корите меня, батя. Я сама вышла за Леона и сама буду переносить свое горе, раз оно догнало меня. Хотите помогать мне, — помогайте, не хотите, — не перевелись еще на свете люди добрые.

Нефед Мироныч не ожидал такого отпора и не сразу нашелся, что ответить. Разве ж он не желает добра своим детям?

— Ловкие речи, дочка, ведешь с батькой, — помолчав, гулко заговорил он, расхаживая по комнате. — Что ж я, по-твоему, лиходей тебе? Об ком же я тогда хлопочу в полиции? Чи хоть бы и с Яшкой это дело: за ради потехи я его выгнал? Эх, дочка, вострая ты на язык, как я погляжу, да короткая на ум! Горе одно достанется тебе от такой житухи. И всем нам… Ну, да теперь не об чем толковать, вы состоите в законном браке. И ты не убивайся, дочка, а лучше о себе подумай. А то, не дай бог, раньше времени это начнется… Пойду вот сейчас, вытребую сюда Яшку и велю ему взяться за это дело.

И он действительно надел пиджак и ушел на почту.

5

Яшка на телеграмму не ответил. Нефед Мироныч подождал, пока из хутора приехали Марья и Дарья Ивановна, и сам отправился к нему в имение.

На станции Манино у Яшки была ссыпка зерна. Возле амбара, крытого белым железом, хлопотал Андрей. Нефед Мироныч, увидев его, подошел и попросил подводу.

Андрей к вечеру доставил его в имение. Введя в дом, велел подождать в гостиной и исчез.

Нефед Мироныч осмотрелся. Гостиная была просторная, обставлена довольно скромно: на полу лежал недорогой ковер, между большими окнами с тюлевыми гардинами стояло пианино, на стенах висело несколько картин в позолоченных рамах. Однако Нефед Мироныч с неудовольствием подумал: «И на это чертовье он капитал тратит…»

Андрей неслышно вошел и сказал:

— Придется немного подождать, Яков Нефедович занят, — и опять бесшумно удалился, не проронив ни одного слова.

Нефед Мироныч проводил его недовольным взглядом, потом, от нечего делать, подошел к ломберному столику. Взяв с шахматного поля фигуру коня из слоновой кости, он повертел ее в руках, иронически усмехнулся и поставил на место. «Сразу видно, что дом коннозаводчика. Игрушки, и те — кони».

Прошло с полчаса. Из кабинета Яшки доносился звонкий женский смех и густой голос Яшки. Нефед Мироныч начинал злиться. Что же это такое: приёхал отец, а он с бабой какой-то болтает! Наконец после часа томительного ожидания он решительно направился к кабинету, рванул на себя дверь и остановился на пороге.

Яшка, развалясь, сидел на широком, обитом кожей диване. Рядом с ним сидела молодая женщина в черном шелковом платье.

— Это отца так принимаешь, сынок? — спросил Нефед Мироныч. — Целый час томлюсь в доме.

— А, отец! — произнес Яшка с усмешкой и лениво поднялся с дивана. — Простите, пожалуйста, мы немного заболтались… Здравствуйте, — подал он руку отцу и обратился к молодой женщине: — Разрешите представить: мой папаша… А это, отец, помещица Ветрова — моя соседка, — сказал он, обернувшись к отцу.

Нефед Мироныч посмотрел на свежевыбритое лицо Яшки, на дорогую тройку из желтой материи, на желтые сапожки с коротенькими голенищами и тогда лишь взглянул в миловидное лицо помещицы.

— Нефед Загорулькин, — поклонился он, не подавая руки.

Немного спустя гостья уехала, и Нефед Мироныч сурово обратился к сыну:

— Это откуль ты моду такую взял — отца не принимать? Чи на бабу родителя променял?

— А вы откуда моду такую взяли — сына выгонять со двора?

— Стало быть, так надо было, раз выгнал. Я родитель, и ты мне брось допросы разные, парень!

— Стало быть, и мне надо, что я так принял вас, — невозмутимо ответил Яшка.

Нефед Мироныч готов был размахнуться и дать ему по губам за такие слова, но не хотел ссориться, потому что тогда Яшка и говорить не стал бы о Леоне.

— Та-ак… Добрые слова говоришь отцу, — сказал он после некоторого раздумья. — Ну, про это мы еще потолкуем… Ты почему не приехал по моей депеше в Югоринск?

— Потому что был занят делами.

— С этой помещицей? Чужие жены тебе нужнее, чем родная сестра?

— Говорю, был занят делами, — повторил Яшка, закуривая папиросу.

— Делами… Вот что, Яков: батьку ты брехнями своими не проведешь все одно — я забыл больше, чем ты знаешь. И нечего передо мной дурака валять. Собирайся в Югоринск: Леон арестован.

Яшка выпустил изо рта струйку дыма и, сев поудобнее в кресле, спокойно ответил:

— Я этого ожидал. Предупреждал об этом Алену, вас и считаю, что власти не ошиблись, решив убрать этого бунтовщика подальше… Я не могу вмешиваться в такое дело. Удивляюсь, что вы беспокоитесь за Леона.

— Не за него, за свою дочь и твою сестру, — сердито поправил его Нефед Мироныч. — А раз довелось ей быть женой Леона, значит, и об нем хлопотать надо.

— Ну и хлопочите… А у меня своих хлопот достаточно.

Нефед Мироныч встал, нахмурив брови, угрюмо сказал:

— Я приехал не к помещику — к сыну. И я не буду гнуть перед тобой шею, — молод еще. Но если в такую минуту ты не поможешь Аленке, от нонешнего дня твоя нога не будет в моем доме… Прикажи доставить меня на станцию.

— Что ж, воля ваша… Андрей! — позвал Яшка, открыв дверь.

Нефед Мироныч смотрел на него и думал: «Не будет с него дела: чересчур высоко нос задрал, истинный бог».

— Эх, помещик скороспелый! Прогоришь, и выручить некому будет через спесь такую, — сказал он и вышел не простившись.

Яшка закрыл дверь и, сев в кресло, задумался. «Прогоришь, некому выручить будет, — повторил он в уме. — Да, отец, кажется, прав. Что хорошего в том, что я так обошелся с ним? Или в том, что Аленка теперь будет ненавидеть меня? И получается: отец, сестра, Леон, Оксана — все враги мне. А в жизни разное может быть: сегодня пан, завтра пропал. Вот если дождя не будет, половина от хозяйства останется. Следующий неурожай может сделать меня нищим. Что тогда?» — размышлял он.

В это время верховой привез телеграмму. Яшка вскрыл ее и застыл от изумления: Оксана сообщала, что едет домой и хочет повидаться с ним. Он несколько минут стоял в раздумье.

— Поздновато ты вспомнила обо мне, дорогая, — проговорил он, обдумывая, как лучше поступить: то ли в письме выместить злобу, то ли поехать в Новочеркасск.