Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца - Рувим Исаевич Фраерман

Василий Михайлович решил отправиться для осмотра города Лимы, но уже инкогнито, чтобы не являться к вицерою. На сей раз он взял с собой тех офицеров и гардемаринов, что не участвовали в первой поездке, не считая Феопемпта, который всегда сопутствовал ему на берегу.

Для поездки были наняты два частных экипажа – «балансины», как их называли здесь, заложенные каждый парой мулов.

«Балансины» эти красноречивее всяких слов говорили о состоянии испанских колоний в Америке. Снаружи эти тряские, лишённые рессор экипажи были до того залеплены многолетней засохшей грязью, что нельзя было установить цвет их первоначальной окраски. Внутренняя обивка их была оборвана, торчали голые, неструганые доски, всё было покрыто пылью и даже паутиной, – видимо, экипажи не часто видели седоков.

Мулы, запряжённые в них, походили на тени животных – до того они были худы. Упряжь на них была рваная, связанная узлами. Кучера-негры, сидевшие верхом на мулах, были прикрыты рубищем, сквозь дыры которого проглядывало голое тело. К их босым ногам были привязаны верёвочками огромные острые звёздчатые шпоры.

Головнин в нерешительности остановился перед таким экипажем, затем, оглянувшись вокруг и видя, что ничего лучшего на всём берегу нет, сказал синьору Абадио, любезно вызвавшемуся его сопровождать:

– Хорошо, что мы в партикулярном[148] платье. Будучи в форме офицера, я не решился бы влезть в сей курятник.

В конце концов кое-как уселись под весёлый смех молодёжи, мало смущённой неприглядностью «балансин», старавшейся лишь не порвать одежду о торчащие гвозди и не занозить рук о голые доски сидений. Негры свирепо задёргали поводьями, зачмокали, безжалостно вонзили шпоры в бока животных – и экипажи тронулись, с тарахтеньем и звоном, по пыльной дороге в Лиму.

Ехали медленно. Путешествие было бы крайне скучным и утомительным, если бы не присутствие Абадио, оказавшегося весьма интересным собеседником.

Указывая в сторону поднимавшегося вдали города, он сказал Головнину:

– Сейчас, синьор, вы увидите любопытную особенность нашего города.

– Ваши церкви и монастыри? – предположил Василий Михайлович, уже довольно хорошо знавший испанские «особенности».

– Нет, – отвечал Абадио. – Это, конечно, очень интересно, но я говорю о другом – о стене, окружающей нашу столицу. Эта стена построена из сырцового кирпича.

– Что же, у вас такая крепкая глина, что её не размывает дождём?

– Нет, – отвечал Абадио, – глина у нас такая же, как и повсюду на земле, но Лима – город, на который за всё время испанского владычества не упало ни одной капли дождя, что могло бы навести суеверных людей на неприятные для нас мысли, но, по сказаниям живших здесь ранее инков, и при них было не лучше.

– Это какое-то проклятое место, – заметил Феопемпт, сидевший рядом с Абадио. – Почему же здесь не пустыня?

– Здесь земля орошается необычайно обильными росами, вполне заменяющими дожди. В каких-нибудь пятнадцати милях от города в горах идут проливные дожди, но в самой Лиме ни дождей, ни гроз никогда не бывает.

– Даже гроз? – удивился Феопемпт.

– Да, – подтвердил Абадио. – Из здешних летописей видно, что гроза с самого основания Лимы, то есть с 1535 года, по сей день была лишь три раза: в 1552 году молния дважды блеснула в одну ночь, в 1802 году, девятнадцатого и двадцатого апреля, здесь слышали восемь-девять ударов и в 1804 году, двенадцатого апреля, – семь ударов. Таковы особенности Лимы, – не без гордости закончил Абадио, в качестве патриота своего отечества гордившийся даже тем, что над его городом от века не упало ни одной капли дождя.

На осмотр Лимы было решено затратить несколько дней.

Прежде всего синьор Абадио рекомендовал посетить местные монастыри. Монастыри эти были огромны, имели по нескольку дворов и были похожи более на казармы, чем на храмы. Но внутри монастырские храмы представляли собою хранилища драгоценностей: массивные алтари в них были из серебра.

Особенно поразил Головнина и его спутников алтарь в монастыре святого Доминика, посвящённый богоматери Розарии. Это сооружение из чистого серебра было необычайной высоты, простираясь от пола до сводов храма.

Многочисленные фигуры святых высотою в человеческий рост, переполнявшие храмы, также были отлиты из чистого серебра. Ризы и венцы на образах были сделаны из кованого золота и усыпаны бриллиантами и изумрудами редчайшей величины и чистоты.

«Это уже идолопоклонство!» – подумал Головнин, поневоле сопоставляя драгоценные ризы, ряды серебряных фигур в сутанах и грязные, обшарпанные домишки города, экипажи с босыми кучерами-неграми, к ногам которых привязаны верёвочками огромные рыцарские шпоры.

Расточительное обилие серебра, в то время как на одну лишь серебряную монету могла бы в течение недели прожить целая семья, продолжало удивлять Василия Михайловича и при посещении им монетного двора в Лиме.

Переступив порог этой фабрики полноценных испанских пиастров, имевших хождение по всему миру, Головнин невольно стал искать глазами коврик, о который во всех монетных дворах Европы заставляли посетителей вытирать ноги при выходе. Но он не нашёл такого коврика ни входя, ни уходя отсюда.

Здесь не интересовались такою мелочью, как крошки серебра или даже золота, которые могли пристать к подошвам посетителей. Больше того, здесь всюду по полу были разбросаны куски серебра.

Ежедневно монетный двор в Лиме изготовлял десять тысяч пиастровых монет, которые целиком отправлялись в метрополию.

– Вы совсем не дорожите серебром, – заметил Головнин синьору Абадио.

– Синьор говорит про это? – догадался тот, отбрасывая ногой валявшийся на полу кусок серебра весом не менее фунта. – Это ещё что! Вы посмотрели бы, что было раньше… Рассказывают, что двадцать-тридцать лет назад мы так дёшево ценили этот металл, что отправляли в Европу на одном фрегате груз серебра в десять миллионов пиастров. Другие же государства для отправки такой суммы снаряжали целые эскадры.

«Пятьдесят миллионов рублей на одном корабле! – подумал Головнин. – А годовой государственный бюджет громадной Российской империи равняется трёмстам миллионам рублей. Какие несметные богатства! И что же? Народ ходит в рубищах и здесь, и в самой Испании, ведь я видел это собственными глазами».

Глава 14

Где бедным спокойнее

В этот день обедали в доме богатого негоцианта-испанца синьора Асуага, просившего через своего приятеля, синьора Абадио, русских офицеров посетить его дом.

Это была обширная усадьба в центре города, с большим фруктовым садом и водоёмом, куда вода накачивалась насосом из реки. По берегам водоёма росли остро пахнущие тропические растения с листьями, похожими на лотос.

В водоёме плавали миниатюрные белые уточки с чёрными крыльями и лениво ходили у самой поверхности воды красно-белые жирные рыбы, чуть шевеля плавниками.

На вершине беседки, увитой виноградом, тяжёлые гроздья которого просвечивали на солнце светлым янтарём, была укреплена эолова арфа[149]. Поворачиваясь на