Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

— Думаю, лучше посижу тут. Только не злись на меня за это, а? Я не виноват, что вырос высоким, так же как ты не виноват, что вырос говнюком.

Ищейка поморщился, ожидая, что Трясучка получит за это сапогом по яйцам, но Доу вместо этого ухмыльнулся.

— Не виноват, что вырос говнюком, это мне нравится. Он мне нравится. Кто это?

— Его зовут Трясучка, — сказал Ищейка. — Он сын Гремучей Шеи.

Доу нахмурился.

— Но разве Девятипалый…

— Другой сын.

— Но он же ещё…

— Подумай.

Доу нахмурился, потом покачал головой.

— Бля. Так давно, а?

— Он похож на Гремучую Шею, — донёсся голос Тула, и на них упала его тень.

— Чёрт возьми! — сказал Трясучка. — Я думал, вы не любите высоких? Вы там вдвоём друг на друге стои́те, что ли?

— Я один. — Тул наклонился и поднял Трясучку за руку, словно тот был упавшим ребенком. — Извини за такое приветствие, друг. Гостей мы обычно убиваем.

— Надеюсь, буду исключением, — сказал Трясучка, всё ещё таращась на Грозовую Тучу. — А там, наверное, Хардинг Молчун.

— Угу, — сказал Молчун, почти не отводя глаз от стрел, которые проверял.

— А ты Тридуба?

— Это я, — сказал старый воин, уперев руки в бока.

— Ну, — пробормотал Трясучка, потирая затылок. — Чувствую себя, как в омут нырнул, точно. В омут. Тул Дуру, и Чёрный Доу, и… чёрт возьми. Ты точно Тридуба?

— Точно.

— Ну. Бля. Мой отец всегда говорил, что ты остался лучшим из всех на Севере. Что если бы он и выбирал, за кем пойти, то это был бы ты. Пока тебя не побил Девять Смертей, конечно, но некоторые вещи не изменить. Рудда Тридуба, прямо передо мной…

— Ты зачем сюда пришёл, парень?

Трясучка, кажется, не мог подобрать слова, так что за него заговорил Ищейка.

— Он говорит, у него четыре десятка карлов, и все они хотят переметнуться.

Тридуба долго смотрел Трясучке в глаза.

— Это так?

Трясучка кивнул.

— Ты знал моего отца. Он думал так же, как ты, а я сделан из того же теста. Службой Бетоду я сыт по горло.

— А я всегда думал, что человек должен выбрать вождя и держаться его.

— Я тоже всегда так думал, — сказал Трясучка, — но ведь эта палка о двух концах, нет? Вождь должен заботиться о своих людях, разве не так? — Ищейка кивнул сам себе. Справедливо, на его взгляд. — Бетоду уже насрать на каждого из нас, даже если когда-то это и было не так. Он уже не слушает никого, кроме своей ведьмы.

— Ведьмы? — сказал Тул.

— Ага, эту колдунью, Кауриб, или как там её. Ведьма. Та, которая насылает туманы. Бетод заигрывает с тёмной компанией. А в этой войне никакого смысла. Инглия? Кому она вообще нужна, земли у нас полно. Он всех нас заведёт обратно в грязь. Мы шли за ним, пока больше никого не было, но потом услышали, что возможно Рудда Тридуба всё ещё жив, и с Союзом, ну…

— Вы решили посмотреть, а?

— С нас хватит. С Бетодом теперь какие-то странные парни. Эти, с востока, из-за Кринны, с костями и шкурами, знаете, вообще на людей не похожи. У них ни законов, ни жалости, и по-нашему почти не говорят. Ёбаные дикари. Бетод послал нескольких в ту крепость Союза, а они развесили все тела на стенах, на всех вырезали кровавые кресты, кишки наружу, гниют. Это не правильно. Да ещё Кальдер и Скейл раздают приказы, словно знают, как отличить говно от овсянки, словно их имена что-то значат, помимо имени их отца.

— Ёбаный Кальдер, — проворчал Тул, качая головой.

— Ёбаный Скейл, — прошипел Доу и плюнул на влажную землю.

— На всём севере нет пары ублюдков хуже, — сказал Трясучка. — А теперь, как я слышал, Бетод заключил сделку.

— Что за сделку? — спросил Тридуба.

Трясучка повернул голову и сплюнул через плечо.

— Сделку с ёбаными шанка, вот что за сделку.

Ищейка уставился на него. Все уставились. Недобрая весть.

— С плоскоголовыми? Как?

— Кто знает? Может, ведьма нашла способ поговорить с ними. Времена меняются, и быстро, и это не правильно. Всё это не правильно. Там многие парни этому не рады. И это ещё не говоря об этом Наводящем Ужас.

Доу нахмурился.

— Наводящий Ужас? Никогда о нём не слышал.

— Да где вы все были? Подо льдом?

Все посмотрели друг на друга.

— Вроде того, — сказал Ищейка. — Вроде того.

По дешёвке

— Сэр, к вам посетитель, — пробормотал Барнам. Его лицо почему-то было бледным, как смерть.

— Это очевидно, — отрезал Глокта. — Это он стучал в дверь, как я понимаю. — Он уронил ложку в едва тронутый суп и кисло облизал пустые дёсны. Сегодня вечером не еда, а какая-то особенная гадость. Уже скучаю по стряпне Шикель. Если бы только она не пыталась меня убить… — Ну, кто там?

— Это… э-э-э… это…

Через низкую дверь зашёл архилектор, пригнувшись так, словно не хотел потревожить свою безупречную белую шевелюру. А-а, сам вижу. Архилектор, насупившись, прошёл по тесной столовой, скривив губу, словно попал в канализацию.

— Не поднимайтесь, — бросил он Глокте. Я и не собирался.

Барнам сглотнул.

— Могу ли я предложить вашему преосвященству…

— Убирайся! — фыркнул Сульт, и старый слуга чуть не упал, спеша скрыться за дверь. Архилектор смотрел на него с иссушающим презрением. Добродушие нашей прошлой встречи кажется теперь почти забытым сном.

— Проклятые крестьяне, — прошипел архилектор, садясь за узкий стол Глокты. — В Колоне снова восстание, и этот мерзавец Дубильщик снова в центре всего. Кого-то согнали с земли, и это обернулось кровавым бунтом. Лорд Финстер совершенно неверно оценил настроения, и троих его стражников убили, а самого лорда разъяренная толпа осаждает в его поместье. Недоумок. К счастью, внутрь они попасть не смогли, так что удовлетворились тем, что сожгли половину деревни. — Он фыркнул. — Своей собственной проклятой деревни! Так поступают идиоты, когда злятся. Уничтожают то, что ближе, даже если это их собственный дом! Открытый Совет, разумеется, требует крови. Крестьянской крови, да побольше. Теперь нам придётся отправить туда Инквизицию, искать зачинщиков, или любых болванов, которые будут на них похожи. Повесить надо этого дурня Финстера, но такого варианта у нас нет.

Глокта прокашлялся.

— Я немедленно соберусь в Колон. — Ловить крестьян. Вряд ли я сам выбрал бы себе такое задание, но…

— Нет. Вы нужны мне для другого. Дагоска пала.

Глокта поднял бровь. Однако ж, не очень удивительно. Не настолько потрясающая новость, чтобы втиснуть в мою тесную квартиру такую фигуру, как его преосвященство.