Социализм. История благих намерений - Александр Монович Станкевичюс

на догнивание зерно. МВД следило, чтобы всякое даже несъедобное зерно надежно охранялось, т. е. “заботилось” о том, чтобы люди им не отравились. В течение ноября 1947 г. органами МВД было выявлено 211,4 тыс. т зерна, зараженного амбарными вредителями и 22,7 тыс. т полностью испорченного. В Алтайском крае на Овчинниковской базе Министерства продовольственных резервов обнаружено около 200 т хлеба, оставленного на месте бывших бунтов. Зерно проросло и превратилось в сплошную грязно-зеленую массу. На Троицкой базе того же министерства в силосную яму было сброшено около 70 т ржи, спрессовавшейся в черные комья. На территории той же базы находились кучи сгнившего, смешанного со снегом зерна. Одними репрессиями правительство не смогло остановить напор бесхозяйственности и постоянно растущую порчу отобранного у народа хлеба, поэтому в 1948 г. многое повторилось. В разгар уборочной 20 августа т. г. Совмин СССР принял постановление “О мероприятиях по обеспечению сохранности хлеба урожая 1948 г. на заготовительных пунктах Министерства заготовок и базах Министерства государственных продовольственных и материальных резервов”, а 20 ноября – второе постановление о ходе выполнения первого. Оба постановления, подписанные Сталиным, также не сработали. Опасаясь наказания, заведующие пунктов предоставляли ложные отчеты о качестве состояния зерна. Ввиду недостатка транспортных средств и перегруженности складов укрупненных пунктов, в 1948 г. вывозка зерна из глубинных пунктов почти не производилась. По неполным данным в СССР на 10 октября 1948 г. установлено самосогревание 611,5 тыс. т зерна. В восточных районах большое количество греющегося зерна имелось в Алтайском крае – 12,4 тыс. т, Красноярском – 8,1 тыс. т. В течение сентября и первой декады октября т. г. на отдельных заготовительных пунктах этих краев было обнаружено 14,7 тыс. т зерна ухудшенного качества. В Горьковской области в результате невыполнения правил сушки и совместного складирования сырого и сухого зерна только на 4-х проверенных заготпунктах контролерами было выявлено 530 т испорченного зерна. Директор зерновозы “Сибирская пристань” Гуткин “допустил” порчу свыше Ют зерна. Чтобы избежать наказания, он вывез испорченное зерно на один из складов на берегу Волги, где в половодье оно было смыто водой. По нашим расчетам, испорченного хлеба могло бы хватить для того, чтобы оплатить натурой выработанные трудодни голодавшим колхозникам России, Украины, Белоруссии, Молдавии. Вместо этого огромное количество зерна было загублено и списано. Прелое, проросшее зерно направлялось на потребление населению. Мука из такого зерна получалась непривычного цвета и запаха, а хлеб, как вспоминали очевидцы, не могли склеить самые опытные пекари» [116, с. 150–153].

Голод в 1946–1948 гг. был последним в короткой истории СССР. После смерти Сталина и ухода вслед за ним идейных большевиков старой закалки колониальная политика города в отношении деревни прекратилась. При Хрущеве и Брежневе высасывание ресурсов из села для индустриализации сменилось политикой государственных инвестиций в развитие сельской местности, в которой продолжала жить значительная часть населения. Колхозы постепенно сменялись совхозами, а колхозники перестали рассматриваться с привычных для социалистов предвзятых к селу позиций. Что характерно, индустриализация (рост вторичного сектора) в стране продолжилась, и это подтверждает наш тезис, что для роста индустрии в 1930-е гг. не требовалось проводить агрессивную политику перекачки ресурсов от крестьян в город.

* * *

Но социализм строился не только в России. Катастрофический по масштабам голод произошел в соседнем Китае, где в 1949 г. к власти пришли коммунисты под руководством Мао Цзэдуна, верного и последовательного ученика Сталина.

Великий китайский голод 1959–1961 гг. наступил в результате политики «Большого скачка», в ходе которого была проведена коллективизация не только сельских, но и городских хозяйств, объединенных в коммуны. Как и в России в 1920-1930-е гг., сельское население составляло подавляющее большинство в Китае 1950-х, а это означало, что в эксперименте были задействованы сотни миллионов людей, для которых принудительно обобществленное хозяйство было совершенно чуждым и разрушительным для их привычного уклада.

Иронично, что в соответствии с программой 1947–1952 гг. конфискованная у богатых землевладельцев земля передавалась крестьянам. Но уже в 1953 г. экспериментаторы из компартии ввели централизованную систему заготовок сельхозпродукции для обеспечения форсированной индустриализации в городах, что предполагало в скором времени переход к полноценному обобществлению хозяйств. В 1958 г. была введена т. н. система «хукоу», ограничивавшая передвижение населения из сел в города. В августе того же года в официальном издании Коммунистической партии Китая «Жэньминь Жибао» вышла статья, заголовок которой вскоре превратился в лозунг: «Земля отдаст столько зерна, сколько мы осмелимся взять». На фоне этого лозунга проводилось не только обобществление крестьянских средств производства, но и даже средств потребления. Повсюду в Китае стали открываться общественные столовые, в которых запасы продовольствия, произведенные огромным трудом всеми членами колхоза, каждый по отдельности мог потребить в неограниченном объеме. Разумеется, это приводило к эффекту «приватизации прибыли, национализации убытков» и падению стимула к труду, поскольку никто не контролировал эффективность каждого отдельного члена хозяйства и в массовом порядке появлялись лодыри.

Местные власти сообщали о рекордных урожаях зерна, сообщая то, что хочет услышать председатель партии Мао Цзэдун, а независимых СМИ не было, поэтому любая информация воспринималась некритически, могла быть искажена, а значит, требования центра по заготовкам почти всегда не соответствовали реальным возможностям хозяйств. «16 июня 1958 года самый знаменитый и наиболее авторитетный китайский ученый Цянь Оюэсэнь опубликовал в газете China Youth (“Чжунго Цинняньбао”) статью, в которой говорилось, что теоретически с одного му земли можно снимать до 25 тысяч килограммов риса или пшеницы, поскольку растения усваивают 30 % получаемой ими солнечной энергии. Статья особо не обсуждалась, и Мао Цзэдун воспринял ее как теоретическое доказательство целесообразности “большого скачка” в сельском хозяйстве. Строго контролируемые СМИ замалчивали иные точки зрения, так что Пекин пал жертвой собственного вмешательства в дела печати. Министерство сельского хозяйства, наивно принимая на веру поступавшие с мест сообщения о необычайно высоких урожаях, выступило с прогнозом, согласно которому производство зерновых в 1958 году должно было повыситься почти на 70 %. Мао Цзэдун вместе с другими представителями центрального аппарата поверил, что пора задуматься о хранении и реализации избытков зерна. Неудивительно, что в 1958 году у крестьян изъяли больше зерна, чем раньше, а в 1959-м – еще больше. Экспорт зерновых вырос с 1,93 миллиона тонн в 1957 году до 2,66 миллиона в 1958-м, 4,16 миллиона в 1959-м и 2,65 миллиона в 1960-м – прежде чем в 1961 году Китай перешел к импорту. В1959 году Мао объявил, что производство зерновых в Китае достигло 375миллионов тонн, однако в действительности было собрано около 170 миллионов. Как это ни абсурдно, Китай агрессивно наращивал экспорт зерна в то самое время, когда миллионы крестьян умирали от голода. Получив первые сообщения о голоде в провинции Хэнань, убоявшиеся наказания местные власти сделали все возможное, чтобы скрыть этот факт, – и