Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

Политическая экономия утверждает, что спекуляторам следует давать полную свободу действия на рынке, где производится торг предметами первой необходимости; закон равной свободы точно так же вооружается против ходячего мнения о необходимости в этом случае ограничений, утверждая, что они вправе распоряжаться по своему усмотрению, и признает всякое вмешательство в их действия несправедливым. Политическая экономия считает вредным наказывать ростовщиков; закон равной свободы признает подобные наказания нарушением прав и воспрещает их. Политическая экономия доказывает, что машины приносят народу более пользы, чем вреда; закон равной свободы воспрещает всякие покушения к ограничению их употребления. Политическая экономия приходит к положительному выводу, что заработную плату и цены на товары нельзя регулировать искусственным образом; из закона равной свободы выводится прямое заключение, что всякая искусственная регламентация в этом отношении недозволительна с нравственной точки зрения. Политическая экономия учит нас, что наименее вредная подать есть прямая; вместе с тем закон равной свободы не протестует безусловно против одних только прямых налогов (гл. XIX, § 2). Заключения политической экономии совпадают с предписаниями этого закона и во многих других случаях; например, относительно вреда всякого вмешательства в обращение денежных знаков, относительно бесполезности попыток постоянного поощрения какого-либо занятия за счет других, относительно неуместности законодательного вмешательства в способы и приемы фабричного производства. Более простые выводы из основных начал нравственности предупредили и сделали излишними для практических целей тщательно выработанные аргументы Адама Смита и его последователей. Факт этот нам невозможно будет оценить надлежащим образом до тех пор, пока мы не убедимся, что выводы политической экономии справедливы только потому, что заключают в себе предписания нравственного закона, до которых ученые дошли окольным путем.

§ 5. Наше учение, сверх того, заключает в себе еще философию цивилизации. С научно-нравственной точки зрения оно игнорирует зло, но с психологической оно показывает путь исчезновения зла. Постановляя отвлеченные правила человеческого поведения, оно предполагает людей совершенными, заключает в себе закон этого совершенства; в то же время, разъясняя смысл нравственных явлений, это учение показывает, почему люди ведут себя именно так, как мы это видим в действительности, и почему процесс, через который прошло человечество, был необходим.

Мы показали, что если бы первобытный человек по устройству своему был способен оценить принципы истинной справедливости и сообразоваться с ними, то способность эта не только принесла бы вред, но даже оказалась бы гибельной (гл. XXX, § 2). Мы разъяснили, что в силу закона приспособления способности, соответствующие этим принципам, начинают развиваться тотчас, как только вызываются условиями существования. Самые выдающиеся явления прогресса указывают на постоянное развитие таких способностей. Во многих местах мы показали, что господство этих последних должно предшествовать осуществлению совершенного состояния общества. Указано было также влияние, которое обеспечит за ними окончательное господство (гл. II).

Одна сторона учения выясняет единственные условия, при которых возможно осуществление божественной идеи и не обращает внимания на недостатки человечества; другая – указывает на душевные способности, необходимые для выполнения этих условий, объясняет, в чем заключается существо цивилизации, почему она была необходима, и приводит самые крупные ее черты.

§ 6. В заключение были приведены доказательства того, что нравственная истина – лишь дальнейшее развитие истины физиологической, и нравственный закон – просто закон всесторонней, совершенной жизни. Неоднократно было указано, что смерть есть окончательное прекращение упражнения способностей; все, что прекращает их деятельность отчасти, производит страдание или частную смерть; только простор для полной деятельности делает жизнь полной. Таким образом, первое условие жизни есть свобода упражнять свои способности; развитие этой свободы до крайних пределов возможного представляет условие наибольшей жизни; отсюда следует, что свобода каждого, ограниченная только равной свободой всех остальных, есть условие полной жизни в применении ко всему человечеству.

Все это справедливо не только по отношению к отдельным личностям, из которых состоит род человеческий, но и по отношению к целым обществам. Жизненная сила, какая обнаруживается в обществе, носит на себе высокий или низкий тип, смотря по тому, насколько в нем выполняются только что упомянутые условия. Читатель мог из нашего последнего анализа сам вывести заключение, что высшие типы социальной организации, которые характеризуются взаимной зависимостью отдельных частей, возможны только в том случае, когда между этими последними существует взаимное доверие; они возможны, следовательно, только тогда, когда люди поступают друг с другом справедливо, т. е. когда они повинуются закону равной свободы.

При широком обобщении закон равной свободы можно признать существенным законом природы, основным требованием для существования личного и общественного; это закон, при котором отдельный гражданин может достигнуть полной жизни и в то же время жизненная основа общественного организма в буквальном, а не в иносказательном смысле этого слова; это закон, которым завершается индивидуализация человека и общества, закон того состояния, к которому стремится мир.

§ 7. Припомнив весь ход аргументации, читатель соберет в одном фокусе те лучи, которые должны разъяснить ему настоящий вид дела и рассеять все сомнения, сохранившиеся в его душе. До нашего основного принципа мы доходим различными, независимыми друг от друга путями. Принцип этот создает одну систему и соединяет в одно целое теории, по-видимому, противоположные или независимые друг от друга. Он не только придает научное значение руководящим началам нравственности, но соединяет их в одном обобщении с законами о государственных обязанностях. Его предписания оказываются согласными с учениями политической экономии. Цивилизация представляется с этой точки зрения развитием существа, способного сообразоваться с нашим принципом. В качестве закона совершенной жизни он связан с теми физическими законами, высшим проявлением которых служит жизнь. Наконец, оказывается, что он отличается таким многосложным средством именно потому, что лежит в основании жизненных проявлений.

XXXII

Заключение

§ 1. Необходимо сказать еще несколько слов для того, чтобы пояснить то положение, в которое нам следует стать по отношению к изложенному учению. Найдется, вероятно, немало людей, которые будут усердно изыскивать «уважительные причины» для избежания стеснений, постановляемых нашим нравственным законом. Старинная привычка возвращаться к утилитарным соображениям покажет свое влияние. Привычка эта существовала у людей задолго до хвалебных ей гимнов Палея. Мы доказали, что в поступках своих нельзя руководствоваться расчетом могущих из них произойти последствий; мы объяснили всю ничтожность уверений, будто всякое правило, как бы оно хорошо ни было, должно иметь случайные исключения (лемма II); а все-таки можно ожидать дальнейшего восхваления неповиновения основному закону с точки зрения «политики». В числе других предлогов для сложения с себя нравственных обязанностей, безо всякого сомнения, будет приводиться и то обстоятельство, что совершенный нравственный кодекс, по нашему собственному сознанию, невыполним для несовершенного человека и что, следовательно, в настоящее время нужно руководиться каким-нибудь другим