Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

кодексом. По всей вероятности, будут утверждать, что в настоящее время нужно направлять свою деятельность не к тому, что справедливо с теоретической точки зрения, но к тому, что при современной обстановке наиболее удобоисполнимо. Не обойдется и без таких уверений, что поведение, которое при настоящих обстоятельствах производит всего более добра, правильно, если не безусловно, то, по крайней мере, относительно и, стало быть, с этой точки зрения, для нашего времени так же обязательно, как и выполнение отвлеченного закона. Может быть, скажут еще, что внезапное преобразование общества на основании принципов чистой этики должно породить бедственные результаты, пока природа человека такова, какой мы ее видим теперь; и, следовательно, нужно соблюдать некоторую осторожность в применении нравственных правил. Этим путем утилитарные взгляды возвратятся, если не в качестве безусловного основного закона, то по крайней мере как временные руководящие правила. Рассмотрим все это подробнее.

§ 2. По-видимому, вполне основательно утверждать, что для несовершенного человека необходим нравственный кодекс, который бы признавал его несовершенства. На деле это, однако же, не так. Ведь такой кодекс должен отличаться от совершенного только тем, что предписания его будут менее строги. Цель заключается в изменении совершенных правил таким образом, чтобы выполнение их сделалось возможным для существующих людей; другими словами, нужно выпустить самые строгие предписания. Вместо того чтобы говорить: «Не нарушайте вовсе закона», предполагается примениться к человеческой слабости и сказать: «Нарушайте его только в таких-то и таких-то случаях». В таком виде это предложение осуждает само себя: оно хочет сделать нравственными поступки, которые, по его собственному сознанию, безнравственны.

Оставляя это в стороне, рассмотрим преимущества, которые могли бы произойти от такого послабления. Можно ли предполагать, что люди будут вполне придерживаться своих обязанностей, если мы отбросим самую трудную их часть? Едва ли. Обыкновенно никакое выполнение не доходит до предположенной цели. Следовательно, поставить цель на один уровень с возможностью – значит сделать действительное выполнение ниже возможного. Разве может произойти зло от усилий достигнуть вполне той нравственности, которая в настоящее время доступна нам только отчасти? Конечно, нет; ведь и самый прогресс есть только результат постоянных усилий к достижению того, что лежит за пределами нашей возможности. Где необходимость предлагаемых изменений? Наша неспособность сама даст о себе знать, и в действительной жизни наш нравственный кодекс будет ослаблен именно настолько, насколько велика эта неспособность. Если люди в настоящее время не могут следовать закону, то, значит, они не в силах так поступать – вот и все тут; из этого, однако, не следует, будто мы должны сделать сколок с их неспособности и определить, что для них возможно и что нет. Мы не были бы в состоянии сделать ничего подобного даже и тогда, когда бы это было желательно. Только опыт может показать, в какой степени каждая личность в состоянии сообразоваться с законом. Степень возможности в этом случае для каждого человека иная, и определения, сделанные для одного, не будут годиться для всех вообще. Если бы можно было установить средний уровень для известного времени, то он оказался бы негодным для времени, непосредственно за тем следующего. Ясно, что невозможно создать систему нравственности, которая принимала бы в соображение современное несовершенство: а если бы такая возможность и представлялась, то подобная система была бы бесполезна.

§ 3. Люди, которые в видах «политики» дозволяют себе небольшое отступление от закона, нередко утверждают, что их побудило к тому желание действовать практично. Таким людям следовало бы внимательнее взвешивать свои слова. Под словом «практично» нужно подразумевать образ действия, который приводит к полезным результатам; предполагается, что план, который характеризуется этим словом, вообще по своим последствиям более полезен, чем те, которым он противополагается. Но ведь то, что мы называем нравственным законом, заключает в себе постановление условий для полезных действий. Закон этот вытекает из основной сущности вещей; он указывает ряд тех ограничений, с которыми необходимо сообразоваться для достижения наибольшего счастья. Переступать за эти границы – значит не обращать внимания на естественную необходимость, значит бороться против устройства природы. Предположение, будто возможно нарушать нравственный закон для того, чтобы следовать практическому образу действия, равносильно утверждению, что ради пользы мы должны переступать за те пределы, в которых исключительно возможно достижение этой пользы.

Предполагать, будто мы в состоянии что-нибудь основательно придумать, устроить или и вовсе переделать, не понимая существенных условий успеха, или пренебрегая этими последними, когда они нам известны, – это такая нелепая мысль, что хуже трудно что-нибудь себе представить! В поле и мастерской мы обнаруживаем гораздо более здравого смысла. В этого рода делах мы не игнорируем свойства предметов, с которыми имеем дело. Вес, подвижность, инерция, сцепление – все это силы, всеми признанные; они признаются существенными принадлежностями материи и в тех случаях, когда о них не имеют научного понятия. Пренебрегать ими способен только самый безнадежный дурак. В области же нравственности и законодательства мы действуем так, как будто вещи не имеют никаких определенных свойств и принадлежностей. Мы не стараемся обобщить разнородные явления человеческой природы и определить законы, по которым она действует, и мы не пытаемся применяться к ним в своих поступках. Мы не спрашиваем о том, в чем заключается жизнь, из чего, собственно, должно состоять счастье и не стараемся направить наши меры согласно с правильными взглядами на эти предметы. А между тем разве может быть какое-либо сомнение в том, что существуют касательно человека, его жизни и счастья известные элементарные истины, которые, само собой разумеется, должны лечь в основание всякого справедливого образа действий? Разве мы не видим, что надлежащее отправление всякой способности постоянно доставляет удовлетворение? Разве каждая способность не развивается от упражнения и не чахнет от бездеятельности? Разве результат всякого законодательства и всякой культуры не зависит прежде всего от степени внимания, которое обращается на эти факты? Не подлежит никакому сомнению, что нужно сперва узнать, из чего состоит общество, и потом уже предлагать меры для его блага. Этого требует благоразумие. Природа человека постоянна или нет? Почему она постоянна и почему не постоянна? Всегда ли она одинакова в своем существе? Если так, то в чем заключаются ее постоянные свойства? Или, быть может, она изменчива? В таком случае, в чем заключается существо изменений, которым она подвергается? Что из них выходит и почему? Ясно, что прежде чем мы примем какую-либо практическую меру, следует дать себе определенные ответы на эти вопросы. Результат таких мер не может быть делом случайности. Их успех или неуспех будет зависеть от степени их согласия с известными постоянными законами существования. Не безумие