Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова

писать не было смысла. Родился Холл в 1574 году, двумя годами раньше Ратленда, в графстве Ланкашир, граничившем с Лейстерширом, где стоит Бельвуар. Если точнее, Бельвуар находится на границе между этими графствами. В 1589 году Холл поступил учиться в кембриджский колледж Эммануил. Ратленд учился тогда в другом колледже, в 1595 году граф окончил Кембридж, получив степень магистра филологии, а Холл становится преподавателем этого университета. Так что Холл мог многое знать.

В 1600 году он принимает сан, скоро становится епископом и читает проповеди, направленные на исправление нравов.

Если бы стратфордианцы не отмахивались от документальных свидетельств, дошедших к нам из того времени, то, крепко ухватившись за одну ниточку, они постепенно размотали бы и весь клубок, ведь документов-то много и все они известны. Полемика Холла и Марстона должна была непременно привести исследователей к другим произведениям этих авторов. Марстон исследован подробно. Большое спасибо его знатоку Давенпорту. А вот что мне удалось извлечь из одного стихотворения Холла.

КОРОТКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ. ДЖОЗЕФ ХОЛЛ И ДЖОН ДОНН

Джозеф Холл и Джон Донн были друзья. В 1611 и 1612 годах Холл пишет в виде предисловия к «Первой годовщине» и ко «Второй годовщине» Джона Донна траурные элегии, в которых оплакивает почившую в 1610 году четырнадцатилетнюю девушку Елизавету Друри, дочь покровителя Джона Донна сэра Роберта Друри, которого Донн сопровождал в поездках на континент. Для нас интересна вторая элегия «The Harbinger to the Progress» («Bестник Полета»).

О двух «Годовщинах» Донна следует рассказать подробнее. В 1610 году умирает юная Елизавета Друри, наверное, прелестная, образованная и талантливая девушка, и Джон Донн пишет траурную элегию, как и полагалось хвалебную, на ее смерть. А через год сочиняет «Первую годовщину», которую называет «Анатомия мира» («An Anatomy of the World»).

Смерть юного существа послужила импульсом для написания философической поэмы, полной рассуждений о смерти, которая представлялась тогда вторым рождением. В поэме звучит его любимая мысль, что смерть даже одного человека колеблет основания мира. Донн обещает каждый год, пока жив, праздновать ее второе рождение: «то есть твою смерть» – «That is, thy death». В одиннадцатом же году, осенью, вместе с сэром Робертом он уезжает на континент, возвращается через год, осенью 1612 года, и узнает о смерти Ратленда и его девственницы-жены Елизаветы. Он тут же пишет «Вторую годовщину», которую назвал: «Полет души» («Of the Progress of the Soul»).

Конечно, это тоже философская, написанная языком астрологии и алхимии, но очень, очень личная поэма. Сквозь всю поэму повторяется рефрен: «She, she is gone. She’s gone» [340]. (Строки 81, 245, 315-316, 448, 507-509. Строк всего 528.) На этом рефрене держится вся поэма. Донн описывает достоинства умершей. Несмотря на гиперболу похвал, вырисовывается определенный женский характер, действительно полный достоинств: «Та, кто чиста и прекрасна» (строки 241-246), «…кто дома в уме прочитывает все библиотеки» (строки 303-304). Для нее весь этот мир – театр, где слушатель внимает, «чем славны ее младые лета, ведь во всем, что она делает, сокрыты некие фигуры золотых времен; / та, кто поверяла обычные желания добродетелью, а добродетель религиозным пылом» (строки 75-76). И вот «она ушла, ушла» – завершается очередная длинная изысканная похвала. А в самом начале (строки 30-36) читаем:

В великом сем потопе видишь ты,

Как я борюсь за жизнь. За жизнь, которой

Всяк вознесет хвалу за похвалу

Тебе, бессмертна дева. Ты отвергла

Прозванье матери, так будь же Музы

Моей отцом: ведь, чистая, она мечтает

Родить дитя, как это, ежегодно.

Yet in this delude, gross and general,

Thou seest me strive for life. My life shall be

To be hereafter prais’d for praising thee,

mmortal maid, who, though thou wouldst refuse

The name of mother, be unto my Muse

A father, since her chaste ambition is

Yearly to bring forth such a child as this.

Здесь что ни строчка, то аллюзия. Безмерная похвала бессмертной и безмерно прекрасной девственнице – ясно из всей поэмы. Она отказалась назваться матерью, так, может, станет вдохновителем самого Донна? Кто она, эта «Immortal maid» [341]? Ответ, похоже, заключен в предисловии Холла к этой поэме. В ней автор обращается к душе самого Джона Донна, что, по его поэтической прихоти, летит вослед оплакиваемой душе. И в ней имеются следующие полторы строки:

Лети все выше, выше. Пусть хвала

Создателя твою Лауру чтит… [342].

Still upwards mount, and let thy Maker’s praise

Honour thy Laura…

Значит, у Джона Донна была Лаура, и эта Лаура – усопшая Елизавета «Второй годовщины». Холл, наверное, знал, что писал, сравнив Джона Донна с Петраркой, чья Лаура, неразделенная любовь, была его музой. Это бесспорное свидетельство, что у Джона Донна была в жизни подобная любовь, служившая ему источником вдохновения. Теперь мы знаем имя его любви – Елизавета – и что она, прекрасная девственница, умерла в 1612 году. Все остальное подсказывают его песни, элегии и сонеты.

Четырнадцатилетняя девочка, конечно, не могла быть музой Донна, хотя бы потому, что когда он еще писал стихи, Елизавета Друри жила свое первое десятилетие. Значит, надо смириться: в том веке было возможно одной траурной элегией прощаться сразу с двумя отлетевшими душами. Это черта эпохи – сплетать в одном образе двух людей, которые связаны общей приметой.

Мы разделяем мнение авторитетных исследователей и литературных поклонников Джона Донна, для которых очевидно, что его стихи автобиографичны, в них звучит невыдуманная боль, они содержат реальные факты и чувства. Одно из таких стихотворений – «Прощание: о книге» («A Valediction: of the Book»). В нем он прощается с женщиной, которую не только очень любит, но с которой его связывает служение музам.

Начинается оно так:

Скажу тебе, (моя Любовь), как надо

Судьбу гневить, в ответ на гнев ее,

Как устоять мне от ее наскоков,

И как потомству это сообщить;

Как превзойти тебе Сивиллы славу

И ту затмить, что всем искусствам – пенью,

Поэзии – Пиндара обучала.

Ту, с кем Лукан писал поэму. Ту,

Чью книгу (говорят) нашел Гомер.

I’ll tell thee now (deare Love) what thou shalt doe

To anger destiny, as she doth us,

How I shall stay, though she Esloygne me thus,

And how posterity shall know it too;

How thine may outИendure

Sybills glory, and obscure

Her