Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

Ксения Алексеевна повела гостя в поле. Был разгар сенокоса, и из соседних деревень пригласили косцов. Мужики косили, а бабы сгребали скошенное раньше и уже немного подсохшее сено и укладывали его в кучи. Сена было много.

— Рабочих рук не хватает, — пожаловалась Ксения Алексеевна. — Я нанимаю их за деньги из расчета стоимости половины урожая.

Бабы работали дружно, хорошо и аккуратно. Деловым шагом, с тросточкой в руке, Ксения Алексеевна обходила сенокосы.

— Везде хозяйский глаз нужен, — пояснила она.

По обычаю, заведенному здесь Морозовыми, она со всеми здоровалась за руку. Со всеми говорила ласково. Всех она знала, и все ее знали. Вот на поле появился и управляющий Александр Васильевич. Он отвечает за все хозяйство. Его фигура была видна всюду. Он вечно в движении, в работе, в заботе, в хлопотах. И дело у него движется, и все в порядке.

— Вот поле ржи, а там пшеница. Вот овес, а дальше лен. Но лен уже не наш, а деревенский, колхозный. На грядах картофель, — поясняла хозяйка.

— С лугов собирается сено на прокормление скота. У нас пять коров, три лошади, телята, птица. Рожь сеется на прокормление обслуживающего персонала, овес для лошадей, гречиха для кухни. Есть пчельник из нескольких ульев. Кое-что из продуктов продается, кое-что покупается, — включился в разговор Александр Васильевич.

Перед домом разместились огород и фруктовый сад. Здесь снова картофель, затем морковь, лук, помидоры, кабачки, клубника, огурцы. Кругом яблони, сливы, коринка, смородина, малина, крыжовник. Есть несколько мичуринских сортов деревьев, присланных в подарок лично И. В. Мичуриным. Это 2–3 яблони, рябина-вишня: лист вишни, плод — рябины; и еще что-то. Мичуринские сорта плодов еще не давали. Все поля, огороды, фруктовый сад, цветы тщательно ухожены, за всем виден хозяйский глаз, внимание, забота, любовь и интерес.

Тут же рядом служебные помещения: хлев, конюшня, скотный двор, сарай для молотьбы. Здесь же прекрасный колодец, глубиной в 11 метров, дающий очень хорошую воду для питья. Есть сельхозмашины: борона, косилка, молотилка, грабли и пр.

Хозяйство у Морозовых большое, требующее много рабочих рук, внимания и руководства, солидных расходов. Пока Николай Александрович в своем кабинете занимается наукой, Ксения Алексеевна и Александр Васильевич управляются с хозяйством.

Управляющему было больше пятидесяти лет, и уже более десяти лет он работает у Морозовых. У него трое взрослых детей, которые живут отдельно от родителей. До революции он был торговцем. Когда пошло раскулачивание, его обвинили в спекуляции, осудили на 3 года, посадили и сразу же конфисковали дом и все имущество. Следом арестовали и осудили на 2 года жену и дочь. Затем приговоры были отменены, но имущество и дом не возвратили. Александр Васильевич кинулся искать работу, но с таким прошлым устроиться было довольно трудно. Тогда он познакомился с Морозовыми, и те взяли его управляющим в Борок. Первые пять лет его работы имение давало одни убытки, но после того, как его поймали на обмане и строго поставили это на вид, он покаялся и был оставлен в Борке. С тех пор хозяйство дает доход и является безубыточным. Очевидно, что и сейчас он себя не забывает, но теперь делает это, соблюдая меру.

После прогулки Ксения Алексеевна позволила гостю почитать неизданные рукописи Морозова. Это VIII, IX и X тома «Христа». Теперь Стебаков был надолго обеспечен интересным чтением. При этом он сделал многочисленные выписки, около шести тетрадей.

— В Ленинграде у нас украли из квартиры, неизвестно кто, работу Николая Александровича об «угольных мешках» — темных телах в Млечном Пути. Но у него сохранился черновик. Теперь он восстанавливает эту работу заново, заново производит многочисленные вычисления, — пожаловалась Ксения Алексеевна. — Еще у нас пропал восьмой том «Христа», бывший у профессора Мрочека и отобранный у него при его аресте. Но сохранился второй экземпляр, и Николай Александрович пытается восстановить утерянное.

К этой теме Стебаков вернулся во время вечерней прогулки с Николаем Александровичем:

— Напечатайте ваши работы в «Известиях Научного института имени Лесгафта». Ведь вы — директор института. Ваши сочинения — это вклад в мировую науку. Они расширяют горизонты всего человечества.

— Не могу, — ответил Николай Александрович. В институте много молодых ученых, для которых напечатание их сочинений есть огромное жизненное переживание. Вход в науку. У меня же двадцать пять томов уже напечатанных сочинений.

— Да, но работа молодого ученого в большинстве случаев и ничего не стоит, — возразил Сергей Александрович. — Во многом это пересказ известного. Каждая же ваша работа есть новое слово, новый вклад в науку. Сейчас они внутри вас. Никто, кроме вас, их создать не может. Рукописи же пропадают и расхищаются.

— И все же я остаюсь при своем мнении, — закончил эту тему Морозов.

Возраст у Николая Александровича в то время был весьма почтенный, но на вид он казался бодрым и крепким. Его любимая присказка: «Я здоров. Я крепок. Я не поддаюсь болезни». Ежедневно утром он делал гимнастику, сохранив этот обычай еще из Шлиссельбурга: вращал шеей, поднимал ноги, вертел руками. В глаза прыскал борной водой, промывал их. Обтирался холодной водой. Ежедневно делал прогулки в 6–8 километров. Работал он много. Специальный врач следила за его здоровьем. По секрету она рассказала гостю, что недавно Николай Александрович доработался до полного переутомления мозга и глаз. Пришлось на некоторое время запретить всякую работу.

Морозов очень боялся сквозняков и всегда наглухо запирал все двери и окна, чтобы ниоткуда не дуло.

Вставали в Борке поздно, к завтраку, который был в 11 часов утра. К завтраку, обеду, ужину должны были являться все. Пока все не соберутся, Николай Александрович к столу не садился. За столом у всех сложились определенные места. Во главе стола — Николай Александрович. Справа от него — Стебаков и врач Анна Семеновна. Напротив них — Ксения Алексеевна и управляющий Александр Васильевич. Напротив Морозова — супруга управляющего Мария Тимофеевна. Ей приходилось часто вставать, чтобы принести новые блюда из кухни.

Иногда приходили гости. Их всегда звали за стол и кормили по всем правилам русского широкого гостеприимства.

Во время завтрака на стол ставили кипящий самовар. Подавали крынки с молоком, творогом, сметаной, кашей, тарелки с луком, огурцами, хлеб, лепешки. Продукты свои, и их было много. Николай Александрович ел яичницу, кашу, пил чай с молоком.

После завтрака Николай Александрович около получаса гулял, обдумывая предстоящую работу. Затем трудился в своем кабинете. Никто в это время к нему не заходил. Никто ему не мешал.

После пяти — обед. Сначала суп. Затем либо жаркое, либо