Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

крепости, где «на свободе» (как я шутливо определял новое свое заключение) изучил древнееврейский язык и выполнил новый перевод библейских пророчеств. Дальнейшее их тщательное изучение привело меня к убеждению, что все пророчества написаны под непосредственным влиянием Апокалипсиса, вплоть до того, что их сюжеты, аллегории, даже самые образы и отдельные выражения повторяются в каждом из пророчеств как слабые раскаты того сильного грома, каким прогремел Апокалипсис. Следовательно, они принадлежат уже к V веку нашей эры, а не написаны за тысячу лет ранее, как считали до этого. Кроме того, имена «пророков» — не имена авторов, а просто заголовки книг. Так, Иеремия означает «Осилит Бог», Захария — «Помни, Грядущий», Исайя — «Грядущее освобождение» и так далее. Издать книгу «Пророки. История возникновения библейских пророчеств, их литературное изложение и характеристика» удалось только в 1914 году, незадолго до войны, и поэтому она не успела широко распространиться.

После этого мне пришлось прервать на время свои исследования по истории, так как официальные власти стали выражать неудовольствие работами, подрывающими основы веры.

Свою давнюю мечту — написать «Историю человеческой культуры в естественнонаучном освещении» — я начал осуществлять в 1918 году. За относительно короткий срок для столь громадной работы я подготовил фундаментальный труд в десяти объемистых томах. К сожалению, на сегодня в свет вышли только семь томов под заглавием «Христос».

Основная задача этой моей большой работы была такова: согласовать исторические науки с естествознанием и обнаружить общие законы психического развития человечества на основе эволюции его материальной культуры, в основе которой, в свою очередь, лежит постепенное усовершенствование орудий умственной и физической деятельности людей.

Когда работаешь в области науки, не идя главным образом поуже открытым другими дорожкам, то чувствуешь себя как в глухом лесу, еще не снятом на географическую карту. Пробуешь по всем направлениям и думаешь только об одном: как бы поскорее выбраться из него, и не остается времени на чисто дружеские собеседования.

Так теперь и со мной. И я работаю мысленно не только когда держу в руках перо, но даже и за обедом, и по ночам, когда просыпаюсь, тем более что мне приходится перескакивать от одной науки к другой.

Хотя я и не посвятил специальных сочинений теории вероятностей, но она занимала определенное место в моей работе «Христос». Я подсчитывал там вероятности тех или иных исторических совпадений и, найдя, что они чрезвычайно малы, делал вывод о. невозможности подобных совпадений.

Я применил математическую статистику к решению проблемы выделения «авторского почерка» различных писателей. Идея состояла в том, что каждый писатель обладает индивидуальными, свойственными только ему, закономерностями в употреблении тех или иных предлогов, союзов и других частиц. Я составил для различных сочинений известных русских писателей статистические таблицы встречаемости тех или иных частиц и назвал их «лингвистическими спектрами», а результаты этой работы опубликовал в статье «Лингвистические спектры. Средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или иного известного автора», которая вышла в 1916 году. При работе над «Христом» я применил этот метод к трудам Платона и выяснил, что их написал не один человек, а целая школа с индивидуальными особенностями языка каждого из членов этой школы [107].

Я сам понимаю основные причины недоверия к моему труду. Вскоре после выхода из Шлиссельбургской крепости, в 1907 году, увидело свет мое исследование «Периодические системы строения вещества». Там я впервые дал научно обоснованную теорию сложности химических атомов, подчеркнув необходимость вхождения в них электронов и гелия, как основных компонентов, и указал необходимость химических изотопов в виде разомкнутых и циклических структур. Но в то время ученые считали еще атомы абсолютно неразложимыми, меня никто не знал как химика, и потому первые критики обсуждали мою книгу тоже не по существу, и не раз я слышал возражения: «Как мог он изучить химию, просидев почти всю жизнь в одиночном заточении? Что путного может он сказать? Не стоит даже и читать его книгу, тем более что она полна сложных структурных химических формул».

Только потом, когда действительно были доказаны экспериментально и сложность атомов, и присутствие в них гелия, и сами изотопы, отношение к моим химическим и математическим книгам совершенно изменилось. И вот аналогичное отношение проскальзывало до сих пор и у всех впервые увидавших мою книгу «Христос», где на историю культуры высказываются совершенно новые взгляды и где она рисуется много более молодой, чем обычно думают до сих пор. Никто не хотел верить, что за 28 лет упорного ежедневного труда и размышления можно было кое-чему научиться и кое-что обнаружить даже и в темнице, особенно после того, как и до нее человек посвящал с 12 лет почти все свое время как естественным, так и общественным наукам. А о том, что после освобождения я получил возможность пользоваться для своих работ на дому богатым материалом Пулковской обсерватории и Государственной публичной библиотеки, по-видимому, никто из моих критиков даже не подозревал.

Понятно, что работа в разгар общественной бури далеко не самое лучшее время для столь фундаментального труда. Приходилось обдумывать вразброд то ту, то другую деталь и записывать урывками, с постоянными перерывами и переездами из одного места в другое для совершенно посторонних дел. Ведь в это время на моих