Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

Ирине, рассказали. Путевка у нас кончается уже через неделю, а тут надо семь дней пролежать в госпитале. Никакой валюты ни на оплату лечения, ни на оплату отеля нет. В общем, надо нас выкупать, переводить деньги. Как-никак я далеко не последний работник, создатель и ведущий человек в проекте «Триумф». В конце концов, бюллетень, болезнь ведь, и тяжелая, с опасностью для жизни. Ирина тотчас перевела нам три тысячи долларов. Их хватило на все.

Вернулись мы в Москву. Прихожу в Дом приемов. Обсуждаем события, новости последних недель. В конце встречи говорю:

– Борис Абрамович, я попросила денег, чтобы долечиться и расплатиться. Но я не воспринимаю это как подарок, вы знаете, я этого не приемлю. Я считаю, что должна, и хочу вернуть долг.

Это незабываемый, конечно, был момент. Я была совершенно уверена, что он скажет: «Ну о чем ты говоришь? Какие деньги? Ты болела, слава богу, выздоровела».

Была секундная пауза раздумья в глазах, когда он молниеносно принимает решение, я ее знаю и очень хорошо помню этот момент. Он посмотрел на меня секунду и сказал:

– Они у тебя с собой?

Я сказала:

– С собой.

Он сказал:

– Давай.

И я ему отдала собранные с таким трудом три тысячи долларов, которые он взял не думая.

Это меня поразило. Он, долларовый миллиардер, взял деньги за лечение в госпитале со своей сотрудницы, живущей на зарплату. Он мог за время болезни не заплатить мне за бюллетень, условно говоря, но ведь взял деньги и за мою больницу.

Как потом оказалось, в этот момент у него не было наличных денег. У него их вообще никогда не было, наличных. Он брал столько, сколько ему надо, сказав Бадри Патаркацишвили: «Бадри, мне надо 150 тысяч на…»

Я никогда не видела, чтобы он передавал кому-либо наличные. Он всегда кого-то звал: «Дема, достань, выплати, скажи Бадри Шалвовичу, что я согласен».

Все деньги были всегда у Бадри. Однажды и я брала у него наличные, чтобы положить на счет «Триумфа». Я брезговала: почему я должна брать наличные, почему я, беря деньги, которые абсолютно не имеют ко мне никакого отношения, должна служить нарочным или курьером. Но делать нечего, не для себя же…

Надо сказать, Бадри Шалвовича любили все. Обычно он никогда никому не отказывал. Ясно, что деньги он выдавал не без согласия Бориса Абрамовича, но делал так быстро, естественно, артистично, что это воспринималось как его личная широта и щедрость.

Я пришла к нему и сказала, что надо получить наличные. Он подошел к этажерке с ящичками, достал три пачки и вручил мне. Я спросила, не надо ли расписки, он на меня махнул рукой как на безумную. Эти деньги я должна была положить на счет. Каково же было мое удивление, когда в каждой пачке оказалась недостача в 100 долларов. То есть люди, которые передавали эти деньги Бадри, или в другом звене цепочки, изымали из каждой пачки по сотне. Я, конечно, не сказала об этом Бадри Шалвовичу, внесла по 100 долларов своих, лишь бы не поднимать шума.

* * *

Думаю, эта его беспечность, то, что он не помнил ни про деньги, ни про время, путал и то и другое, сыграла свою роль в исходе процесса – суда с Романом Абрамовичем, который проходил в Лондоне.

Как сообщалось, Борис Березовский заявил, что Роман Абрамович, оказывая давление, вынудил его и его партнера Бадри Патаркацишвили продать принадлежащие им акции Сибнефти и Русала по заниженной цене в 2001 и 2004 годах. Точно так же под давлением власти его вынудили продать акции Общественного российского телевидения. Кроме того, Березовский обвинил Абрамовича в том, что в сентябре 2003 года Абрамович продал свою долю в Русале в нарушение соглашения, не поставив об этом в известность Березовского и Патаркацишвили.

Так получилось, что вечер перед началом суда мы провели вместе. Мы с Леонидом прилетели в Лондон – его дочь, моя внучка Настенька, оканчивала колледж. Я позвонила:

– Борис Абрамович, вот я в Лондоне, в гостинице. Если хотите, повидаемся…

Тут свой сюжет. «Триумф» кончился. Березовский финансировал его еще шесть-семь лет из Лондона, после вынужденного отъезда из России. А в 2010 году все прекратилось, никаких деловых связей у нас нет. Он в России считается чуть ли не врагом, на каналах ТВ то и дело его поносят. Для россиян, приезжающих в Лондон, он стал как зачумленный. Понятно, не позвонить я не могла, это было бы просто неблагородно. Но сомневалась, пойдет ли он на встречу.

Однако Борис примчался в отель через час. Мы засели в баре, поговорили.

При наших прежних разговорах, чаще всего по телефону, в какой-то момент я всегда ощущала, что ему тяжело, больно даже слышать о новостях из России, о событиях в областях, к которым он был причастен, а сейчас всё происходит без него. Но в этот раз я была абсолютно поражена, увидев, в каком он настроении. За годы лондонского изгнания видела его таким впервые. Он буквально фонтанировал, излучал энергию, радость, это был как будто прежний Борис Абрамович.

– Завтра ты увидишь, будет моя победа, – сказал он. – Я верну свои деньги, и мы опять будем финансировать «Триумф», все возродится.

– Почему вы так уверены? – спросила я.

– Потому что я чувствую, что судья на моей стороне. Завтра у нас начинается судебный процесс.

Мне показалось, что уходит он неохотно, что ему не очень хочется со мной расставаться, хочется еще поговорить, узнать в подробностях, что и как в Москве, что говорят о жизни и о нем.

– Борис Абрамович, у Насти, моей внучки, большое событие, сегодня вечером мы в японском ресторане отмечаем окончание колледжа, – сказала я. – Вам, наверное, это неинтересно, но, если вы будете свободны, будем рады вас видеть.

– Хорошо, – ответил Борис и записал адрес. И ушел, как всегда, в сопровождении телохранителя, кажется того самого Али.

Каково было мое удивление, когда уже почти к концу ужина появился Борис Абрамович. Он обаял всех гостей, рассказывал остроумнейшие байки, весь искрился. Настя его никогда до этого не видела, знала только по нашим рассказам. Она сказала потом: «Ну, супер! Человек такой яркости, такого интеллекта!»

Все слушали его как зачарованные. Это была последняя гастроль, последнее танго Бориса Абрамовича Березовского, когда он был в состоянии полета, вдохновения и полной уверенности в своей непобедимости.

Потому что с началом процесса прежнего Березовского не стало. Судья его сбивала на лету, требовала точно сказать и доказать, когда, где и сколько он кому-либо передавал, а он сбивался, он же не запоминал такие «мелочи», как документы, суммы, даты и прочие «пустяки». Неуверенно говорил: какая разница, представлены ведь все улики, все доказательства