Мир, которого не стало - Бен-Цион Динур

Мои систематические поиски различной литературы привлекли внимание библиотекарши. Библиотекарша была караимкой, и благодаря беседам с ней мне удалось немного заглянуть в этот мир, который был для нас столь чужд и далек. Я решил посвятить значительное время изучению древней истории, в особенности римской. Кроме того, я начал изучать греческий, а также продолжал «отводить время для Торы», уделяя особенное внимание изучению арамейских переводов Торы и пророков, дабы использовать их в качестве источника по истории религий и верований в Израиле. Я знал, что я не первый, кто занялся этим вопросом, но у меня не было никакой литературы кроме самих этих переводов… Между прочим, написанные мною тогда конспекты впоследствии многократно меня выручали. Изучение истории Израиля времен Второго Храма и Талмуда пробудило во мне большой интерес к личности Йосефа Сальвадора{634} и его книге «История римского владычества в Иудее». Отчего-то я решил, что у общественного раввина, д-ра Леопольда Гинцбурга, должна быть эта книга. Я помнил, что в книге «История семейства Гинцбург» упоминается д-р Л. Гинцбург в качестве сына автора, Меира-Яакова Гинцбурга, у которого я читал какие-то примечания и нововведения к Талмуду, опубликованные его сыновьями. Я решил отчего-то, что д-р Гинцбург учился в Бреслау во времена Греца и конечно же писал диссертацию, имеющую отношение к Талмуду и Агаде, и Грец, разумеется, рекомендовал ему книгу Сальвадора, и Гинцбург, естественно, купил книгу Сальвадора в немецком переводе… И кто знает, может, у него есть и какие-нибудь новые книги, например, книга Ширера{635}, которую мне довелось видеть только один раз, в Одессе.

Итак, я решил нанести визит к раввину и попросить, чтобы он дал мне эту книгу на время. В один прекрасный день я пришел к нему, представился и сказал, что я предполагаю, что у него есть книга Сальвадора, и прошу дать ее почитать. Раввин привстал в изумлении: откуда я знаю, что у него есть эта книга? Я сказал ему, что догадался об этом. Он стал расспрашивать меня, для чего мне эта книга нужна. Когда я объяснил ему, что интересуюсь еврейской историей и к тому же читал много книг по еврейской истории по-русски и по-немецки, он спросил меня, знаю ли я еще и иврит. Я сказал: «Да, я умею читать текст на иврите». Раввин сказал: «Нет, я спросил, умеете ли вы читать без огласовок. Тот, кто хочет заниматься еврейской историей, должен хорошо уметь читать книги на иврите, я рекомендую ему учить иврит как следует…» Раввин дал мне еще и свою диссертацию, посвященную «объяснению с исторической точки зрения» первой части трактата «Авот». Он попросил меня прочитать ее и поделиться своим мнением. Через несколько дней я выразил (в очень осторожной форме) свое мнение о его книге: большинство содержащихся там идей имеются в книге на иврите, вышедшей за три года до написания этой диссертации, которая называется «Хекер Авот», и мне странно, что он на нее вообще не ссылается… Восхищение раввина не знало границ, и он рассказал мне, что после того, как он написал диссертацию, его оклеветали перед Францем Деличем{636}, у которого он писал докторскую диссертацию, и у него были большие неприятности. У него хотели даже отобрать степень доктора философии… Но он заверил меня в том, что это всего лишь случай, когда мнения двух независимых исследователей совпадают. Два автора написали об одном и том же…

Д-р Гинцбург был родом из Вильно (он был братом скульптора Элияху Гинцбурга{637}), и у него имелось несколько замечательных черт, присущих уроженцам Вильно: он был человеком скромным, «благодетелем бедных» и довольствовался малым; но мне казалось, что он чрезмерно следовал принципу: «блажен человек, который всегда пребывает в трепете». Он рассказывал о своей учебе в Бреслау, о визитах к Грецу, о стипендии, которую он получал от известного филантропа Самуила Полякова{638}. Его рассказы не пробудили во мне желания отправиться на Запад, хотя он и говорил со мной безо всякого умысла.

Д-р Гинцбург… На табличке у его двери было написано «Леопольд», его еврейское имя было Лапидот, а звали его… Хлавна. Сопоставив факты, я сделал вывод, что он родственник известного раввина р. Александра-Моше Лапидота{639} из Россиен. Впрочем, он попросил меня не рассказывать ему историю его семьи – он и сам ее знал неплохо, а «ребе из РоссиеН>>, который действительно был его дядей, его никогда не интересовал…

Дирекция школы, учителя, а также д-р Гинцбург сделали мне определенную рекламу и косвенным образом ввели меня в еврейские литературные круги города. В Херсоне было два еврейских литературных общества. Одно представляло собой отделение Общества любителей еврейского языка{640}, а другое было филиалом Еврейского литературного общества{641}. Активистами первой организации были в основном учителя иврита. Вторую организацию возглавлял господин Ш. Файскер, маскил времен 60-х, который в течение 30 лет был главой общины. Он с большим успехом «стриг овец» в годы своего раввинства, и ему даже удалось соорудить себе великолепный каменный дом. Оба общества приглашали меня стать их активистом. Я был секретарем «Литературного общества», а также активистом «Общества любителей языка». В этой организации я прочел на иврите серию лекций по истории новой еврейской литературы. Члены общества собирались в доме торгового агента, жившего близ вокзала, «книжного еврея» – его звали Давид Сегал. Это был приятнейший человек, и у него была отлично подобранная библиотека по истории караимов. Она мне очень нравилась, и я ею активно пользовался. Мои лекции по истории литературы стали итогом моей работы над этой темой в течение нескольких лет. Как-то раз, когда в Иерусалиме на вводном семинарском занятии я рассказывал о своих взглядах, присутствовавший на лекции профессор Ш.-Х. Бергман{642} заметил, что его удивило то, что я не публикую эти материалы: ведь они очень важны как с общеисторической точки зрения, так и с точки зрения содержащихся в них нововведений.

Свою деятельность я начал в Еврейском литературном обществе. В конце месяца хешвана праздновалось семидесятипятилетие Авраама-Элияху Гаркави. Решили провести публичную лекцию на русском языке про Гаркави и послать юбиляру поздравление на иврите в изящной рамке, написанное красивым почерком. У секретаря организации имелось две обязанности: прочесть лекцию и написать поздравление. Для лекции нужно было разрешение из полиции, и разрешение было получено лишь спустя месяц, во время Хануки. Я решил воспользоваться лекцией о Гаркави, чтобы рассказать широкой общественности о расселении евреев на территории России и показать членам «Литературного общества» пример исторического исследования и анализа источников. Центральной точкой рассказа о Гаркави я сделал три научные дискуссии юбиляра по трем вопросам: история расселения евреев на территории России, переписка рабби Хисдая Ибн-Шапрута{643} с хазарским каганом Иосифом и возникновение караимства. Объединяла эти три темы история про Авраама Фирковича{644}, который раскопал множество древних рукописей и некоторые из них слегка «подправил». И я снова убедился в том, насколько слабо еврейское просвещение: вся эта информация была воспринята как новая, лекцию слушали с необычайным интересом, офицер полиции простоял всю лекцию с открытым ртом, а после лекции аплодировал с таким энтузиазмом, что все оборачивались. Потом подошел ко мне и сказал: