Другая сестра Беннет - Дженис Хэдлоу

тогда спросить, где он? Я на Грейсчерч-стрит уже десять дней, и меня все еще не представили ему.

– Действительно, – признала миссис Гардинер. – Его отсутствие очень необычно. Что-то произошло на Озерах, недоразумение или какая-то ссора. Я считаю, что именно в этом причина несчастья Мэри.

Почувствовав слабину, миссис Беннет встала, чтобы вынести приговор.

– Что ж, отсутствие джентльмена лучше всего прочего говорит о силе его симпатии. С другой стороны, мистер Райдер здесь и явно заинтересован. Такой расклад, сестрица, называется «синица в руке».

Мэри решила, что услышала уже достаточно. Она опасалась встретить мать на лестнице на выходе из гостиной и пыталась придумать, где бы спрятаться, но также опасалась, что где бы она сейчас ни попыталась укрыться в доме, миссис Беннет будет искать ее общества с тем, чтобы продолжать нравоучения. У нее не осталось выбора, кроме как одеться и снова отправиться в город. На полпути по Грейсчерч-стрит она остановилась, совершенно подавленная. В воздухе Лондона ощущалось больше дыма, чем обычно, и угольная пыль жгла ей глаза. Должно быть, поэтому она снова почувствовала слезы на щеках. Мэри сердито смахнула их и пошла дальше, не осознавая ни направления, ни цели.

– 88 –

На следующее утро, ровно в одиннадцать часов, мистер Райдер позвонил в дверной звонок. Мэри была одна; ее мать ушла на прием к доктору Симмонсу, а тетушка повела детей на утреннюю прогулку. Мистер Райдер, похоже, обрадовался, узнав об этом. В новом пальто, с аккуратно зачесанными волосами, у него был непривычно впечатляющий вид. Легкой походкой он направился в гостиную и, когда его пригласили сесть, занял свое знакомое с прошлых посещений место.

– Я со свежими журналами – вышли новые выпуски «Эдинбурга» и «Квотерли». Полагаю, вы оцените их по достоинству.

Мэри так обрадовалась возможности обсудить что-то, помимо своего замужества, что охотно втянулась в разговор на более разумные темы. Ободренный таким участием, мистер Райдер постарался показать себя как можно более рассудительным и рациональным. К концу следующего часа, пролетевшего за оживленной беседой на разные тематики – от истории Османской империи и новых переводов Данте до технологических прорывов в производстве кухонных плит, – они оба почувствовали, что показали себя достойно.

– Давненько я не имел удовольствия поговорить с вами наедине, – заметил мистер Райдер, решительно закрывая «Эдинбург Ревью», как бы показывая этим, что их разговор выходит на новый уровень. – Должен признаться, что скучал по этому времени.

– Да, матушка почти ни на минуту не оставляла нас.

Мэри колебалась, затем решила, что будет говорить откровенно.

– Я очень сожалею, если ее манеры оказались немного утомительны, а попытки свести нас – столь очевидны. Боюсь, это особенность ее характера. Приношу свои извинения, если вы окончательно смутились.

Мистер Райдер рассмеялся.

– На самом деле, мисс Беннет, я не из тех, кого легко смутить. Вы имели возможность убедиться в этом лично.

– И действительно, – ответила Мэри, – этого качества я за вами не наблюдала.

– Однако, – продолжал мистер Райдер, – намеки вашей матери действительно придали направление моим мыслям. – Он помолчал, затем посмотрел Мэри в глаза с величайшей серьезностью. – Я думаю, что вы, должно быть, еще с поездки на Озера знали, что как тогда, так и сейчас, в Лондоне, я получаю искреннее удовольствие от вашей компании и глубоко восхищаюсь вами.

Мэри осторожно положила свой экземпляр «Ревью» на стол, пытаясь избежать этого взгляда. Она очень надеялась, что он не скажет того, чего она так боялась услышать.

– То, что я ищу вашего общества, должно быть совершенно очевидно. Поэтому, думаю, вы не удивитесь, когда я скажу, что испытываю к вам огромную привязанность.

Мистер Райдер ободряюще посмотрел на нее – было видно, что он немного смущен, но горд собой.

– Я позволил себе поверить, – мягко добавил он, – что мои симпатии, возможно, взаимны.

Он немного откинулся назад, все еще пристально глядя на нее и ожидая ее ответа.

– Я действительно испытываю к вам симпатию, сэр. Мы стали очень хорошими друзьями.

– Но, может быть, немного больше, чем просто друзьями? Кажется, вам нравятся мои визиты – вы не находите мою компанию неприятной. А на Скофелле – помните, как мы разговаривали наедине? – я почувствовал более глубокую связь между нами. Я верю, что и вы тоже.

Мэри опустила глаза. Она не думала, что он это запомнит.

– Да, был момент, когда я… когда я приняла близко к сердцу сказанное вами.

– Вы должны понять, – заявил мистер Райдер, заметно оживившись, – что я имел в виду тогда, когда говорил о жизни, которую мы вольны выбирать сами, что мы должны избавиться от унылых ограничений, которые мешают нам быть по-настоящему счастливыми.

– Я понимаю, что вы говорили искренне.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы воплотить эту мечту в жизнь. Для нас обоих. Я не хочу того существования, которое удовлетворяет большинство мужчин. Я хочу чего-то большего. Как и вы, думаю.

– Вы всегда ясно давали понять, что обычной семейной жизни вам будет недостаточно.

Он придвинул к ней свой стул. Она чувствовала его дыхание, пока он говорил.

– Я собираюсь поехать за границу – в Италию, как я уже сказал, – в края, где передо мной будет сиять озерная гладь, а за спиной – стеной возвышаться горные вершины. Поедемте же со мной! Мы могли бы читать стихи весь день и пить вино каждый вечер. Мы могли бы быть очень счастливы!

Мэри с трудом могла поверить в происходящее. Большую часть своей жизни она и подумать не могла, что мужчина будет говорить с ней в таких выражениях, тем более такой красивый мужчина, как мистер Райдер. Она притихла и оглянулась. Ей казалось, эти его слова должны стать поворотным моментом в ее жизни. Она не должна умереть, не услышав, что кому-то нужна и кто-то желает ее. Такое событие должно перевернуть ее мир с ног на голову… А между тем все выглядело так же, как и минутой раньше, до его признания. Позднее летнее солнце лилось в окна гостиной, в его лучах танцевали залетевшие с лондонских улиц пылинки, которые всегда остаются в комнате, как ни подметай пол, как ни полируй мебель.

Тускло блестел ситец на диване. Цветы на буфете слегка увяли и нуждались в замене. Все было так же; и сама она изменилась не больше, чем мир вокруг. Глупо было бы отрицать, что ее обрадовали услышанные слова, что она ощутила трепет – но от чего? Трепет облегчения? Удовлетворения? И только. Она не была поражена, не испытала духовного преображения. Мистер Райдер оказался не тем человеком, от которого она мечтала услышать искреннее признание в любви.

– Вы очень честны, мистер Райдер, поэтому я постараюсь дать вам не менее честный ответ. Я глубоко тронута той открытостью, с которой вы выразили свои чувства. Но, боюсь, я не подхожу вам в качестве супруги. Вы очень нравитесь мне, но