Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

говорила, что уже влюбилась, — подмигиваю ей, — что без ума от меня, что уже моя, что…

— Одна жена и больше никого? Я права? — Смирнова ерзает губами по моим губам, сильно прыская, издевается.

Она смеется надо мной?

— Что это значит? — прикрываю веки.

— Я у тебя вторая, половой герой?

— Что ты лепишь?

— Ты очень доверчивый, Петруччио. Как оструганная доска, жутко прямой и простодырый. Как ты сволочей от ответственности отмазываешь, если…

— Я занимаюсь разводами, Смирнова. Не передергивай, пожалуйста.

— Сам себя развел?

— Я овдовел. А ты забываешься, Ния! — рявкаю с закрытыми глазами, потому как не хочу смотреть в ее смеющееся лицо. Она ведь провоцирует меня, заставляет грубить и выставлять себя в не очень выгодном свете. Вот хрен тебе и шишечка в придачу, стерва!

— Я флиртовала и порола чушь, которую ухажеры обожают слышать. Фр-фр-фр! — фыркает, шумно выдыхая. — Я никогда в тебя не влюблюсь, Велихов. Устанешь покорять! Я не поддамся. Н-и-к-о-г-д-а! Услышал?

— Опять игра, да? — трепеща ресницами, задаю вопрос. — А как же «люблю свидания», «спасибо, что пригласил» и тэ дэ, и тэ пэ? «Не обижай меня, Петенька, я не выдержу издевательств»? Ты…

— Именно! Игра и все! Я не влюбляюсь в мужиков, с которыми встречаюсь. Мне скучно, а с тобой нормально, потому что…

— Ты со мной играешь?

— В круиз поеду, Велихов. Это очень интересно и потом…

Ну и стерва ты такая! Не желаю слышать больше ничего…

Глава 23

Петр

— Заверь меня, пожалуйста, что это действительно работает, — уже в третий раз она просматривает таблицу, на которой отображается внутренняя жизнь «Шоколадницы» в сроках выполнения договоров, огромных цифрах прибыли и недостачи, лупоглазых процентах скидок и надбавок, ломаных графиках и линиях тренда с коэффициентами аппроксимации и корреляции, слабых рисках и соответствующих вероятностях. — Петя? — Ния с неохотой отрывается от стоящего на ее коленях ультрабука и обращается уже в который раз ко мне с одним и тем же вопросом.

— Работает, — сухо отвечаю, зато бодро киваю головой в собственное подтверждение.

— Извини, Велихов, но в это верится с большим трудом, — Смирнова выставляет нижнюю губу вперед, словно завлекает, — и многое непонятно, лично для меня. Я полностью теряюсь, например, вот в этом месте, — тычет пальцем в электронную таблицу, — при этом чувствую свою ущербность, потому что совершенно не въезжаю, как все это устроено и за счет чего, каких легенд, баз данных, вводных и тому подобного, твоя машинка составляет свой точный прогноз и делает нам втык, если вдруг что-то где-то с огромной пробуксовкой идет, — жалобно скулит, растягивая сильно гласные. — Не п-о-н-и-м-а-ю! Черт!

Кулачками растирает щеки и пищит задушенно:

— Господи-и-и, все ведь было хорошо. Зачем ты влез и изменил тут все?

— Зато теперь ты отдыхаешь и лишь периодически мониторишь ситуацию, поглядывая одним глазком за тем, как все замечательно работает без твоего непосредственного участия. Ты хороший организатор и генератор идей. У тебя есть собственный вкус и рвение, но только в непосредственном деле, а что касается финансов, — ловлю ее испепеляющий и цепкий взгляд, — ты просто пересчитываешь номинальные бумажки, которые не работают, не растут и не развиваются, а просто оседают и даже не на счете в банке. Кредит на развитие — тут все понятно, без вопросов, плюс обязательная заработная плата, поставки-закупки, транспорт и, конечно, аренда с неподъемной коммуналкой. А дальше, Ния?

— Реклама, — задирает нос.

— Которая не работает, — усмехаюсь.

— Работает! — нос по-прежнему ползет солидно вверх и слегка выпячивается вперед.

— Пусть! Согласен! Окупается?

— Мы хорошо продаем, — быстро отвечает. — К нам приходят в первый раз и снова возвращаются.

— Кто?

— Ты издеваешься? — прищуривается и, прислонив бук, как раскрытую книжку, к своей груди и животу, пытается меня опротестовать. — Люди ведь есть, ты их тоже видел. Есть постоянные клиенты. Например, твои родители, которые оставляют хорошую сумму после каждого визита. Покупатели посещают «Шоколадницу» и…

— Покупают ровно на три рубля с одной копейкой. А мои родители, — ухмыляюсь, вздернув верхнюю губу, — делают одолжение старшему сыну и милой дочери давних друзей. Они не жадные и обеспеченные люди, мама боготворит зефир, а отец выполняет ее простую просьбу:

«Отвези!».

Да тут и не в рекламе собственно все дело, а в том, что старшие заинтересованы в успехе предприятия так же, как и мы. Возможно, больше. Обыкновенный шкурный вопрос и, конечно, гордость:

«Смотри, Ната, это наш неблагонадежный сын. Похоже, беспокойный Петр взялся, наконец-таки, за ум. А это кто? А это Ния, дочь Сержа, с которым мы не один пуд соли съели вместе. Давай поможем?».

Это если в тусклых красках, но довольно кратенько. Согласись? Мысль-то я донес.

— Художник! Живописно, но… — поджимает губы и, по-моему, собирается остроту или пошленькую гадость ввернуть.

Поэтому опять мой выход, еще одно опровержение и спуск с небес на землю:

— Это маленькая капля в огромном море, Тосик. Их небольшой вклад не делает долгожданной прибыли, но всего лишь позволяет продержаться на плаву, до следующего денежного вливания в то, что вообще не отбивается.

— Да! Они не миллионеры, — Смирнова выставляет палец, почти задевая кончик моего носа. — Зато верные и неизменные.

— Не спорю. Но это розница, маленькая часть, крохотная доля, даже не целая единица, а дробный хвостик, периодический остаток, — навстречу ей сдвигаю большой и указательные пальцы, демонстрируя мизерность того, что приносят магазину клиенты, которые случайно, мимоходом, забредают к нам, вероятно, потому что мы им по дороге. — Сейчас ситуация изменилась…

— Да? Да? — похоже, Тосик начинает заводиться и ей как будто больше нечем крыть.

Уж больно яростно и весьма самозабвенно она стрекочет, словно проквакивает слова, стараясь основную мысль не прожевавши проглотить.

— Да! — убавляю звук и намеренно перехожу на размеренный, неторопливый шепот. — Новый договор с Максимом раскрутит тебя. О тебе узнают совершенно другие люди. И потом, не мешало бы Сергея подключить. Так, между прочим.

— О мне и без Морозова все знают. Отец? Зачем?

— А ну-ка, цыц, не перебивай старшего по возрасту,