Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

плечи, рассматривает как будто бы издалека, сверяя родственную схожесть. — Все нормально?..

«Все хорошо? Как ты, Тоник?» — я спрашивал, перебирая короткие волосы притихшей и расслабившейся после небольшого забега между все еще подрагивающих ног Смирнову, чья голова покоилась на моей груди.

«Хнык-хнык» — играя, жалился щенок. — «Не хочу прощаться, Петя».

«Нет проблем. Можем повторить, например, завтра, вернее, уже сегодня» — я по задумке предложил, посматривая на свои часы. — «Погуляем, Ния?».

«Гуляем, развлекаемся, а когда работать, Велихов? Ты сильно завалил нас новыми контрактами с рестораном твоего дяди, а мы, наверное, в скором времени потеряем собственное лицо, потому что не справимся с возложенными на нас обязательствами. Я не тяну, буксую, теряюсь, тревожусь, волнуюсь, предчувствую что-то нехорошее. Ничего не выходит, а ты чересчур задрал планку, не посоветовавшись, и до конца не просчитав все риски. Господи-Господи, меня ждет позор и долговая яма» — несвязно бормотала, расстегивая-застегивая пуговицы моей рубашки.

«Мы больше не будем каторжно работать, Смирнова. Ручное управление для слабеньких и дураков. Машинка набрала солидный ход, значит, нам остается только грамотно рулить. Рынок сам себя отрегулирует и уравновесит, не стоит вмешиваться в его систему. Это, как живой организм, понимаешь?» — прихватывая зубами ее жаркую макушку, баюкал и успокаивал ту, с который несколько мгновений до орально переспал.

Тосик обожает «это дело»… На «этом» определенно можно выезжать! В ближайшие две недели, если я не сподоблюсь на полноценное «иное», мне придется стать ее сексуальным рабом и отрабатывать потребности, изображая пассивного героя или пресмыкающегося, заботящегося исключительно о наслаждении судьбой назначенного доминанта. Тоник любит закидывать на плечи ножки и направлять меня, запуская пальцы в волосы. Ей бы плетку, наручники и лубрикант, но только для тисков, которые будут связывать и зажимать ее запястья, обездвиживать клиентку, когда я начну «играть». Не забыть бы, кстати, все вышеперечисленное в долгую дорогу взять…

— Все получилось? — отец переворачивает мясные стейки, бросает быстрый взгляд на меня, развалившегося на скамье возле мангала и семейного костровища.

— Да, — рассматриваю Тоньку, виляющую хвостом за мамой. Шныряют по огородику, который разбила Наталья Велихова, чтобы за столом всегда иметь свежую петрушку и многопрофильный салат.

— Один?

— Нет.

Только она об этом еще не знает. Планирую сегодня, когда буду подвозить ее домой, все рассказать.

— С ней? — отец кивком указывает на Смирнову.

— Да.

— Согласна?

— Не предлагал.

— Петька, Петька, — отец качает головой. — Она, конечно, самостоятельная единица, но…

— Тоня согласится, папа, — смотрю в его лицо.

— Ты заставишь? — подмигивает мне, еще раз поворачивая наш обед.

— Нет.

— Предложишь ей ваше любимое «слабо»? Не отвечай на это. Я и так все знаю. Шутки шутишь? Зачем? Вернее, на хрена?

— Гарантия! — поднимаюсь и подхожу к мангалу. — Вкусно пахнет, — рассматриваю решетку, над которой отец колдует, обжаривая овощной гарнир и основное блюдо.

— Слабенькая, если честно, — передает щипцы и предлагает. — Продолжи вместо меня.

Отнюдь!

— Я так не считаю.

— Тебе лучше знать, — он хмыкает и хлопает по карманам джинсов. — Сигареты есть?

— В куртке, — киваю на свою косуху.

— Я возьму? — не дожидаясь моего ответа, запускает руку поочередно то в один, то в другой, то в третий карман. — О! — он натыкается на проспект, который я хотел бы Смирновой показать, чтобы косноязычно не описывать суть двухнедельного мероприятия, в котором ей, при удачном стечении обстоятельств и ее согласии, отведена почти что главная роль. — Не возражаешь?

— Как пожелаешь! — размахиваю щипцами, как опахалом. — Тем более что ты его уже взял.

Отец садится на скамейку, не спеша прикуривает и, прищурив один глаз, прячась от никотинового выхлопа, рассматривает оплаченное либретто на четырнадцать полных суток.

— Замечательно! — причмокивая, убирает изо рта сигарету. — Мне нравится.

— Я рад!

— Там есть, что посмотреть?

— По маршруту будут остановки, — скупо, но информативно сообщаю, как диктор новостной программы.

— Понятно, — отец громко выдыхает и возвращает буклет туда, где его неосторожно взял.

Я переворачиваю мясо, а отец внимательно присматривается ко мне, Сашка недовольно и по-стариковски кряхтит, почти конвейером вынося мелкие салатники, многочисленные напитки, фарфоровые тарелки и колюще-режущие, натертые до блеска, столовые приборы, а мама с Тузом подкрадываются сзади, усиленно стараясь остаться незамеченными, но нежное прикосновение к шее и скуле я не почувствовать не могу.

— Как дела, ма? — через плечо ей говорю.

— Отлично! День восхитительный…

— Чего ты скромничаешь, мамочка? У тебя ведь чатиковский аншлаг, — хмыкает отец. — Бук с утра не затыкается, засыпав нас звуковыми уведомлениями и теплыми благодарностями счастливых почитателей. Там какой-то «ужасный ужас» обсуждают. Я не вникаю в самую суть, боюсь неосторожно в диспут встрять.

— Что так? — поворачиваюсь к ней.

— Не слушай. Все нормально, как всегда, в обычном рабочем режиме, штатно и как полагается. Девочки мне дружно помогают…

«Девочки»? Вероятно, старшие Смирновы — тетя Женя и тетя Оля — взяли на себя обязанности модераторов и регулируют доступ к «телу» самой великой «Тусечки» Велиховой, какой ее называют подписчики на литературном самиздат-портале.

— История понравилась, читательницы делятся впечатлениями, а я отвечаю.

— А-а-а! — поднимаю подбородок, корча волка, которого достал и лес, и зайцы, и лисы жутко напрягают, а медведь, пиздец, как обнаглел.

— Я могу тебе помочь, — предлагает Сашке Ния.

Да уж! Между этим двумя — холодная и очень давняя война! Младший сверкает взглядом, испепеляя Тоника, а она окатывает Халву безразличием и издевательской улыбкой. Крупный слон и крохотная, изобретательная Моська. Я так и вижу, как Смирнова посылает брата, безмолвно проговаривая маршрут и способы доставки к пункту назначения, а он с понурой головой туда идет, потому как дал себе строго-настрого зарок не трогать мелочь при живых свидетелях, чтобы не влететь, не перегнуть, не превысить силу и волной гнева случайно меньшего по габаритам не задеть.

— Ты гостья, кровосос. Мой руки и не возникай. Справимся без тебя, — бухтит младший.

— За стол, малышня! — отец, засунув сигарету в губы, громко хлопает в ладоши. — Черепашка! — сквозь стиснутые зубы произносит. — Рассаживай молодежь, пока они не устроили аутодафе. Петр! — орет мне. — Следи за мясом,