Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

дает на первых свиданиях. Или это я такой везунчик? Последнее предположение в приоритете, от него и буду отталкиваться последующие две недели, когда мы попл…

— Привет! — дергает меня за рукав куртки внезапно материализовавшаяся Ния. — Это что? — глазами подкрепляет уточняющий вопрос.

— Это мотоцикл, — осматриваю сегодняшний боекомплект, в который облачилась Антония по случаю свидания номер два.

Широкие джинсы, белоснежная футболка или майка, кожаная куртка и… Кроссовки с розовыми шнурками. Кукла-рокер, ни дать ни взять!

— Классный прикид! — подмигиваю.

— Я на этом не поеду, — начинает неспешно отходить, я пресекаю все ее поползновения и намерения, шустренько подтягиваю, обхватив за талию одной рукой, к себе.

— Это не страшно, щенок! — убедить пытаюсь. — Ты обнимешь меня и прижмешься щекой к спине. Так домчим без проблем и пробок. Ния…

— Мотоциклисты — одноразовые разведчики с кладбища, Петруччио. Даже не саперы, у которых одна ошибка — и кирдык. Это самоубийцы, гоняющие по дорогам, подвергающие и себя, и других, участвующих в транспортном спектакле, смертельной опасности. Так их отец называет. Он терпеть не может, когда подобное, — кивает на моего резвого коня, — встречается на дороге. Я, между прочим, тоже не в восторге, когда рев двигателя разрывает мои слуховые перепонки. Это… Господи! Ты что, испорченный ребенок? — Тонька закрывает уши, не желая, видимо, услышать мой ответ и приведенные доводы.

Как же я тогда смогу опротестовать ее утверждения, если она настроена на категоричный:

«Нет, нет, нет, и нет!».

— Я не буду гнать, Тосик. Только попробуй. Уверен, что тебе понравится. Считай, что это новая поза! Как в сексе…

— Сравнил! — шипит, полосуя меня взглядом, но руки от ушей отнимает. — Я без шлема…

Все предусмотрел внимательный «Петруччио»!

— Держи, — протягиваю защиту, которую захватил специально для Антонии.

— Испорчу прическу, — причитает, но шлем надевает, а после, похоже, просит одобрения или жаждет комплимента. — Нормально?

— Тебе идет! — ухмыляюсь и берусь за руль. — Садись за мной, — киваю назад и замираю в ожидании, пока пассажирка примет соответствующее положение.

«Отец меня прибьет!» — ворчит Ния, но лезет в седло.

— А ты? Где твой шлем? — сжимая пальцами бока и заглядывая мне через плечо, задает вопрос.

— Все есть! — дергаю рулем, показывая свою защиту, прицепленную к одному рожку.

— Господи-Господи, — начитывает странную молитву Туз. — Ты угробишь меня… Если ты угробишь меня, я буду являться к тебе после смерти. Не жди пощады, Велихов! Я изведу тебя, я буду терроризировать тебя, как неупокоенная душа, выпотрошу твою нервную систему, высосу…

— Не надо, Ния, — прыскаю от смеха.

— Нет уж! — сильнее впившись пальцами, дергает меня, пытаясь вытряхнуть, наверное, из седла. — Дослушай до конца. Вот, что я сделаю, если ты покалечишь это тело.

— Каким образом, Смирнова?

— Бешеной ездой на этом, на этом… Господи-Господи!

— Про «высосу» есть, что еще добавить или дальше я имею право додумать самостоятельно.

— Поехали уже!

Тосик вжимается мне в спину, при этом прикладываясь к скрытому под одеждой позвоночнику щекой. Я чувствую, как она возится позади меня, умащивается, подстраивается под мою фигуру, якорится на своем месте.

— Как привидение? — вполоборота со смешком внезапно уточняю.

— Что?

— Ты будешь бестелесной субстанцией или я смогу тебя обнять, потрогать, помять твои сисечки, — на лукавом предложении пассажирка замирает, а я, не подав виду, продолжаю дальше говорить, — погладить тепленькие складочки, например. Как вчера… А?

— Поехали! — верещит Ния, а я от охерительно высокого сопрано жмурюсь и поджимаю плечо к тому уху, в которое она звонит, как в огромный колокол. Больно же! Неприятно и совсем не романтично…

Зато жаркий петтинг с Тосиком всегда проходит на «отлично» с огромным жирным плюсом. Такой, знаете, высший пилотаж, дорогие ласки, медленный, немного жаркий, секс, без проникновения. Мы познаем с ней тантру каждый раз, когда по воле случая оказываемся в одной постели. Тосик чересчур эмоциональна и весьма отзывчива на мои прикосновения, а я настойчив и целеустремлен, пока Смирнова с бухты-барахты не раскрывает рот и не начинает вдруг «командовать», забирая в свои руки инициативу, переключаться на ответные действия и стремительно спускаться вниз… Рукой или всем телом!

Твою мать! С каждым разом — количеством уже больше одного на минуточку — мне труднее контролировать свои напор и желание. Не могу, не могу… Нет стопроцентных положительных результатов! Я свой электронный ящик вот только несколько часов назад, почти под утро, специально просмотрел на предмет спасительного сообщения из лаборатории, в которой последний раз сдавал кровь. Сделал еще один, повторный запрос в надежде на любезную отмашку на телесное сближение без одежд и в удобной для двоих позиции. Пока медитировал под воротами Смирновых еще пару-тройку раз потрусил свой личный кабинет и имейл:

«Пиздец, „Велиховчик“, но нужных писем среди спам-рассылок нет!»…

«Очень теплая земля, а травушка щекочет мои ножки. Смотри-смотри!» — стрекотала Ния и бегала вокруг меня после того, как намиловавшись в гамаке, мы выдвинулись на парковку, чтобы наконец-таки покинуть это райское место.

Она высоко задирала платье, отсвечивала гладкими бедрами, кружилась и показывала мне язык.

«Догони меня, Велиховчик» — уткой ковыляла, хромая на обе ноги и повиливая задом, немощную строила, юродивую с жутким косоглазием изображала. Все специально и с вполне конкретной целью! Тузик фору мне давала. А после того, как я передержанный и перегретый внезапно срывался, пугая ее низким стартом, в который становился, когда уставал от ее провокационных действий, Антония «взлетала» испуганным воробушком и драпала куда глаза глядят.

«Нет-нет, что ты делаешь?» — визжала, виснув на мне и обняв ногами, ручонками сновала перед моим носом, оглаживая щеки, длинными ресницами щекотала кожу. — «Я влюбилась. Уже влюбилась, Велихов! Слышишь?» — шептала мне на ухо, выдыхая внутрь теплый слабоалкогольный воздух. — «Не знала, что такое возможно! У-у-у-х, как я ненавижу тебя, Петруччио!» — вцеплялась пальцами в мою шевелюру, ерошила волосы, распушивала, формировала модный чуб, затем все поправляла и жалобно скулила. — «Не хочу спорить, не хочу! Задрала эта детская игра. Ты меня так достал. Достал, неугомонный придурок! Чертов козел!»

«Пьяный бред, щенок! Перестань, пожалуйста. Что я скажу твоему отцу, когда буду передавать из рук в руки? Ты маленькая пьяница?