Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

продавали их, откатав два-три сезона. Немного позже в продаже появились металлические польские лыжи, которые были не столь уж хорошими, но по сравнению с примитивными «мукачами» казались верхом совершенства. Взяли на складе что было, раздали ребятам. До снега я проводил тренировки, повторяя то, что видел у Юма: бег по пересеченной местности, «гусиный» шаг на полусогнутых ногах, прыжки с обрыва в группировке, бег по трассе с имитацией поворотов и т. д. Пару раз за осень на тренировки приходил Петров. У него была своя методика предсезонной подготовки. Он заставлял нас по десять-пятнадцать минут стоять в низкой стойке с напряженными мышцами ног, считая, что статические нагрузки на ноги – самые важные и полезные. Надо сказать, что это было скучно, и ребятам больше нравились мои динамические упражнения.

Когда выпал снег, я пришел в уныние: никто толком на горных лыжах кататься не умел, и всем надо было начинать с азов. К тому времени Петров, оставаясь формально главным тренером нашей секции, оформил меня в спортклубе в качестве инструктора с почасовой оплатой. Это была хоть и небольшая, но прибавка к моей скромной стипендии, но я оказался привязанным к секции плотными узами. У меня помощников не было, и на все тренировки, включая и воскресные, я должен был ходить сам. Я очень любил и продолжаю любить горные лыжи. Это мое единственное хобби на протяжении всей жизни, но тот год обязательных занятий лыжами с новичками дался мне очень тяжело. Я чуть не возненавидел нашу секцию, не видя от нее никакой реальной пользы. Подготовить слаломистов, чтобы на равных соревноваться с ребятами из МГУ, МВТУ, МАИ и Института физкультуры, мне казалось невозможным. Хороших лыж не было, денег на поездку в горы на зимние каникулы не давали, студенты приходили на тренировки нерегулярно. А самое главное, мне самому хотелось кататься и тренироваться, а не учить новичков «плугам» и «полуплугам». Да и тренерских навыков у меня не было. Поэтому я с огромной радостью снова съездил на зимние каникулы в Бакуриани вместе с ребятами из университета, с которыми успел крепко сдружиться.

В конце этого же, 1956 года, в декабре мне неожиданно предложили поехать на две недели в Кировск, где спортобщество «Буревестник» проводило сбор горнолыжников и прыгунов с трамплина. Кировск долгое время оставался нашей северной горнолыжной столицей. До войны и еще долгое время после нее здесь проходили все крупные горнолыжные соревнования. Спортсменов привлекали долгий световой день и обилие снега весной, а также возможность кататься вплоть до начала мая. Невдалеке от города на так называемом руднике, на склоне горы Кукисвумчорр, был после войны собран один из трофейных немецких подъемников. До этого на гору поднимались пешком, на лыжах, лесенкой, проминая трассу скоростного спуска. До захода солнца успевали спуститься всего один, максимум два раза. Все это рассказывал мне мой отец, который в предвоенные годы ездил в Кировск много раз и однажды чуть не выиграл там всесоюзные соревнования, заняв второе место по скоростному спуску на лыжах.

Я в Кировске никогда не был. Не без помощи Владимира Ивановича Петрова мне удалось получить разрешение в институте с обязательством отработать по возвращении все пропущенные занятия. Добирались мы туда мурманским поездом до станции Апатиты, а там пересели на местную электричку. В час Кировск дальние поезда почему-то не заходили. Снега в декабре было еще немного, хотя морозы стояли уже крепкие. Но самое главное: солнце поднималось невысоко над горизонтом на короткое время – с 11 до 15 часов, а в остальное время город погружался в глубокие сумерки и представлял собой в те годы весьма унылое зрелище. Единственной достопримечательностью была столовая и ресторан полукруглой формы на главной площади, освещенной двумя тусклыми фонарями. В эту так называемую круглую столовую нам выдали талоны, но кормили там плохо. Мы все время ходили полуголодные и дополняли талонные завтраки и обеды привезенными с собой продуктами или тем, что удавалось купить в весьма скудных магазинах. Зато мыться мы ходили каждый день, так как поселили нас в клубе местной бани. Все ребята спали в зрительном зале, освобожденном от стульев, которые заменили кроватями с проволочными сетками, а я спал на сцене, закрываясь на ночь занавесом, чтобы поменьше слушать вечерние разговоры своих друзей-горнолыжников и громкий храп из их тридцати глоток в течение всей ночи. Среди громких вечерних говорунов выделялись два парня из Подмосковья: мой сосед и приятель из Туриста красавец Сева Бессонов, всегда очень загорелый и похожий на молодого Алена Делона. Вторым был прыгун с трамплина из соседней Яхромы, имени которого никто не знал, а называли его Конофильм, так как во время своих рассказов о чем-нибудь необычном он постоянно повторял: «Ну, впрямь конофильм!» Куда поселили немногочисленных девушек-спортсменок, убей меня бог, точно вспомнить не могу. Кажется, на руднике, в каком-то общежитии. Так что встречались мы только на горе во время тренировок, которые были основной целью нашей поездки.

Тренировки были весьма трудными и даже опасными, так как снега было еще мало и уже после третьего участника, прошедшего по трассе слалома, лыжи скрежетали по земле и камням. Поэтому мы больше катались по целине и прыгали с небольших, засыпанных снегом бугров, отрабатывая новый тогда, пришедший к нам из Австрии способ прохождения бугров и мелких обрывов, называемый «оп-тракен». Он заключался в том, что непосредственно перед бугром лыжник делал опережающий прыжок, поджимая под себя ноги и отрывая лыжи от снега, облетал вершину обрыва по воздуху и приземлялся на склоне в метре-двух от обрыва вместо того, чтобы, пролетев десять-пятнадцать метров высоко над землей, как с небольшого трамплина, приземлиться на ровное место или воткнуться в контруклон и почти наверняка там упасть. Катались мы по три-четыре часа, а когда темнело, уходили обедать в круглую столовую. После обеда все шли в баню, где почти всегда продавали пиво в кружках и соленые сухарики. Изредка привозили воблу или сушеную соленую треску, и тогда у нас бывал праздник. В общем, жить было можно, хотя и не очень весело.

К счастью, наш сбор продолжался всего две недели, и вскоре все благополучно разъехались по домам встречать Новый год.

В марте 1957 года на Ленинских горах состоялось очередное первенство московских вузов по горным лыжам. Мы заявили на них команду из пяти человек: кроме Владимира Ивановича Петрова и меня, был записан Борис Егоров, который за зиму сделал кое-какие успехи и неплохо мог держаться на лыжах. В женских соревнованиях приняли участие Таня Журавлева и Галя Смирнова. Конкуренция