Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Приладожской Карелии и Карельского перешейка - Коллектив авторов

лет я здесь живу. Я это... еще детей не было, сюда уехали с мужем. Вышла замуж и пошли. Тяжело жить. Не было ничего ни поесть, ни попить.

№ 527 [СВХ]

ФИ А мама здесь никогда не жалела о том, что теперь уже нету возможности ходить в церковь? И...

С Нет, особенно...

И ... Ходить на кладбище к умершим?

С А туда, к родственникам. Там что остались? Ну, она там... туда <н родные места> ездила два раза. Была там. Конечно, сожалела очень. Говорит, уже все не то, всё... все старые умерли. Дома уже... никто не покупает. Говорит, кое-какие купили, остальные стоят заколоченные. Ну, глухомань. Только дачники там жили, и всё. Поэтому жалей — не жалей, а там уже даже некому было съездить к родственникам — никого не было.

ФИ А мама с самого начала была довольна жизнью здесь?

С Ну, в общем-то, да. «Лучше, — говорила, — лучше». Здесь с продуктами было лучше.

№ 528 [АВГ]

И А вот, чуваши у вас были в колхозе? Чуваши, татары?

С А они и сейчас есть. И татары есть.

И Да?

С Угу.

И И в вашем колхозе они были?

С Были. Украинцы были, белорусы были. В нашем колхозе, вот, там. За три километра от Куркиёк. Хорошие люди, ничего не скажешь. Хорошие эти люди были. Ну, домой... вот, у нас кто уехали... Ни­колай, вот, этот, украинец, уехал. <Потому> что жена болела у него, он уехал домой. К-няк уехал, украинец, К-няк. Тоже уехал на ро­дину, <потому> что жена говорит: «Давай поедем. Умирать, дак, луч­ше на... умереть лучше на родине». Ну, у нас четыре семейства уехало. А остальные — здесь. П-на умер... вот, коммунист, П-на, он тоже украинец. Вот, он умер.

И А вологодских-то не было, которые бы поехали умирать на ро­дину?

С А чего на родину пое[хали]? Вологодски[м] куда на родину-то ехать?

И Ну, может, там какие-то деревни еще есть другие?

С А у нас-то затопило, да, там у нас ничего нету.

№ 529 [ИИХ]

И На родину не хотелось вернуться?

С А мы раза три-четыре ездили. А зачем мы туда повер... вернёмся? Мы устроились уже здесь. Уже... дома строили. Баню строили сами, пятистенный... баня. Дома строили сами. <...> Сами строили.

№ 530 [СОВ]

И А так бы сейчас уехали туда, в Белоруссию?

С Нет, уже сейчас... как я сейчас поеду? У нас там и дом был, потом продали мы. Сейчас уже у меня тут, видишь, считай, что моя жизнь. Я приехала сюда, когда мне было восемнадцать. А теперь куда мне ехать. А теперь моя родина тут. Дети тут, внуки тут, муж тут похо­ронен, сын тут похоронен: уже мои корни здесь. Уже чего ехать туда, уже там никого нет у мене. Уже моя родина здесь.

№ 531 [С1 — ААП, С2 — ФСФ]

И А вы знали, что сюда приехали навсегда?

С1 А нам некуда больше ехать. Куда я поеду? В Новгородскую туда поеду я? Ну, там есть наши дедушки, бабушки, похоронены на клад­бище. А так — моя ровень[147] — она тоже уже умерши. Куда я по­еду? Там новая наросла, вот, как вы. Кому я нужна там? Да у меня уже силы нету.

С2 Да. Кто нам дом-то будет строить? Мужиков-то нет.

С1 Уже всё потеряла. Я уже теперь окончательно оглохла. Голова болит у меня, хожу — шатаюсь. Здоровье плохое.

И А у вас здесь кто-нибудь из родственников на кладбище похо­ронен?

С1 Здесь нету.

И А вы не ходите на кладбище здесь? Не ходили никогда?

С1 Ну, почему. Вот здеся, вот? Почему! Я любила ходить, как кто ум­рет, так, бывало, на автобус сяду и поеду. Я любила. А сейчас я давно не была. Года два, наверно, не была там.

И А к кому на могилки ходили?

С1 К кому на могилки? А там мои, вот, эти... Ну, моя ровень. <...>

И Вы ходили на местное кладбище, в Мельниково? Или к себе ез­дили в Новгородскую?

С1 В Мельникове ходила.

И В Мельникове ходили?

С1 В Мельниково.

И А по каким дням?

С1 А это, я вам говорю, дедушки, бабушки — в Новгородской. Я же в Новгородской-то тридцать лет прожила там. Я же там и девочкой была, и замуж я вышла. Там я, в тридцатых годах, я их нарожала всех. Вот. Ну, там дедушки, бабушки у нас похоронены. И мамина, и отцовы родители. Там все. Вот, иной раз сижу и думаю: «Я так бы туда и съездила, туда, на кладбище, в Новгородскую». Я же по­мню, какие... которое место. Я же всё помню. А мне не попасть туда.

Четыре интервью с жителями Приладожской Карелии и Карельского перешейка

Предлагаемые ниже четыре интервью были отобраны для полной публикации по разным причинам. Два из них — это беседы с краеведами пос. Мельниково и г. Лахденпохья Юрием Петровичем Свинаревым и Леопольдом Леонидовичем Нейкеным. Их рассказы об истории и жизни переселенцев в «новых районах» значительно отличаются от рассказов других наших информантов и по содержанию, и по стилю.

Юрий Петрович долгое время возглавлял администрацию пос. Мель­никове и хорошо известен в округе. При его участии здесь налаживались отношения с финнами, восстанавливались кирха и памятники, началось строительство православной церкви. Он многократно участвовал в кра­еведческих конференциях и сейчас, уже на пенсии, продолжает соби­рать архивные материалы об истории послевоенного освоения края. Леопольд Леонидович также активно занимался краеведением, был пре­подавателем русского языка и литературы и возглавлял среднюю школу № 1 г. Лахденпохья. Юрий Петрович в Мельникове и Леопольд Леони­дович в Лахденпохья являются как раз теми людьми, которых наши ин­форманты считают знатоками местной истории, чье мнение по вопросам освоения края имеет здесь безусловный авторитет.

Несмотря на сходство социального положения двух рассказчиков, интервью с ними оказались совершенно разными. Воспоминания Юрия Петровича, переехавшего вместе с семьей из Пензы в пос. Карисальми еще в 1939 г. и затем вернувшегося туда после эвакуации, оказываются очень близки рассказам других переселенцев. Первый приезде Карелию ассоциируется для него с чистыми лесами и красивыми финскими пост­ройками. Ему знакомы слухи о финнах, которые переходят границу и «вырезают семьи». Слышанные когда-то истории он пытается соотнести с теми материалами, которые находит в архивах и публикациях. Детские воспоминания перемежаются в ходе интервью с пересказами докумен­тальных свидетельств. В этом, пожалуй, заключается главное отличие его