Россия в плену эпохи - Анатолий Викторов

Такие люди были не в состоянии хотя бы для работы ума проанализировать логику Маркса, но им было велено изучать его труды. Такой процесс стал актом гипнотического внедрения властной идеи. В ином случае они бы скоро поняли ждущую их разрушительную жизнь.

Её раскрывают подлинные резолюции Ленина на представленных ему документах: «подлежат расстрелу», «изолировать в концлагерях», «поощрять энергию и массовидность террора», «повесить заговорщиков», «навести массовый террор, вывести и расстрелять сотни проституток», «не только аресты должностных лиц, но и расстрелы», «не исполнить – тюрьма», «преступно не арестовывать» (арх. материалы). «Нужен ряд образцовых процессов с применением жесточайших кар. Надо тайно подготовить террор, необходимо и срочно». «Сделать так, чтобы на сотни вёрст кругом народ видел и трепетал» (по В. Вейцману). Ленин, естественно, считал такие резолюции секретными, поскольку они зачёркивали его гуманную демагогию.

Историк Латышев в наши дни опубликовал найденные им в архивах материалы. Ленинский наказ в Саратов: «расстрелять заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты». Далее: «сжечь Баку полностью. Брать в тылу заложников, ставить их впереди наступающих красноармейцев и стрелять им в спину… Посылать красных головорезов в районы «зелёных» и вешать под видом «зелёных» чиновников, попов, кулаков, помещиков». По поводу содержащихся в плену около миллиона казаков: «Расстрелять всех до одного» («New Rezume», оrg. от 17.12.14). Указания Троцкого мало чем отличались от приведённых выше: «При дальнейшем сопротивлении контрреволюционные кварталы будут срыты до основания» (Казань). «Сотни мятежников были расстреляны и потоплены в Волге» (Ярославль).

Вот акт № 18 расследования действий большевиков согласно их декрету «О социализации девушек и женщин». Расследование было проведено следственными органами Белой армии:

«В г. Екатеринодаре большевики весной 1918 года издали декрет, согласно коему девицы в возрасте от 18 до 25 лет подлежали социализации… Инициатором был комиссар по внутренним делам, Бронштейн. Он выдавал мандаты на это мероприятие. На основании таких мандатов было схвачено более 60 девиц. Одни были изнасилованы на месте задержания, другие отведены в числе около 25 душ во дворец войскового атамана к комиссару Бронштейну, а остальные – в “Старокоммерческую” гостиницу к командиру Кобзыреву и в гостиницу “Бристоль” к матросам, где также подверглись изнасилованию. Другие были уведены уходившими отрядами красноармейцев, и судьба их остается неизвестной». Никаких мер против этого Красными не было принято.

Как позже охарактеризовал это сатирик: «смердящих осторожно называли сильными духом».

Они и им подобные, унаследовавшие революционный пафос, не хотели да и не могли изменить мирным образом столь радикально взлелеянную в массовом сознании нажитую мораль. Здравые умы могли сказать: зачем террор, когда можно просто убедить людей в правоте учения Маркса и Энгельса. Ленин понимал, что влиять на умы безграмотных масс – дело рискованное и долгое. Существующая неподалёку цивилизация могла убедить их в обратном и доказать, что есть иные пути в будущее. Сделать недоступными эти доказательства можно только силовыми приёмами, утверждающими своё главенство во всех областях жизни. Властная сила имела свою логику, убеждающую неразвитые умы.

Одним из доказательств возможности мирной политики служит то, что некоторые идеалисты до и после октября 17-го года создавали в ряде населённых пунктов коммуны. Казалось, это должно радовать советских вождей. На самом деле они боялись стихийных инициатив снизу. Такие могли доказать, что безденежная коммуна может быть добровольно создана честными идейными людьми. Это расходилось с единовластными целями Ленина. Он распустил коммуны и этим ещё раз доказал, что он – не коммунист.

Руководитель-практик экстремистского типа не в состоянии строго следовать любой научной теории. Он находится вне идеологии и подчиняется ничем не ограниченному чувству. В 1906 году Ленин встревожился, что реформы Столыпина имеют целью безболезненно повысить жизненный уровень крестьянства: «Если так будет продолжаться, это вынудит нас отказаться от всякой аграрной программы вовсе», – с сожалением изрекал он.

Можно понять, что автор этих слов отнюдь не стремился улучшить положение русского крестьянства, а хотел только использовать его для своей «аграрной программы» – ещё одного средства собственного господства. Ленин замечал: «наш пролетариат в большей части своей деклассирован.

Идущие на фабрики – это не пролетарии, а всяческий случайный элемент». Как видим, вождь понимал, что провозглашённая им классовая основа – явление условное. Надо её защитить только своим толкованием: «Наша диктатура – это власть, опирающаяся не на закон, а на насилие».

Позже, выступая в 1922 году на III съезде комсомола, он провозгласил основу морального кодекса большевиков: «Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем». Так была утверждена фашистская сущность большевизма.

Такая идеология имела свои опоры. Выступая на VIII съезде партии (1919 г.) один из руководителей Красной армии Г. Сокольников охарактеризовал её моральное лицо: «Героизм отдельных лиц и бандитизм основных масс». Съезд никак не реагировал на эти слова, хотя они говорили не только о революционных массах, задействованных в армии, но также об их руководителях, пришедших к власти силовым путём. Неудивительно, что упомянутая откровенность выступавшего стала в недалёком будущем причиной его гибели.

М. Горький в беседе с Б. Соколовым (1920 г.) сказал: «95 процентов коммунистов – нечестные люди». Имеются также сведения о записке большевика Л. Красина Ленину, в которой были слова: «наше столь успешное втирание очков всему свету…». А красноармейские массы распевали: «…с винтовкою в одною, с девчонкою в другою и с песнею веселой на губе…». Участник гражданской войны, писатель И. Бабель, подтверждает подобную характеристику в своём дневнике 1920 года и дополняет её фактами бездарности красных командиров Ворошилова и Будённого. Их победы – начало использования русских солдат в качестве пушечного мяса.

Уже в конце спровоцированной октябрьским переворотом гражданской войны крестьянство перестало понимать кому верить и начало ощущать, что оно – в тупике. Торговля была запрещена и заменена продразверсткой, то есть принудительной конфискацией у крестьян запасов зерна и земельных культур для партийных кругов и разорённых городов. В деревнях начался голод. Оказалось, что так называемый городской пролетариат может стать не союзником, а врагом крестьянства, несмотря на «классовую родственность», о которой твердили большевики. Рождалось понимание его популистских намерений. Экстремизм Ленина был значительно большим, чем у его соратников. Уже в 1920 году он хотел отменить деньги и так реформировать экономику, чтобы большевистские верха снабжали рабочих, крестьян и интеллигенцию по соответственным социальным нормам продовольственными и промышленными товарами (по Р. Конквисту). Это была допускаемая им революционная реализация абсолютной власти под флагом коммунизма. Такого верха тотального властолюбия не было даже у Сталина и Троцкого.

Начались антисоветские крестьянские бунты в Тамбовской губернии, рабочих в Астрахани, казаков на Дону, матросское восстание в Кронштадте. Рядовые члены компартии восприняли это как нечто непонятное, а значит – враждебное. Оно нарушало идеалистическое восприятие коммунизма у одних, и было угрозой власти для других.

Новая государственная сила могла воевать против чего-то, но не творить нечто полезное в период разрушения всего и вся. Результатом стали всеобщая нищета и голод, на которые власть могла активно реагировать только силой, выступающей против представителей производительного земледельческого класса. Шла реквизиция продовольствия у крестьян. Упорно провозглашаемые высокие цели пострадавшую массу уже не впечатляли. Её не подвигли на враждебное отношение к власти также более 5-ти миллионов погибших от голода в эти годы. Неудивительно. Ещё в девяностых годах 19-го века, когда разразился голод в Поволжье, Ленин реагировал на всеобщую тогда благотворительность следующим образом: «Вся эта болтовня о том, чтобы накормить голодающих, есть ни что иное как проявление сахаринно-сладкой сентиментальности, столь характерной для нашей интеллигенции» (по Р. Конквесту). Неудивительно, что его власть 20 лет спустя после такого заявления не только не колыхнулись, более того – Ленин насильственно выслал из страны общественных деятелей, организовавших комитет «Помощь голодающим». Глава страны боялся всякой не контролируемой им общественной гуманитарной инициативы. Она предъявляла возможность своей помощи сразу, а правительство – никогда.