Россия в плену эпохи - Анатолий Викторов

Большевики не только не стеснялись этого, но открыто ставили такую политику в центр своей деятельности. Г. Пятаков (председатель Всесоюзного Совета Народного Хозяйства) выдвинул обоснование уничтожения любых тормозящих препятствий, не обращая внимания на причины их возникновения. Для этого, по его мнению, нужна была творящая воля, не считающаяся ни с какими ограничениями практического, морального или политического порядка. Эта воля, должная сотворить чудо, была лишена разумного начала. Диктат отбрасывал все оппозиционные настроения и технические трудности. Он отвергал и финансово-экономический расчет, а также научные предпосылки и любую объективную реальность, если она противоречила волевым решениям. Руководитель считался лишь с тем, что было утверждено высшим кругом власти. Такая структура оправдывала вождизм, а также сверхчеловеческую природу исполнителей политического процесса. Выполнение подобной программы можно назвать «триумфом воли», – так, кстати, назывался нацистский фильм вызвавший одобрение фюрера. Нетрудно заметить принципиальное сходство этой маниакальной политики с германским нацизмом, однако практика была несколько иной. Громогласно объявленные пятилетние планы исполнялись далеко не полностью. Это скрывалось в фальшивых отчётах. Они были вынужденными документами, поскольку отчет о невыполнении означал расстрел или смещения низового руководства. Подлинным оставалось падение покупательной способности рубля, что означало голод и нищету основной массы населения.

Сталин отдавал себе отчёт, что бедняцкие колхозы не смогут стать поставщиками сельхозпродукции для внутреннего потребления страной в нужном объёме. Да и себя вряд ли смогут прокормить. Концентрация сельского беднячества, – «пролетариата», – в единое хозяйство лишала его привычных подработок у зажиточных и вызывало низкую трудовую производительность колхоза. Соратники Хозяина после минутных колебаний поддержали этот нелепый шаг. Напомним, что речь шла о 90 % населения страны. Победоносная пропаганда ничего изменить не могла, и стала называть чудом спасшихся от голодомора «героями труда». Подобное лицемерие не было новинкой революционной политики.

Убыстрение темпов социального реформирования, – революция, террор, реформы сельского хозяйства и форсированной индустриализации, – похожи на насилие над слабым человеческим плодом в лоне матери. Попытка сразу и вдруг получить зрелый жизнеспособный организм даёт в любом случае мертворожденный результат. Это дало себя знать в голодоморе 1930–33 годов.

«Оживлял» такое положение только террор.

В 1926 году политические обвинительные приговоры были вынесены более чем полумиллиону человек. В 1927 году – 709 тысячам. В 1928 году – 909 тысячам. В 1929 году было уже 1 179 тысяч осуждённых. Историки М. Геллер и А. Некрич определили, что на май месяц 1933 года в заключении по политическим обвинениям находилось около 2-х миллионов человек. Власть чувствовала себя при этом достаточно уверенно, а частное недовольство ею, а также возникающие кампании оппозиции даже ободряли правящих, поскольку доказывали необходимость усиления государственного насилия.

Академик И. Павлов, лауреат Нобелевской премии, в 1930 году писал в Совнарком: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю целей их, но не подлежит сомнению, что в подавляющем числе случаев для арестов нет ни малейших оснований, то есть виновности в действительности. А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны. Жизнь каждого делается вполне случайной, нисколько не рассчитываемой. С этим неизбежно исчезает жизненная энергия и интерес к жизни. В видах ли это для нормального государства? Отсюда так называемое вредительство. Это, главным образом, если не исключительно, не сознательное противодействие нежелательному режиму, а последствие упадка энергии и интереса».

Ответа он не получил и потому в 1934 году заключил: «Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. Это не осуществление бесспорной насквозь жизненной правды. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства… Мы жили и живём под неослабевающим режимом террора и насилия. Я всё больше вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий, где государство – всё, человек – ничто. Такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие днепрострои и волховстрои» (журн. «Источник», № 1, 1995 г.).

Павлов упустил, а, возможно, не знал, что среди жертв в этот период были восставшие против политики Сталина разрозненные части Красной армии. Можно утверждать, что попыток мятежа в 30-х годах были десятки и состояли в них тысячи людей. В основном восставали сельские жители на местах и солдаты армейских подразделений, получающие письма из дома. Они были за удаление большевиков от власти, и даже провозглашали лозунги, призывающие к возвращению царя. Таковы были признаки политического отрезвления масс.

К сожалению, возникали они в разное время, а не одновременно, и без связи друг с другом. Потому теряли своё значение. У возмущённых не было общероссийской политической идеи, способной сплотить народ и противопоставить его своим врагам. Подавить восстания силами РККА и ОГПУ (позднее НКВД) было нетрудно. Секретная информация об этом опять-таки убеждала верха в необходимости продолжения террора.

Таким стал следующий этап подчинения народа преступной власти. Сталин готовился к нему и рассматривал свои предыдущие акции своего рода «тестом» к последующим действиям.

Их внушительной основой стало дальнейшее возвеличение роли двух вождей. Эти имена в массовых агитках ставились выше Бога. Сталин считал такое необходимым не для удовлетворения собственного самолюбия, а как реакцию на то, что часть партийного руководства таила в себе неприязнь к нему за жестокие методы правления и аресты низовых и средних, а нередко и высших партийных деятелей. На XVII съезде партии в 1934 году он пошёл на внутрипартийный переворот.

За избрание С. Кирова генеральным секретарём ЦК ВКП(б), – по существу диктатором! – голосовало две трети делегатов съезда. Остальные – за Сталина. Для него это было совершенно недопустимым сюрпризом. Он приказал Кагановичу быстро изменить итоги голосования в отчетных документах. В результате против Сталина было «зарегистрировано» только три голосовавших депутата.

Это было подлогом общепартийного масштаба. Но никто из депутатов не шелохнулся для протеста. Их парализовала наглость и всесильность сталинской верхушки, её бандитская самоуверенность, считающая себя непобедимой, а депутатов – бессловесной массой, находящейся на жаловании и годящейся лишь для оформления властных решений. С ней можно было не считаться.

Сталин настолько зарвался, что не простил съезду неслыханную самостоятельность и вскоре уничтожил почти весь состав избранных на местах партийных делегатов. На такие масштабы внутрипартийных переворотов не шёл даже Гитлер. Помимо избирательного подлога, который по существу разорвал устав партии, подобное деяние ещё раз говорило о беспринципности вождя, абсолютизации его личной власти, лютой враждебности к честно настроенным одно-партийцам да и к человеку вообще.

Конец ознакомительного фрагмента.