Россия в плену эпохи - Анатолий Викторов

Посол Пруссии в России, будущий канцлер Германии, Отто Бисмарк, еще в XIX веке сказал: «Россия должна быть крестьянской страной с равенством, но без свободы». При более глубоком внимании к сказанному оно говорит об исключении русского человека из законов развития, созданных столетиями и осуществлённых в Европе. Отвергая прогресс, такой человек неминуемо возвращается к начальному образу жизни, из которого, казалось, он вышел раз и навсегда. Пропасть между современностью и прошлым расширялась.

Французский исследователь Р. Тери, показал, что с 1900 по 1912 гг. добыча угля в России выросла на 79 %, а производство стали – на 50 %. Соответственно росли кредиты иностранных банков, выдаваемых промышленникам природно-богатой России. Рост добывающей и перерабатывающей промышленности превышал темпы развития Англии, Франции и Германии.

Сделанный Р. Тери на этом основании прогноз показал, что при таких успехах численность народов Российской империи составит к 1948 году 344 млн. человек. На самом деле население России-СССР составило к этому периоду 150 млн. человек. Даже если бы не было гражданской и двух мировых войн, а также геноцида тридцатых, сороковых и пятидесятых годов, этот показатель был бы равен 250 млн. Несовпадение с расчётами составляет примерно 100 млн. человек. Где они?

Демографическая катастрофа России была предсказана правильно, поскольку прогнозы Р. Тери в отношении Англии и Франции совпали с действительностью.

Прогрессивные и финансовые круги царской России не понимали, насколько подобное развитие противоречит психологии русского мужика. 1 % населения, – аристократия и дворянство, – был настолько отделен от большинства, что даже язык предпочитал французский. Согласно их формирующемуся европейскому сознанию, они считали, что главной проблемой России является более активный прогресс, а потому необходимо избавление от косной монархии. Это была катастрофическая идея. Она соответствовала динамичному буржуазному мышлению, но не старорусскому пониманию вещей. За неё боролись декабристы, народовольцы, прогрессисты 1-й и 2-й Думы, не понимая затаённого характера своего народа, и только в конце войны России с Германией и Австро-Венгрией в 1917 году прогрессивные силы сумели сбросить царя.

Тонкий слой мыслящей России поторопился. Провозглашенной демократической власти в марте 1917 года не на кого было опереться. Для масс, особенно крестьянских и солдатских, понятие «собственной власти» звучало дико и означало анархию и произвол. Исторические корни приучили их подчиняться, а не начальствовать и тем более – не избирать тех, кого они лично не знали. В стихийные события не был внесен даже смысл, провозглашённый князем П. Кропоткиным – теоретиком упорядоченного анархизма. Сам анархизм показал себя на практике разрушительным безвластием, то есть крайностью, которая была не нужна народу. Политического сознания, как и прежде, не было. Начался развал армейской дисциплины. Общество в низах пре вращалось в сборище стихийных бунтарских группировок. Их протестные настроения подогрела резко развившаяся военная промышленность и всеобщая мобилизация, повлекшие дальнейшее отторжение мужчин от деревенского труда и быта.

Упорное уравнительное мышление в течение 1917 года стало быстро переходить в общее действие. Погромы помещичьих усадеб, редакций газет и библиотек имели своей целью уничтожение нечто непонятного, барского, а значит – чужого. Заметим, восставшие уничтожали русскую культуру. Это было похоже на действия нацистов в Германии 16 лет спустя, сжигавших книги в массовом порядке. В этом случае присутствовала расовая идейность, а в первом – уничтожение неравенства. Справедливым было равенство в образе жизни. В армии по этой же причине росли нарушения субординации и разрушение пирамиды армейских чинов. Шёл распад воинской дисциплины. Провозглашённое в ходе февральской революции Временное правительство не понимало движущих причин этих событий и соблюдало верность своим военным союзникам, – снова западноевропейский уклон! Поэтому оно быстро теряло свой авторитет, а его велеречивость приобретала фарсовые черты. Установился своего рода политический вакуум. В этих условиях любая беззастенчивая сила могла встать во главе страны.

Дальнейшие события – назревающий переворот октября 17-го года – не был осознанной массами политической революцией. Рядовые люди не разбирались в программах существующих партий, включая «коммунистическую». Они руководились проснувшимся у них погромным сознанием под велеречивые речи крайне левых демагогов. Это была неизвестная никому ранее группировка, называющая себя «большевиками». Они постарались провозгласить цели, отвечающие интересам отсталых низов, а на самом деле это были средства для завоевания абсолютной власти.

Необходимо отметить, что в больших и малых городах ещё до революции назревало увлечение политическими проблемами и соответственно – движением политических идей. Среди них особенный успех имели партии левого направления. Они формировали людей с честью, которую можно назвать рыцарской по характеру, или просто чистых душой и волей. Их влияние сказывалось и на отношение населения к таким левакам, как большевики, и помогало их циничной решительности. После октябрьского переворота левые, – эсеры, кадеты, меньшевики и др., – подверглись уничтожению органами новой «советской» власти, но и при этом не утратили свою склонность к нереальности левацкого мышления.

Заметим, что тогда же дала о себе знать ещё одна черта русского народа. Живущий чувствами, он не любил интеллигентов, независимо от их политической направленности. Культура ума была ему не нужна. Это сказалось и в отношении к Временному правительству, а также к основной части представителей русской культуры, впоследствии эмигрировавшей из России. Крестьяне, сельские мещане судили на сходах и тут же выполняли свои погромные решения. Группы в малых городах решали проблемы настоящего, а не запутанного в политической терминологии будущего. Это понял предводитель крайне-левых политиков, – большевиков, – В. Ульянов-Ленин. Он стал носить по-пролетарски смятую кепку и провозглашать: «Берите всё! Крушите всё, не оглядываясь на правила прошлого!» Ленин – человек немалых способностей – жил чувством, заставляя ум логически обосновывать его. Массы, большинство которых были неграмотны, в этом привлекательном лозунге уже не нуждались. Они и без него придерживались именно такого образа действий по своей природе. За своей спиной они ощущали эту «моральную» опору, и это воодушевляло их.

Приход черни к власти начался с неприязни к царской власти, несмотря на её относительную мягкость. Свержение царизма и переход к демократии освободил таящуюся жестокость люмпенских кругов. В Европе после Первой Мировой войны также возникло разочарование в парламентской системе. Люди видели гарантию мирной жизни только во власти силы, которая довольно быстро начала проявлять себя.

Назвать большевиков только люмпенами, вынырнувшими из общей массы, вряд ли возможно. Их верхушка маниакально хотела быть хозяевами политического будущего, и с таким себялюбием острее ощущало неприязнь ко всякой иной ищущей мысли. Они были враждебно настроены ко всяким гуманистам. Были человеконенавистниками и авантюристами, как бывалые уголовники. Такая черта позволила им в дореволюционные годы найти близких им людей и собрать их в некое мафиозное образование, называемое «политической партией». Сказывался в них также комплекс неполноценности и неутолённая с рождения жестокость. Последние качества стали истинной «идеологией».

По свидетельству очевидцев, В. Ульянов, – позже «Ленин», – даже в детстве не терпел никаких противоречий и реагировал на них исключительно хулиганскими выходками. У вождя большевиков был злобный и мстительный характер. Поэтому победа над политическими оппонентами требовала от него не только морального, но и физического их уничтожения. Традиционная мораль и старые житейские представления считались у этой группы людей лишь презренным препятствием на пути к собственному господству.

Уже в наши дни академик А. Лавров, проведя анализ тридцати работ большевистского вождя, пришел к выводу, что целью его деятельности являлось возбуждение вражды между людьми по социальному или, как он говорил, «классовому» признаку. Академик заключил, что произвольный социальный расклад в работах Ленина и начатый им геноцид выразился в его последующем намерении совершать преступления против человечности, не имеющие ныне срока давности. Ленин страстно оправдывал кровавый террор, а также всякого рода погром. Разрушал нажитую трудом мораль.

Глава 2

Слепящая тьма

«Предпочитаю бичевать свою родину, огорчать её, унижать её – только бы не обманывать!»

«Подумай, на руках у матерей всё это были розовые дети»