Россия в плену эпохи - Анатолий Викторов

Крестьянка В. Омельченко: «На Печору был вывезен на истребление самый крепкий, мастеровой, работящий и способный люд. Не было такого дела, которого он не смог или не умел делать. Жизнь моя имела только два цвета – розовый до революции и черный после неё… Мне пришлось теперь есть опилки. Муж, узнав об этом, выкопал труп лошади и сварил бульон. Спас меня» (Там же).

Крестьянин села Свичковка (Украина) добавляет: «Брали не только съестное, но и лопаты, топоры, вилы, одежду, платки, сорочки, полушубки…. Люди ели воробьёв, мышей, кошек и собак». Более того, СНК и ЦК партии постановили в селах, где были спрятаны продукты: «прекратить подвоз, кооперативную и государственную торговлю» (журн. «The New Times», № 51, 2008 г.).

Оторванные от хлебного труда, на Севере крестьяне могли заниматься только валкой леса, заготовкой дров и стройматериалов. Разве только это было нужно голодающей стране? Остаётся предполагать, что целью партийной верхушки было полное уничтожение крестьянства, истребление соотечественников во имя власти над оставшимися. На существующее крестьянское поколение был наложен крест. Именно так решались политические проблемы. Аналогичный метод впоследствии использовали немецкие нацисты против русских на оккупированных территориях. Но ведь в нашем случае речь шла об истреблении своего народа, а не чужого. Никакого разумного расчёта здесь быть не могло, а наличествовало только преступное начало. В отчёты местных партийных кругов цифры голодомора входили, но до Кремля не доходили. Местные главари боялись раздражать вождей.

Те и без того знали о происходящем. Секретарь ЦК КП(б) Украины, Косиор, отчитывался: «Голодовка ещё не научила многих колхозников уму-разуму» (Там же).

На Украине, по данным современного исследователя С. Кульчицкого, умерли от голода в домах и на улицах 3 миллиона 238 тысяч человек. Население Казахстана сократилось с шести до трех млн. человек. Несчитанное количество погибло на Северном Кавказе.

«Каждую ночь в Харькове собирают по 250 трупов умерших от голода. Замечено, что большое число из них не имеют печени, из которых готовят пирожки и торгуют ими, – докладывал в Рим итальянский консул. – Слабых отправляют в товарных поездах за город и оставляют умирать вдали от людей. По прибытии покойников выгружают в заранее выкопанные рвы». («www.bbc.co.uk/russ»).

Подавляющее большинство крестьянского поколения погибало как ненужный политический и экономический балласт. Тысячи умирали на улицах городов и слабым голосом просили хлеба.

После многомиллионных потерь крестьянства началась массовая отдача, не имеющая прецедентов в истории, – голод в городах. Была введена карточная система. Она соответствовала идее равенства, – голодного!

Согласно исследованиям известного историка Р. Конквеста, долгое время пребывавшего в СССР, в результате принудительного переселения трудоспособных крестьян на безлюдный Север, а также от голода в деревнях погибло около 14,5 млн. человек.

Если считать, что столь дикая экстремальность служила усилению мощи государства, то остаётся непонятным, как вождь призывал изголодавшую молодежь в армию. Не этим ли объясняется огромное число жертв в начале Отечественной войны?

Разумеется, мог быть иной путь. К 1926 году промышленность и сельское хозяйство были восстановлены НЭПом. Оставалось, казалось бы, повышать продуктивность труда крестьянства и промышленников силами крепких хозяев. Тогда урожаи в плодородной России повысились бы настолько, что продаваемое на Запад продовольствие и зерно окупило бы всё, что нужно власти для индустриализации без ущерба для сельчан и горожан. На созданные заводы пришла бы сельская и городская молодёжь. Её приток можно было бы увеличить законодательным путём. Сталин действовал обратным методом: продавал сразу весь конфискованный хлеб, включая семенной. Срыв этим весеннего сева он во внимание не принимал. Страх был ещё одной его целью.

Оставшиеся в деревнях-колхозах работали под строгим надзором государства. Они были лишены какой-либо трудовой инициативы. От них требовалась лишь рабская покорность. Продуктивность такого работника могла быть только низкой. «Коммунистическая власть … не довольствуется малопроизводительной покорностью. Она вгоняет раба в состояние идеологического психоза, придавая вульгарной принудиловке характер самодеятельного героико-исторического действия» (А. Базаров).

Для Сталина всё это была политическая частность. Его «барометр» при помощи громогласной пропаганды показывал только повышение собственного рейтинга.

Не все деятели партии были сломлены. Кандидат в члены ЦК ВКП(б) М. Рютин имел мужество заявить: «Сталин установил в партии и всей стране свою личную диктатуру, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола. Авантюристические темпы индустриализации, “коллективизации” привели страну к глубочайшему экономическому кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду. В перспективе – дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни».

Был арестован и расстрелян.

Дальнейшая политика была столь же террористической. Исследователи отмечают, что террор было уже невозможно отменить, поскольку он обрастал своими кадрами, учреждениями, понятиями и рождал особую психологию населения. Жизнь-то продолжалась. Большевизм в этот период – в такой же мере метод индустриализации, как каннибализм – метод перехода на улучшенное питание.

Политика большевизма, напомним, отличалась двурушничеством, – гуманная идеология и кровавая практика. В 1932 году был издан закон с красноречивым названием: «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности». Закон стирал различие между крупными хищениями и мелкими кражами, начиная от кочана капусты, буханки хлеба и даже найденных на полях после уборки урожая колосков. В народе эта мера наказания так и называлась «за колоски», а власть карала за это как за воровство крупного масштаба. Такова логика большого террора. Совершение одного из этих «преступлений» влекло наказание до 10 лет лишения свободы в каторжных лагерях, где изголодавшиеся люди чаще всего погибали.

Так была решена проблема быстрого промышленного развития государства «дешёвым» путём и одновременного очищения его от людей, мешающих такой практике. Психологической целью такого закона было укрепление власти большевиков средствами страха, наполнившего атмосферу страны. Это было продолжением морали рабовладения, присущего советскому государству на всех его этапах.

Подобная атмосфера зависела от созданного типа людей. Н. Бухарин так охарактеризовал это перерождение: «Произошли глубокие перемены у тех коммунистов, которые, чтобы не сойти с ума, превратились в профессиональных бюрократов, для которых террор стал нормальным методом управления».

Сталинисты утверждают, что несмотря на жестокость методов, индустриализация была проведена, и к 1941 году страна стала сильной военной державой. Историк Р. Конквест опровергает рационализм такой политики. Сельскохозяйственная разруха привела к тому, что деревня не могла снабжать город продуктами и деньгами, – разорение крестьянства и непосильные налоги. Создаваемая промышленность лишилась большей части государственной поддержки. Из этого следует, что организация колхозов и ликвидация кулачества замедлили, а не убыстрили темпы индустриализации. Некоторые исследователи обращают внимание на то, что индустриализация в СССР сыграла роль в разгроме нацистской Германии. По этой причине дешёвый принудительный труд и истребление населения могут показаться необходимыми издержками для достижения безопасности страны. Забывается, что промышленный и духовный прогресс, а также социальное страхование были общей тенденцией цивилизованных стран ХХ века. Они были достигнуты отнюдь не политикой зла. Единственно возможным ли был избранный Россией путь?

Если бы НЭП был не только сохранен, но и расширен, как это сделал Дэнсяопин в современном Китае, то страна получила бы результат куда больший, чем от рабского труда. В стране мог родиться стабильный строй, необходимый не только для всестороннего развития человека. Укрепился бы моральный и военный потенциал, и он мог исключить военные поражения 1941–42 годов. Всё это могло произойти только в случае отказа большевиков от большевизма. А значит, было невозможным. Мы вынуждены прийти к выводу: катастрофа Российской империи в 1917-ом и тридцатых годах стала следствием пороков народа, от которых он по сей день не только не избавился, но и в состоянии к ним возвратиться. Как говорил Солженицын, теперь мы знаем о судорогах припадочной пятилетки в четыре года и о том, сколько народного богатства и сил погибло впустую. Значит, партийные проекты были исполнены худшим и ещё раз худшим способом. Таким было лицо «социализма» без маски в СССР.