Лето столетия - Виталий Орехов

– Мне Иван Антонович сказал, что это библиотека. Могу я взять пару книжек недели на две? – Айсур щурилась – как и в столовой, в библиотеке было темно.

– Конечно. Заполните формуляр. Вы из дачников? – Клавдия Сергеевна отложила потёртый томик «Любить-с изволите?».

– Да, – кратко ответила Айсур. Она сама смутилась сухости своего ответа. Вторую фразу она произнесла как можно мягче. – Я могу взять книги с собой или их нужно читать только в читальном зале?

– Берите с собой, пожалуйста. – Клавдия Сергеевна помолчала и добавила: – Но не больше пяти! А то были у нас случаи недостачи. Мне ж потом попадёт в следующем году, когда из Москвы с инспекцией приедут.

– Что вы! Я всё обязательно верну!

На самом деле единственный случай недостачи произошёл именно по вине Клавдии Сергеевны. Она сама взяла на зиму (чего вообще-то не позволялось) роман некоего Ж.С. Торе (псевдоним одесской писательницы Клары Моисеевны Айхенблюм) «Красная вуаль» и не вернула. Томик был утерян Клавдией Сергеевной, потому что однажды к ней приехал внучатый племянник Сашка (двенадцати лет от роду) на выходные погостить, и, пока Клавдия Сергеевна варила для дорогого гостя суп, Сашка нашёл книжку, полистал пару страниц и увидел там тако-о-о-о-е… что не свистнуть книгу он не мог. Всем во дворе потом давал почитать. Мальчишки были в восторге.

– Мне бы хотелось что-нибудь из художественной… А то на работе очень много по специальности читаю, а на себя времени как-то и не хватает. Может быть, что-то из классики?

– А вы по-старому читаете? У нас граф Толстой есть в старом издании. Или Алексей Толстой – в новом.

Айсур взяла и «Севастополь в декабре месяце», и «Похождения Невзорова». Клавдия Сергеевна посмотрела внимательно на Айсур:

– А у нас ещё дамская секция есть. Не хотите взглянуть?

– С удовольствием, – живо откликнулась Айсур.

Клавдия Сергеевна проводила девушку к своей заветной сокровищнице – шкафу с женскими романами, изданными с 22-го по 27-й год.

– Могу порекомендовать «Скрипка сердца»… или «Письмо от незнакомца» с элементами тайны…

Айсур скептически просмотрела сокровища, которые оберегала Клавдия Сергеевна: «Юная Жаклин была везде чужая. Дочь богатого царского сановника и простой крестьянки, она всегда шагала по острию ножа, пока не встретила матроса Сидорова…», «От любви у Натальи вскружило голову. Она падала без чувств, лишь подумав о связисте Легкове. Но она и подумать не могла, что он окажется агентом белогвардейцев! Сможет ли…», «Даша приехала в Москву из Киева и была абсолютно одна. Она уже претерпела издевательства петлюровцев, едва спаслась от грабителей из банды батьки Махно. Лишь здесь ей довелось найти настоящего мужчину…».

Сейчас таких книг уже не найти, некоторых не осталось даже в единственном экземпляре. Их литературная ценность была действительно невысока, и даже после того, как советская критика перестала вести с ними войну, по ним никто не плакал. В 90-х годах ХХ столетия подобная литература вновь вернулась, и ею стали зачитываться тысячи женщин по всей стране. Ушло причудливое сочетание любви, авантюризма и революционной борьбы, пришёл криминал, лёгкие деньги и ироничные детективы. Истина, известная многим лишь в теории, заключается в том, что вкус надо воспитывать.

Айсур взяла ещё из вежливости только томик рассказов Тэффи (больше ничего ценного в шкафу не было). Когда она пришла оформляться, то увидела, что Семёнов отдаёт газеты Клавдии Сергеевне.

– Виктор!

Он обернулся. В лучах яркого солнца выспавшаяся и свежая Айсур выглядела очень женственно. Её стройная фигура – загорелые ноги, узкая талия и красивая грудь – будила воображение. Лицо её было, однако, очень серьёзным, а выражение глаз – строгим. Прямые чёрные волосы спускались ниже плеч. Виктор подумал, что на учёбе она, наверное, собирает их в пучок. Айсур была красива, Виктор не мог этого не признать, хотя бы для себя самого.

– Здравствуйте, Айсур. – Виктор поздоровался и отвернулся, расписываясь в формуляре за газеты.

– Я… Я хотела ещё раз поблагодарить вас.

– Не стоит благодарности. – Виктор ответил, не поворачиваясь. Он отдал газеты и направился к выходу.

– Спасибо… – сказала Айсур тихо, но Виктор ничего не ответил. Она не была уверена, что он слышал её.

– Так, вот три формуляра, запишем на ваш читательский билет. Его я вам тоже отдаю, вернёте в конце сезона.

Айсур ещё несколько мгновений смотрела в сторону Виктора, забрала книги и ушла.

Тэффи и Алексея Толстого она отнесла к себе в домик, а сама надела широкополую шляпу, взяла «Севастополь в декабре» и пошла к реке.

Лёгкий ветерок

Лёгкий ветерок играл со страницами и полами её платья. Несколько страниц Айсур прочитала, а потом, пригревшись на солнце, заснула. Она лежала на добротном деревянном белом шезлонге, какие бывают на верхней палубе круизных пароходов. Книга упала рядом, а снилась родная степь, и ей виделось, как над казахскими просторами взмывают в воздух степные орлы.

Кто-то Очень Мудрый, Кто-то Всезнающий говорил ей во сне: «Ты можешь Мне не верить, Айсур, но там, где сейчас пасутся кони и маленькие дети бегают из юрты в юрту, будет космический порт Земли. Там течёт речка, и там сейчас живут пастухи. Местные пастухи называют ту речку Байканыр».

За молочком

– За молочком, доча… Доча… Пойдём за молочком.

Айсур открыла глаза и посмотрела наверх. Солнце слепило глаза, и лишь тёмный силуэт Марьи Иосифовны защищал её от палящих лучей. Кажется, была вторая половина дня.

– Что? – Айсур поняла, что у неё немного болит голова. Ей не нравилось, когда её внезапно будили, что, в принципе, не любило и абсолютное большинство населения планеты.

– Пойдём за молочком, доча, а? Я нацедила сегодняшнего.

Если бы Айсур отказалась, как она хотела изначально, она подумала, что её сочли бы невежливой.

– Я думала, вы будете по утрам приносить мне… – Айсур решила, что предостережения Хвостырина были не такими уж огульными.

– Так-то да… С утренней зорьки, по утрам у тебя буду… Но сегодня ж ты заплатила. Надо молочка отдать. – Марья Иосифовна была на редкость педантична и настойчива в ведении дел.

– Хорошо, пойдёмте.

Воля всегда размягчается, если человека застать в неожиданный момент, особенно если разбудить. Старушка знала это, а Айсур в те годы ещё нет.

Айсур нехотя встала с белого, тёплого от солнца и её тела лежака и пошла за довольно резвой, хотя и пожилой молочницей.

Через какое-то время они миновали территорию дачного товарищества и вступили в пролесок. Роща была разрежена, тропинки очищены. Хвостырин умел вести хозяйство – его главная черта позволяла оставаться на своём месте. Удивительно, но никто ни разу его не поймал на воровстве. Хотя воровал он, говорили, знатно.

Пока шли, Марья Иосифовна говорила, как ей нравится, как всё «облагородили» недавно.

– Раньше-то буераки были, не пройти, только на лошадях… А теперь хоть каждый день ходи… Вот и буду я к тебе с баночкой ходить. А ты баночку мой по вечерам. У меня немного…

– Ага. – Айсур зевала.

Настырные мухи летали из стороны в сторону, атакуя сонную девушку, а Марье Иосифовне, казалось, всё было нипочём. Они шли по пролеску – красивая молодая казашка и старая русская женщина.

– А вы что же, Марья Иосифовна, одна живёте?

– Да как же одна-то, доча… Пеструха у меня. Курей выпасок. Да кошек полон двор. Вон, мяучат.

Айсур сначала услышала, а потом увидела котят, резвящихся в пыльной траве.

– Мамка недавно окотилась, четверых понесла. Спасу нет, молока жрут, как кони.

Марья Иосифовна взяла одного котёнка, серого, на руки. Беспомощное создание с едва прорезавшимися глазками так жалобно запищало, что у Айсур защемило сердце. Откуда-то вырвалась мама-кошка, в глазах её читалось животное бешенство и готовность убить.

– На-на своего сынку. – Марья Иосифовна бережно опустила котенка на землю, но мяукать он не перестал. Мать сразу принялась его вылизывать. – Вот ведь, создания… Заботятся. А два года назад, стало быть, Пеструшка приболела, молоко сцеживали и выкидывали, на зиму тоже мало чего было, так кошка своих котят и поела. Один сбежал, теперь ходит где-то, не знаю, на той неделе видела его у Евдокиных, прижился, кажется. Как у людского рода, так и у кошачьего. Люби, пока не худо, а худо – сожри.

От истории про кошачий каннибализм Айсур стало мерзко.

Дом Марьи Иосифовны был не нов, как и всё в её жизни, кроме котят и молока. Но она о нём заботилась. Иногда просила Хвостырина прислать рабочих («работных людей», если пользоваться её терминологией), чтобы что-нибудь прибить или заделать. Лет пять назад ей провели электричество, но счётчик почти не крутился. Пару раз Марья Иосифовна пыталась зимой согреть руки об лампу, один раз обожглась, а другой – разбила. Она усвоила, что лампа скорее для света, чем для тепла, но в её голове одно было неотделимо от другого настолько, что все попытки Хвостырина, по доброте душевной выписавшего ей лампы за государственный счёт, эту связь разорвать потерпели фиаско. Поэтому электричество Марья Иосифовна не использовала. А пачки свечей Московского свечного завода имени товарища Кржижановского ей хватало на год с лихвой.