Лето столетия - Виталий Орехов

– Держать оборону по трое! – прохрипел проснувшийся Семёнов. – Огонь на поражение, перезарядка «коробочкой», пли!

Каждый солдат знал, что делать. Всё было отработано за последние дни до автоматизма. Заняв позицию в окопе, солдаты разделились на три группы по семь человек: пока двое стреляли, двое перезаряжали, один подносил патроны, двое отдыхали. Потом менялись. И так – пока не закончатся патроны. Раньше, чтобы не замёрзнуть, они отрабатывали этот механизм около трёх тысяч раз, только без выстрелов, и теперь были рады, что их медленному умиранию приходил конец. Или быстрый и героический, или долгий и бесславный. Так обычно и бывает.

Японцы наступали со всех сторон, в том числе и с тыла, с севера. Этот участок был слабее остальных, именно там они приближались быстрее всего.

– Бейте желтопузых, сколько сможете! Когда они поймут, что им не взять нас, они пустят в ход артиллерию! И всё!

Семёнов сказал это спокойно, и спокойно это восприняли солдаты. Убьют так убьют. Казалось, в них не осталось ничего человеческого. Казалось, они уже почти перешли некую черту, отделявшую жизнь от смерти.

Позже генерал Канэко в своих мемуарах «Служа Восходящему солнцу на жёлтой земле» вспоминал это сражение:

«…нам казалось, что мы сражаемся не с людьми. Сначала мы обрадовались, что мы убили их командира, и думали, что остатки красных войск сдадутся нам. Мы знали, что их не должно быть много. Но мы сражались не с солдатами. Это были какие-то духи бусо, о которых нам рассказывали бабки в детстве, полуразложившиеся трупы, которые пожирают вашу душу, самый ваш страх. Они не сдавались, не хотели сдаваться. А мы не могли их одолеть.

Это было одно из моих первых сражений, я прошёл всю Вторую мировую, был на Иводзиме и зачищал Филиппины. Но нигде и никогда я не встречал такого сопротивления. И я каждый день благодарил Аматэрасу, что Япония не вступила в войну с Советским Союзом…»

Дальше текст посвящён плану сражения. Тогда Канэко как раз был атакующим с северного фронта, и именно он сказал капитану Тосимицу, что с их тыла на них мчится советская кавалерия. К тому моменту японцы приблизились к участку обороны лишь на треть ружейного выстрела.

Японцы бросились врассыпную. Отступление было скомканным, но у особой части под командованием комкора Денисова не было приказа преследовать желтопузых. Задача стояла – спасти роту Василькова.

Кавалерия шла под красным флагом, но солдаты в окопах не прекращали огонь. Если бы Семёнов не приказал остановиться, они бы продолжали стрелять, и им было всё равно, чем это кончится. Как можно было выдержать такое испытание? Семёнов не раз задавал себе этот вопрос. Но не хотел узнать на него ответ.

Когда Денисов спешился рядом с окопом, из него выглянуло заросшее лицо Семёнова, он поднялся на поверхность. Молодцеватый Денисов, полный сил и энергии, посмотрел на него, подмигнул и спросил, все ли выжили.

– А мы мертвы, товарищ комкор. Посмотрите на солдат.

Денисов увидел голодные и заросшие лица рядовых, их глаза, которые только что посмотрели в лицо смерти. И та в ужасе отступила.

Комкор отвернулся.

– Ну-ну, товарищ Семёнов! Отставить декаданс. Своих не бросают!

Часть II

Айсур не знала, куда идти

Айсур не знала, куда идти. Саквояж был лёгок – летний гардероб, пара книжек на рецензию, конспекты, листы бумаги и деревянная готовальня. Самостоятельная жизнь научила её не бояться людей, а долгий путь из казахской глубинки – не бояться трудностей. И всё же, когда в институте ей предложили отдохнуть смену на госдаче, она порядком струхнула. Дело в том, что Айсур ещё и разучилась отдыхать. С той поры, как она переехала из Омска в Москву, она так ни разу и не отдохнула (в понимании обычных людей). Она работала и училась и, казалось, просто жила в Московском высшем авиастроительном училище, а затем в Институте проблем авиации. Нередко её видели спящей в библиотеке или лаборатории. Да и подруги по общежитию не удивлялись, когда Айсур задерживалась по вечерам после работы.

В быту она была неприхотлива. У неё было три комплекта платьев и пара туфель. Плюс демисезонные сапоги, пальто и пара бус. В личной жизни ничего и не было. За ней никто не ухаживал, хотя она была красива, сама она никого не любила, хотя писала стихи. У Айсур был роман с наукой – самым верным партнёром, который отвечал ей взаимностью. В двадцать четыре она стала кандидатом технических наук и приступила к докторской. Айсур была гением. И она уже знала это.

Её домик номер 17 находился где-то у края поселения, там никто не жил, и она предполагала, что, скорее всего, уедет на следующей неделе в Москву за журналами. В Лондоне вышел новый номер «Sсience of air», как раз должны будут привезти в Москву. Интересный факт. К этому дню Айсур была казашкой, которая свободно говорила на семи языках – больше, чем кто-либо из окружавших её людей. Но она этим не хвасталась.

Ночь стояла тихая и безлунная. Айсур держала саквояж перед собой и не могла дождаться, когда же ляжет спать в свою кровать. Да, она не отдыхала, но сон ей был по-прежнему необходим.

Виктору спать не хотелось, гулять – тоже. Он боялся признаться сам себе, но ему, если честно, не хотелось и существовать.

Где-то очень высоко над Москвой в атмосферу вошёл осколок ещё не открытого планетоида и сгорел в верхних слоях воздушной оболочки Земли. Яркая линия света существовала всего секунду, её заметили в Пулковской и Бернской обсерваториях. Айсур и Виктор посмотрели вверх. Оба вздохнули и пошли навстречу друг другу. Бах! Девушка налетела на Семёнова.

В темноте было не разобрать лиц, но Виктор моментально отреагировал, вернувшись с небес на землю:

– Простите, это моя вина! Вам помочь? Вы не ушиблись?

Виктор не знал, не был уверен, кто перед ним, вполне возможно, он в своём вечерне-ночном угаре прошлого налетел на жительницу деревни. Однако руки и фигура незнакомки был куда изящнее образа колхозной труженицы, девушка была выше. Лица её он, однако, пока не различал.

– Нет, что вы! Я засмотрелась на небесное тело. – Голос также, определённо, не звучал по-местному. Девушка говорила на русском, как на родном. Но именно, что «как на родном». Русский всегда для неё был вторым языком.

– Вы новая дачница? – спросил Виктор. Он чиркнул спичкой и увидел, что у девушки чёрные как смоль волосы и раскосые глаза. Сердце кольнуло, но внешне ничего не изменилось.

– Да, должно быть, так. Айсур. – Казашка улыбнулась.

– Курсант Семёнов. Прошу меня простить.

Участливость сменилась холодностью.

«Только этого тут не хватало», – подумал Виктор.

Девушка улыбнулась, взяла саквояж и пошла дальше, оставив Виктора стоять в темноте. Он колебался, внутренняя борьба раздирала его. Будто за всем этим скрывалась какая-то тайна, хотя никакой тайны, в общем, не было. Он догнал Айсур.

– Позвольте мне… – Он выхватил саквояж из тонких пальцев Айсур и пошёл с ней рядом.

– Тут же недалеко? – нежным голосом спросила девушка.

– Никак нет.

– Значит, мы скоро будем?

– Так точно.

«О-о-о, – подумала про себя Айсур, – а молодой человек-то явно не в себе. Только этого мне не хватало».

К счастью, идти и правда было недолго, и, пробираясь через заросли на дорожку, молодые люди в абсолютном молчании наконец добрались до цели. Виктор поставил саквояж на крыльцо, снова зажёг спичку и терпеливо подождал, пока Айсур откроет ключом в темноте дверь (молодая девушка не испытывала ни малейшего страха перед незнакомцем, она не знала почему, скорее всего, просто устала), и только после этого попрощался.

– До свидания.

– Как вас зовут? – спросила Айсур, поправляя ворот платья.

– Курсант…

– Семёнов, – перебила девушка, – спасибо, я запомнила. Как ваше имя?

Семёнов замялся.

– Виктор.

– Спасибо вам, Виктор! – Айсур вежливо, но нежно улыбнулась и вошла в дом.

Виктор постоял какое-то время у крыльца и ушёл к себе на дачу. Всю ночь ему снилась заснеженная степь.

Задорная мелодия

Задорная мелодия ровно в 9:00 зазвучала из репродукторов. «Доброе утро, товарищи!» Дачники поднимались с постелей, молодёжь и кое-кто из людей постарше бежали на зарядку к центральной площадке Вершков. Хвостырин с конусом громкоговорителя вышел вперёд и представил нового физкультурника.

– Товарищи отдыхающие, проводить утреннюю зарядку с нами в этот сезон будет мастер спорта СССР, спартаковец Степан Щербачко.

Мастер спорта в белых брюках и спортивной майке помахал рукой и широко улыбнулся. Из репродукторов заиграла бодрая музыка, и дачники начали активно повторять за Степаном упражнения на все группы мышц.

К этому времени Семёнов уже встал и сделал несколько больших кругов вокруг Вершков. Он для себя на лето разработал индивидуальную программу и старался ей следовать. Как раз когда мастер спорта приступил к занятиям, Семёнов брился у себя в душевой секции. Он посмотрел в зеркало на красивое мужское лицо, взбил помазком мыльную пену и приступил к бритью. В его планах на сегодня были спокойные прогулки по дорожке до Козодоева и обратно. Позавтракать он собирался в столовой.