ЛитПремьера: Современная малая проза - Журнал КЛАУЗУРА

И опять что-то изменилось в душе у Евгения. Он вдруг живо представил в непогоду мокнущего на обочине дороги, под брезентом, человека.

«Ну, для чего так страдать и мучиться? Миллионы людей живут в своих тёплых благоустроенных квартирах, и никому даже в голову не взбредёт вот так-то самого себя изнурять». И вдруг, прервав свои мысли, он обратился к жене: «Клава, дай чего-нибудь горемыке пожевать, да и попить не забудь». И, говоря эти слова, он продолжал находиться в каком-то необычайном оцепенении. Клава, сама очень долго болевшая и понимавшая всем сердцем людское страдание, тоже, как и муж, была немало удивлена увиденным. Она сходила к машине и принесла двухлитровую бутылку молока, кусок солёного сала, полбулки хлеба и несколько варёных яиц, и отдала всё несчастному страннику. В женском её понимании были затронуты вечные мысли человека о сытости и голоде. Она вдруг подумала, что человек этот, может быть, уже много дней не ел и сказала: «Вот, поешьте, что Бог послал! Нас не стесняйтесь!» И за этой, казалось бы, обыденной фразой, меж тем прослеживалась многовековая материнская забота о ближних. Путник открыл бутылку молока и сделал несколько глотков. Потому, как он жадно поглощал молоко, Клава без труда догадалась, что не пил он давно, и была внутренне довольна собой. Раньше, когда они с Женей были помоложе, она ни о чём таком и подумать не могла. Много позднее, когда врачи поставили ей диагноз: «Злокачественная опухоль груди», – и лёжа в больнице такая беспомощная, о чём только ее исстрадавшаяся душа не передумала. И Евгению, на тот роковой момент, приходилось выполнять перед детьми не только свои отцовские обязанности, но и роль мамы. Клавдия много передумала в те тяжёлые болезненные месяцы. На селе все родственники и знакомые за неё неустанно молились. И так иногда случается в жизни: болезнь Клавы отступила. Но после этого многое в мире ей виделось по-другому. И преображение это Клавино Евгений Иванович ценил всем нутром. Они и так дружно и хорошо жили, а после Клавиной болезни они вообще относились к жизни, как к волшебному чуду, и молились, и радовались каждому дню. Они всем в округе поднимали настроение и, не осознавая того, сами учили других ценить жизнь.

Попив молока, путник потеплевшим голосом произнёс: «Спаси вас Христос, добрые люди!» За всё это время, по какому-то странному стечению обстоятельств, они даже не спросили, как кого зовут.

И теперь человек этот поинтересовался об их имени. Женя не переставая думать о том, что они, наверное, по возрасту ровесники будут, а как всё же по-разному живут на земле, смущённо ответил: «Меня Евгений Иванович зовут». Услышав это, странный человек дальше продолжал рассказывать о своих мытарствах. Муж и жена, словно под гипнозом, стояли и слушали:

– Я много грешил в жизни, вот и дал самому себе обет, что на коленях дойду до святых Саровских мест. Поклонюсь мощам святых, и буду молить о спасении своей души. Я ведь – не инвалид какой, – я ходячий! Не понимал я раньше многого. Думал, что от жизни надо брать всё, – вот и брал! Нет, Евгений, не это главное». И вдруг он замолчал.

И в это короткое затишье Женя спросил: «Коленям-то, наверное, больно? Я на тебя гляжу, а внутри страх берёт».

– Да! Поначалу и правда боль чувствовалась, а потом привык. Святые люди за нас, грешников, молились, а мы, дураки, этого не понимали. А святые знали, что мы рано или поздно прозреем. Им это ведомо было… Ты езжай, Евгений! Вот и жена твоя, небось, заждалась?! Дай Бог тебе и семье твоей здоровья. И вдруг, посмотрев на небо, совсем не как повидавший жизнь мужик, а словно ребёнок, заговорил:

– Только, Женя, простит ли меня отец Серафим за грехи мои, не знаю! Но если не помру, то дойду. Мне ведь не смерть страшна, мне покаяться надо. Может быть, я вас, шоферов, от греха уберегу, кто знает. И, уже плача, прошептал:

– Вот посмотрел на меня, Евгений, и поезжай с Богом! На том и попрощались.

Женя, заводя машину, ещё успел заметить в боковом зеркале автомобиля, как этот странный путник складывал в рюкзак продукты. Всю оставшуюся дорогу до рынка они разговаривали о повстречавшемся на их пути человеке. А Евгений Иванович всё сокрушался, что в спешке так не узнал имени чудного странника.

В этот день Курочкины уже к обеду, как и предполагали, распродали всё мясо. Купили тут же, на рынке, большой арбуз и поехали домой. Евгению бередила душу нехорошая мысль, и как он её ни гнал от себя, она его не отпускала. Он сам себя стал ненавидеть, но поделать уже ничего с собой не мог. И Евгений Иванович стал вслух делиться своими мыслями с женой: «А что, если они, эти люди, так зарабатывают? Ведь идти-то ему до храма осталось день, или того меньше? Может, обманул он нас с тобой, Клава, да и других вот так же облапошивает?» Жена же принялась разубеждать мужа: «Вот те на, ещё недавно про святых людей вспоминал, а теперь что же?» Потом, глубоко вздохнув, Клавдия продолжила: «Я не знаю, но я верю ему, ведь если такой человек обманывает, то весь мир тогда ни к чему!» Жена замолчала, и по лицу её текли слёзы. Евгений жадно вглядывался в дорогу и, наконец, увидел его. Грешник по-прежнему передвигался на коленях в сторону святых мест. И по висевшему сзади его рюкзака, Женя догадался, что еды ему, кроме них, по всей видимости, больше никто не давал. Рюкзак, как и прежде, был наполнен меньше чем наполовину. Хоть они и не стали второй раз останавливаться, жена, увидев странника, была по-настоящему рада, все грустные мысли её куда-то улетучились.

Евгений же так и возвратился домой с чувством полного сомнения и душевного терзания. Вечером зашёл друг детства, Сергей Хлебников, с просьбой отвезти завтра утром внука покрестить. Когда друзья немного выпили, Евгений рассказал о случившемся в дороге. И, делясь своими сомнениями, спросил: «А ты как, Серёга, думаешь?» Тот, пожав широкими плечами, откашлявшись, с хрипотцой в голосе, ответил: «Да кто его разберёт? Нынче всяких прохвостов хватает».

Всю ночь Евгению Ивановичу не спалось, думы одолевали одна за другой. Да, в его большом новом доме в углу висели старинные бабушкины иконы. И он верил в Бога, но лоб себе не расшибал. Просто как-то спокойно веровал. Да это так, наверное, и должно быть: веровать скромно, совестливо. Только слова эти каждый человек воспринимает по-разному. Почему же так-то? Ведь совесть одна? Человек же каждый самолюбив. К примеру, сделает что-нибудь хорошее и уже думает, что его совесть чиста, – ан нет, дорогой! В совести – многовековые нравственные понятия заложены, и чтобы к этому приблизиться хоть немного, – надо именно скромно веровать. Евгений мысли свои подытожил так: «Если не встречу завтра в храме этого коленопреклоненного, стало быть, обманул он меня». И через полчаса, как пропел петух, провалился в такой короткий, но непробудный сон.

Вот она привычная трасса. Мелькающие сёла, деревушки уже не привлекали в этот день его внимания. Он только ждал того момента, когда до храмов останется два или три километра, где предполагал снова встретить этого странного человека…

Золочёные купола предстали перед друзьями своим древневековым величием, словно приглашая к таинству православия. Находясь в храме, Евгений смотрел, как батюшка бережно опускает в купель внука его друга. Его взор вновь и вновь был обращён на старинные расписные стены храма.

– Это ж надо так разрисовать?! Диво! ей Богу, диво!», – словно подтверждая его мысли, говорил один из рядом стоящих мирян. Затем они все поклонились гробу, где покоился святой Серафим Саровский. И это было великим ощущением истинного приобщения к таинству святого старца.

Выйдя из храма, Сергей пошёл покупать внуку икону с образом святого, чтобы был подарок от деда. Евгений же, предупредив друга о своих планах, обошёл все стоящие вокруг храмы и далее отправился по «святому мостику», проходившему вокруг всей местности, где стояли церкви. Люди нескончаемым потоком шли по нему очень медленно и непрестанно молились. По преданию, канавки, которые были хорошо видны с моста, рыли святые люди. И этот поход по «святому мостику» считался священным. Глаза Евгения Ивановича искали только одного на всей планете человека, и с каждым проходящим мгновением надежда эта рушилась, словно и не было этого путника никогда. Женя, уже изрядно измученный поисками, остановился и взглянул на небо. Облака быстро неслись по голубому простору, и их, казалось, совсем не беспокоили земные дела.

– Да, видать, там высоко ветер большой, а тут, на земле, едва заметный. Вот они, вечные чудеса природы! – размышлял вслух Евгений… Подумав о том, что Сергей со своим семейством, наверное, уже давно его ждёт, быстро направился к выходу. Вдруг (и на это обратили внимание сразу несколько человек), Евгений Иванович резко остановился, как вкопанный. На входе в ворота храма стоял на коленях, – не дававший спокойно жить уже два невыносимо долгих дня, истерзавший всю душу, – тот самый богомольный странник. Не чуя от волнения своих ног, Евгений Иванович подошёл к нему. Закрыв глаза, бедолага стоял на своих, давно посиневших и разбитых в кровь коленях, молился и плакал, и твердил одни и те же слова: «Слава Богу!.. Дошёл!.. Дошёл ведь я, Господи!»