ЛитПремьера: Современная малая проза - Журнал КЛАУЗУРА

– Иван Чайников, – представился морячок каждому из собравшихся в кабинете редактора, радостно пожимая всем руки.

«Морская пехота», – снисходительно отметил про себя Проколов, задержав взгляд на синих погонах. Хоть сам он служил не на элитных военных судах, а на кораблях третьего ранга, но к парням, носящим морскую форму, но не видавших палубы и моря под собою, относился с долей пренебрежения. «И фамилия какая-то смешная – „Чайников“ Самоваров было бы солиднее»…

– А где служил, – поинтересовался на всякий случай Сергей.

– В Хабаевске, – охотно ответил морячок.

«Вон оно что», – понял Проколов. – «Значит, пехота ещё и картавит. Однако лихо этот

Чайников шпарит под Ильича. Его бы загримировать, смог бы сыграть на районной сцене молодого Ульянова», – отметил Сергей.

«Морячок» оказался личностью не одиозной: держался по-свойски, запросто и даже, когда шеф, представив редакционной братии нового сотрудника сельхозотдела, отправился по своим делам, предложил знакомство «обмыть».

Был Ваня на редкость способным: сочинял стихи, песни, играл на гитаре и пел. И, что странно, когда пел, «эр» у него звучала, особенно в песне про Клару:

Ах, Клара, Клара, Клара-продавщица,

Ты, родная, сердце мне отдай…

Правда, точного текста Проклов уже и не помнит, но что про местную Клару-продавщицу – это наверняка.

Освоился Ваня в сельском хозяйстве быстро, писал много, даже, можно сказать, через чур много, и этим очень гордился, и, при случае, похвалялся, что «на нём одном дейжится вся газета». Бахвальство это не всем в редакции нравилось, и решили новоявленную редакционную «звезду» как-то проучить. Но как?

Ваня пытался писать пародии на известных поэтов, и ему, сговорившись, посоветовали отправить их в «Крокодил», предварительно проявив восторг от написанного. Ваня, воодушевлённый вниманием, не заставил долго себя уговаривать и тут же отправил целую обойму пародий в уважаемое и самое популярное в советское время сатирическое издание. Все вместе с автором с нетерпением ждали ответа, а «заговорщики» по очереди караулили почту из Москвы. Это в нынешнее время материалы не рецензируются и на письма не отвечают, а тогда с этим делом было строго, и центральная печать в этом отношении ничем не отличалась от районки, если не было там ещё строже. Письмо из Москвы пришло через месяц. Ваня был в командировке, и «заговорщики», в числе которых был и сам редактор, мучаясь совестью, аккуратно вскрыли конверт. Письмо, как и ожидали, оказалось весьма критичным. Сочинили тут же хвалебный отзыв о Ваниных «шедеврах», подделав подпись литературного рецензора, сунули его в конверт вместо вынутого письма и запечатали.

Неделю Ваня ходил окрыленный, с гордо поднятой головой, всем показывая «липовый» отзыв. Уже, было, засобирался ехать покорять столицу. На всех в редакции смотрел свысока, покровительственно, словно ему уже вручили писательский членский билет в большую литературу. А «заговорщики» уже и не рады были: а вдруг у Вани сердце не выдержит, когда он узнает истинную цену своему творчеству. Эвон как взлетел высоко, как орёл парит, каково-то будет спускаться на грешную землю.

Зря волновались. Ваня поначалу, когда ему все же показали настоящую рецензию на его пародии, было осерчал сильно, но «шутку», в конце концов, оценил, и в дальнейшем уже гораздо меньше хвастался своими достижениями, и даже писать стал гораздо интереснее и статьи, и стихи. Потом он всё-таки уехал из района в город. Говорят, даже выдвинулся там в народные депутаты и начал печатать свои стихи в областной прессе. Может, «урок» все же чем-то ему и пригодился.

Борис Кунин. «Обжорство. Смелость. Трусость»

Не суди, и несудимым будешь

Обжорство

Виталий, так звали соседа по столику в вагоне-ресторане скорого поезда «Москва – Новосибирск», был главным редактором и хозяином популярного журнала и ехал брать интервью у какого-то известного американского профессора, который в ближайшую неделю планировал прочитать несколько лекций в Академгородке.

Так что первые минуты знакомства в ожидании заказанных блюд Сергей провел за приятной, можно сказать – светской, беседой. Удивило только, что Виталий несколько раз нервно оборачивался, пытаясь найти взглядом «надолго» исчезнувшего за перегородкой официанта. Сергей тогда еще подумал, что спешить-то вроде бы и некуда: до конечной станции было почти трое суток пути. А если человек торопился, то вполне мог бы воспользоваться самолетом – зарплата явно позволяла.

В это время принесли холодные закуски, и продолжения истории про американского научного светилу Сергей так и не услышал – Виталий занялся приемом пищи и не стал отвлекаться на «посторонние» разговоры.

Рассказывая позднее друзьям об этом случае, Сергей неизменно подчеркивал, что словосочетание «прием пищи» в данном контексте не следует понимать буквально – это было только первое, сиюминутное впечатление…

Любые параллели с миром животных, как диких, так и домашних, были совершенно неуместны. Да любая Хавронья проиграла бы соревнование в обжорстве с этим «венцом творения» уже через минуту после старта ввиду явного преимущества последнего. Да еще заработала пожизненное несварение желудка на нервной почве.

Самому талантливейшему живописцу вряд ли хватило красок, чтобы во всей полноте запечатлеть сей процесс. Да и рассказ Сергея доносил до слушателей в лучшем случае только десятую долю увиденного и услышанного.

Да, там было и что послушать. С неимоверной быстротой поглощая все, лежащее на тарелках, Виталий утробно крякал, громко икал, причмокивал, шумно сглатывал постоянно набегающую слюну.

Колечки репчатого лука, листики петрушки на несколько мгновений прилипали к еще недавно иссиня черной и холеной бородке клинышком, быстро пропитавшейся сложно комбинированной смесью из оливкового масла, майонеза и кетчупа, чтобы позднее плавно спланировать на тарелку. Наиболее «наглые» умудрялись добраться до изначально крахмально-белой салфетки, весьма предусмотрительно расстеленной на коленях Виталия, а самые продвинутые долетали даже до мелко вибрирующего пола вагона.

Понятно, что на подобных «дезертиров» господин редактор даже внимания не обращал. Перед ним постоянно появлялись новые «жертвы».

Салат «Оливье» сменила «Шапка Мономаха», затем последовало мясное ассорти, салат из помидоров по-гречески, фаршированный перец сорта «гамба». А на уже кухне дожидались своей очереди бефстроганов, яйца «Сюрприз», чорба из бараньей печенки и легких, грибное рагу, котлеты по-киевски, рыба, запеченная в тесте, гювеч с бараниной в горшочке, блинчики с мясом… по мелко вибрирующего пола вагрвинутые долетали даже до мелко вибрирующего пола вагрнатчупа, чтобы позднее алавно

И это только те из блюд, которые Сергей смог идентифицировать по внешнему виду или с помощью лежавшего рядом меню. А сколько еще осталось «безымянных». Естественно, все это запивалось недешевым крымским вином. Для улучшения усвояемости, надо понимать. Невольно подумалось: «Есть свои прелести у капитализма, при наличии в кошельке достаточно количества купюр с портретами американских президентов».

Сам Сергей уже давно съел заказанный ужин, но решил досмотреть неожиданное действо до логического завершения и уже около часа молча сидел в своем кресле, задумчиво потягивая великолепное немецкое пиво. Наблюдая за процессом «жрачки» – другого слова просто нельзя было подобрать, ибо сидевший напротив него дорого и со вкусом одетый мужчина с чуть наметившимся животиком именно жрал, а не ел и тем более не вкушал – он прекрасно понимал первых христиан, причисливших обжорство к числу смертных грехов.

Ведь в те времена несколько таких вот «виталиев» вполне могли довести до голодной смерти десятки своих соплеменников. Так этот хоть старался съесть все, что ему приносили, а история знает немало примеров тому, что потом метко отразилось в поговорке: «Не съем, так понадкусываю». Потом – собакам или свиньям…

Конечно, сейчас другое время и, сидя за одним столом с Виталием, Сергей тоже не остался голодным. Да и запаса продуктов в вагоне-ресторане хватит на всех с лихвой.

Хотя и в начале третьего тысячелетия на Земле хватает стран, где люди постоянно недоедают, а дети умирают от голода. Так что перечень смертных грехов явно еще рано пересматривать…

А финала чревоугодничества в тот день Сергей все-таки не дождался. Даже и медленно выпитый литр золотистого пенного напитка начал, в конце концов, давить на некоторые жизненно важные органы и, выйдя в тамбур, он уже не стал возвращаться назад.

Смелость

На каникулы Максима отправили к дедушке. Нет, не за тридевять земель и даже не в деревню: дед Ефим жил в своем доме минутах в двадцати пешком от центра города, а если на трамвае, так раза в три быстрее. И уж тем более это нельзя было расценивать, как наказание. Просто родители затеяли небольшой ремонт в квартире и не хотели, чтобы не совсем оправившийся после тяжелой ангины сын целыми днями нюхал все эти краски, лаки, шпаклевки…