Исповедь близнецов. Книга 3. Альбатрос - Валентина Жукова

– Если сможешь, помоги восстановить память детства.

– Помнишь Гошу Свиридова, который так красиво пел?

– Вот этого парнишку да, помню, как сейчас его вижу. Кстати, где он теперь?

– Наши пути разошлись по глупости. Оба учились в музыкальном заведении, вот уже скоро-скоро нас должны были направить по распределению, мы втайне друг от друга были влюблены вот в эту девочку, что рядом со мной теперь сидит. Не хотели мы уступать друг другу, и всё.

– Я сама сделала выбор. Больше слабая нота тяготела к сильной ноте. Я пересилила себя, отдалась ему и только потом призналась Георгию: «Я его люблю!»

Гоша получил по распределению назначение в ленинградскую консерваторию, а Вадима направили вот в этот захолустный угол. После распределения живём здесь.

– Совет да любовь вам.

– Мама одна живёт всё также на Украине. Папа умер тоже после тяжёлого ранения. Мама рассказывала про одну девочку, Варей её звали. Надо было дождаться документов на имя девочки, но пришёл отец тоже с войны из плена, короче говоря, не дождавшись, они укатили без документов на девочку.

– Так ведь это называется похищением ребёнка? Как вы считаете? Мама старалась наладить связь с Марией Григорьевной, как ни старалась, ни что не помогло. Ответа от неё до сих пор нет. Маргарита Ивановна и моя мама решили эту девочку удочерить, но они тайно выехали в ночь, в зиму, в трескучий мороз, Родители некоторых детей не поверили в то, что Мария Григорьевна и её муж способны на огромный риск. Отбыть в столь дальнее плавание по снегу.

– Кто такая Мария Григорьевна? – спросила Варвара для уточнения обстоятельств. – Где они сейчас приблизительно живут?

– Мария Григорьевна – это наша бывшая старшая воспитательница, – в один голос ответили муж и жена. – А вот место жительства, я тебе сказала, она не знает.

– Если Мария Григорьевна – старшая воспитательница, то это чистой воды моя мать и отец с нею рядом, Степан Петрович.

– Неужели правда, Варвара Степановна!?

– Если нет таких же одноимённых с одним отчеством, значит, правда.

– Вот ведь какие бывают сюрпризы!? Господни пути неисповедимы.

– Моя мама часто задавала сама себе вопросы о тебе: кто ты, чья ты?

– Как ни странно, – продолжала дознаваться Валентина. – Моего отца тоже звали Степаном.

– Меня назвали по отчеству того парня, Степана, который доставил меня в детский дом. Это он определил мою судьбу по рассказам Евдокии Афанасьевны.

– Почему ты, Валя, в детдоме жила? – спросила Варвара.

– Да, моя мама после родов умерла, через неделю, – с горечью рассказывает Валя. – Не знаю, почему я несчастливая? Одна бирка на руке осталась на память от мамы; только моё имя, дата рождения и вес, вот и всё. Я в больнице прожила со дня моего рождения три месяца. После объявления войны санитарка меня удочерила. Отправляясь в длинный путь по эвакуации, по «Дороге жизни», меня передали одной женщине в более-менее тёплую кабину водителя. Та машина, в которой сидела моя мама, ушла под лёд, а я вот осталась на руках совсем неизвестной мне тёти. Кстати, это тоже была санитарка из больницы, где работала утопшая женщина.

– Коллеги, видимо, были они, – добавила Варвара.

– Так вот, эта санитарка доставила меня в этот детский дом, где она осталась работать, наблюдая за мной. Документов на меня не было. Они тоже утонули вместе с первой женщиной. Благодаря подробному написанию, на клеёнчатом манжете, на моей ручке, были сохранены дата рождения и моё имя. Как рассказывает мама, никто не имел права удочерить меня, пока не поступят документы; поэтому каждый знал и задавал себе вопросы: откуда могут поступить документы, если они утонули?

– И ты не догадываешься?

– Нет, конечно.

– По всей вероятности, надеялись, что администрация города Ленинграда эвакуировала архивы и все хранившиеся в них документы перед наступлением фашистских полчищ. Сама понимаешь, головой надо работать.

– Да-а, представляю, как надо было работать?

– Из твоих рассказов как я поняла, тебя тоже зовут Варей, да ещё Степановной?

– А тебя, стало быть, зовут Валентиной Степановной?

– Слушайте, девчата, вы меня заблудили своими именами, – нервозно сказал Вадим. – Зачем вам копаться в старом белье? Разве вас не устраивает то, что сейчас имеете?

Девчата, не слушая вопросов Вадима, продолжают докапываться к прошедшим дням и всему происходящему.

– Зачем? – вдруг спросила одна из них. – Я с детства привыкла по документам, что я Варвара Степановна, а называю себя Валентиной.

– Я тоже не пойму! К чёрту всё! К чёрту! Неужели отец прав был, часто называл меня Валентиной? И по пьяной лавочке часто гонял Марию Григорьевну вокруг дома. Куда, говорит, дела ребёнка? Откуда этот ребёнок взялся. Он считал Валентину дочерью Марии Григорьевны. А Варвару дочерью первой жены Клавы.

– Каким образом оказались обе девочки в одном роддоме – вот вопрос первой необходимости, – спросила Валя.

– Ничего здесь нет непонятного. Из сведений Евдокии Афанасьевны мой отец, женившись вторично, уехал в Финляндию, а у первой жены в Финляндии жили родственники. Вот он по знакомой дороге укатил туда и увёз с собой молодую жёнушку по имени Мария Григорьевна. А первой-то жене не по клубку из сказки можно было вернуться к родственникам. Вот отец твой и похаживал к старой незабытой любви.

– Девчата, может, хватит, а, себе мозги пудрить?

– Ну, Вадик, интересно же распутать клубок ниток?

– Прекрати заморачивать себе мозги! – строго сказал Вадим. – Что изменится, если ты поменяешь имя? Я как любил тебя, так и буду любить с любым именем.

– Вот ты сам и договорился, что с любым именем. От имени зависит судьба человека. Я давно слышала об этом.

– Представьте себе, что вы имеете два имени. Вам мало?

– Ага, тётя Клава, отцова первая жена, имела точно такой же волос красивый, точно такой же голос. Так все говорят. И бабушка Евдокия Афанасьевна это подтверждает.

Валю насторожило слабое исполнение песен, хотя и неплохо получалось у неё, но всё-таки она с явной открытой завистью завидовала Варе и её исполнению.

– Валечка, судьба, говорят, зависит ещё и от даты рождения. В моей дате рождения фигурирует то ли пять единиц, то ли четыре и ещё одна шестёрка – знак трудолюбия.

Валя ничего не смогла на это ответить, только спросила:

– А Мария Григорьевна хорошо поёт?

– Я не могу дать её голосу чёткое определение, только отец мой говорит, как она запоёт в гулянке, за столом: «Ну, всё, завелась не остановить. Ты хоть рот шибко не открывай. Не то всех кур во дворе перепугаешь». Вообще-то голос сильный без прикрас тембра, и точно не сведёт в сторону. Вот моё объяснение.

– Так она же нигде не училась в музыкальных заведениях.

– Конечно, ей бы пройти школу у хорошего преподавателя, да поздновато уже.

– Как же ты у неё на руках оказалась?

– Не у неё, а у Евдокии Афанасьевны, переданной спецрейсом раненым солдатиком.

– Посмотреть бы на неё хоть взрослым глазом, – сказала Валентина. – Оценить бы её поступок с брошенным ребёнком.

– Винить в её ситуации не приходится, – с сожалением отвечает, Варвара Степановна. – В этом виновата злодейка-война. А за то, что наши жизни спасены ценою собственных смертей, нам всем надо быть и остаться навечно благодарными и помнить их имена. И в том, что у нас перемещены инициалы, правильно говорит твой Вадим: «Что от этого изменится, если он тебя любит и с двойным именем».

– Ты как на это смотришь Варя, если я поеду, издали посмотрю на Марию Григорьевну.

– Я тебе не советчица. Поступай, как знаешь. Поеду домой, заеду за тобой, чтобы тебе легче было найти её. Я считаю: она не ринется к тебе в объятия.

– Почему ты так считаешь?

– Чёрствый она человек.

– Я ещё раз спрашиваю, Валентина: Зачем тебе это нужно!? Давайте за новость выпьем по пятьдесят грамм. А ты, Валя, подумай.

Пока Вадим снова занимался с Варварой сервировкой стола, Валентина ушла в одну из комнат и долго плакала.

– Не надо было тебе об этом рассказывать. Жил себе жил человек спокойно, а тут на тебе, снег на голову при жаре 40 градусов.

– Я сама никогда бы не додумалась поставить вопрос о фотографиях из детского дома. Видимо, когда я временно потерялась в вашем городе, ко мне залезли в чемодан. И этим самым была раскрыта тайна двух женщин, их судеб. Я лично никогда не посмела бы рыться в чужих вещах без ведома хозяина. Мой отец тоже не позволял себе этого делать, а вот мать Мария Григорьевна, та не брезговала этими делами.

– Это и мой отец! – выходя из комнаты, громко крикнула Валентина. – По всей вероятности, мы с тобой сёстры по отцу.

– Это ещё надо доказать, – сказал Вадим.

После долгих раздумий Валентина сказала:

– Да ну её, мать такую! Если она знает, что у неё с дочерью не всё в порядке и не шелохнулась, не побежала узнать за четверть века, то зачем и она мне нужна эта женщина. Давайте пропустим с горя!