Исповедь близнецов. Книга 3. Альбатрос - Валентина Жукова

– Вы тут без меня не раздеритесь. Никакой провокации, пожалуйста, градус накала немедленно снизьте, и чтобы до меня была тишина! Я пошёл Варюху выручать. Освобождать от работы надо на весь период поездок. И на период смотра талантов перед жюри.

– Давайте-давайте, она залётная пташка, сегодня здесь, а завтра ищи ветра в поле, опять Валентине Степановне в ноги кланяться будете.

– Какой поражающий цинизм, вопиющий голос и страх исходит от тебя, Валя, – присоединилась к разговору казахская певица. – Обо мне то же самое говорите?

– Только не это, только не это. Хватит, уговаривали тебя. Сколько нервов порвали с тобой, – поддержал разговор парень из другого коллектива танцоров.

– Что вы, ребята, из-за меня будете скандалить? Я могу уступить место кому угодно, если не соответствую регалиям вашего заведения. Мне и надо-то всего ничего, чтобы добиться совершенства воплощения; со дня рождения это моя мечта. Свет клином не сошёлся на вашем Дворце Культуры, несмотря на то, что я уже как бы с вами почти породнилась. Я-то думала совсем иначе о вас, Валечка. Одно скажу: методом злобы, ошибок среди коллектива вам не состояться солисткой, потому что видно по вам, вы от зависти трескаетесь по швам и в голосе.

– Она права, ты, Валентина выкинь из головы всякую шушеру. Помнишь, как мы тебя приняли в коллектив? Нет? А её мы искали по всему городу, испугавшись, что она уже вернулась назад, домой. При всех трудностях, без денег, без жилья устроилась на работу и вкалывает, не надеется на помощь от других.

– Вот это я понимаю, твёрдость духа; не сломиться на чужой территории, в чужом краю. Наверное, ещё и зарплату не получала?

– В какую пору получить, если наряды ещё только-только вчера закрыли.

– На сегодня деньги у тебя имеются на завтраки, обеды и ужин?

– Старые запасы ещё сохранились, до аванса, по всей вероятности, дотяну.

– Интересно, отпустят или нет тебя в поездку по Казахстану?

– Я ничуть не переживаю. Не отпустят – не надо. Только песни петь я и у себя дома могу, народу поднимать дух хотя бы по праздникам.

– Ты, наверное, обиделась на нас?

– Зачем? Каждый медведь защищает берлогу, особенно зимой. В своём дому вы хозяева, как скажете, так и поступлю. Грузинская пословица говорит: «Кто сердится, всегда неправ». Так всегда говорил у нас геолог, по национальности грузин. Я у него была помощником младшим на буровой.

– Практичная девица, ничего не скажешь, тебя ничто не испугает.

– Большие заработки на буровых? – спросил Петька.

– Ха-ха! Не ты ли хочешь сигануть на заработки с Варькой?

– А что? Я не такой, как все? Она, женщина, справляется. Думаешь, у меня не получиться?

– Ты глянь на кулак слабой половины, так втешит, что маму родную забудешь, как звать. И медведя в гроб загонит, – ребята засмеялись над Петькой.

– Не смейтесь над парнем, нам, геологам, хватало. Плюс рыба своя стерлядь, грибы, ягоды, сохатина, ешь – не хочу.

– Потому твоя память феноменальная, что рыбой красной питалась, – музыканты поддерживали разговор с Варей, чтобы дождаться прихода Станислава Мартовича.

Валентина Степановна, нагрубив Варе, в какую-то минуту пожалела, что нагрубила ей из-за неостывшей зависти. Чтобы хоть как-то смягчить обстоятельства отношений, она пригласила Варю к себе в гости…

– Прости, меня, Варенька, глупую дурочку, на меня часто так находит. Пожалуйста, прости. Знаешь, я давно хочу пригласить тебя к себе в гости. И ещё хочу спросить кое о чём тебя.

– Пожалуйста, спрашивай, если смогу, отвечу.

– У тебя в чемодане есть фотография.

– Какая? У меня там альбом.

– Та, на которой сидит очень много маленьких детишек и взрослые люди.

– Я сама не знаю, как она оказалась у меня в чемодане, – сказала, недоумевая, Варя, пожала плечами. Наверное, она там оказалась по той причине, что на этой фотографии сидит моя бабулечка, что провожала меня на перроне.

– У нас тоже есть такая же фотография. Мне мама говорит: «Смотри, не потеряй. Это твоя вечная память о детском доме и о твоих ровесниках». Только я о них ничего совершенно не знаю. Никого не помню. Ты могла бы прийти к нам домой? Мы бы с тобой вдвоём-то бы, что-то покумекали.

– Бабушка Евдокия Афанасьевна точно также говорит слово «покумекали». Нет, не пойду вечером по городу одна. Днём, сама знаешь, загруженность по горло.

– А, ты, на «такси».

– И этот вариант отпадает. Я никогда не сяду с посторонним человеком в такси. Боюсь с мужчинами раскатываться по неизвестным улицам. Не уговаривай.

– Ты, наверное, обиделась на меня, за неприязнь и отношение к тебе.

– Фу, какая глупость, я уже к этому привычная. Все хотят столкнуть со сцены. У меня другое отношение к таким людям: «На дутых воду возят», а я в своё время уже возила воду бочками; знаю, что такое тяжесть поднимать ковши с водой.

– Мы такси вызовем с водителем-женщиной. Есть тут одна, тоже недавно из Сибири прикатила.

– Вроде в Сибири не жила, а говорок ни дать, ни взять, сибирский.

Муж Валентины занимался сервировкой стола, а две молодые женщины рассматривали фотографии детского дома далёкого таежного районного села. Муж Валентины выглядел старше неё лет на десять. Не красавец, не урод сам собою, простое лицо мужчины; с большой копной на голове, слегка вьющихся светлых волос.

Он расставил фужеры каждому с наливочкой украинской.

– Очень привлекательный цвет наливки.

– Ну! Женщины, давайте поздравим друг друга с прошедшим женским днём, выпьем за знакомство.

Муж Валентины протянул руку Варваре.

– Вадим Мурзин.

– Варя Жихарева.

– Валентина Мурзина.

Подняли фужеры. Варя поставила фужер обратно на стол.

– А что так? – удивлённо спросил Вадим.

– Я не пью.

– Для знакомства это не повредит. Это только чуть слабый напиток.

– Давай, Варя, вспомним молодость, ты разве не узнала Вадима?

– Какого Вадима? Ты зачем пригласила меня, чтобы знакомится с твоим этим? Зачем это мне надо? Ты его знаешь, вот и отлично, а мне ни к чему знать.

Немного перекусив, Варвара, поднялась, поблагодарила хозяев и решила уйти. Только накинув пальто, как услышала голос Вадима.

– Варя, разве ты меня не узнаёшь?

– Нет, я вас не знаю совершенно.

– Принеси, Вадим, баян; песенки споём ранешные.

Вадим широко растянул меха, проиграл вступление песни: «Тачанка» и сам запел.

– Ты лети с дороги, птица, зверь с дороги уходи; видишь облако клубится, кони мчатся впереди. И с налёта с поворота по цепи врагов густой; Застрочит из пулемёта пулемётчик молодой. Эх! Тачанка, полтавчанка, наша гордость и краса, конармейская тачанка все четыре колеса…

– Ну что, вспомнила что-нибудь?

– Что ж тут такого? Я её первый раз пела на сцене, когда училась в шестом классе в Норильске. И теперь помню.

– Забылось, по-видимому, всё. И детдомовские годы, и нас тоже.

– А Вадика из шестого класса помнишь, как играл на баяне, а Гоша Свиридов пел на сцене под аккомпанемент Вадима; особенно, когда к нам прибыли раненые отцы с полей сражения после победы над фашистской Германией.

– Откуда же мне его помнить?

– Помнишь хоть трошки детский дом?

– Очень многое помню. Особенно помню Маргариту Ивановну. Кстати ты сама не знаешь, где она живёт?

– После того, как приехал за ней муж дядя Вася после победы, они уехали на Украину. И долгое время жили там. После тяжёлого ранения дядя Вася умер. После, как она овдовела, от горя и слёз из-за скуки по мужу она тоже умерла у мамы на руках. Моя мама медик в клинике Украины. Ты должна помнить её, нашего медика, которая со мной возилась, как с родной дочерью. Помнишь, я обгорела сильно, стоя с тобой у голландки. Все думали, я не жилец. Да, что ты, в самом деле, не помнишь?

– Затупилось всё в голове.

– Из твоей головы родители всю память вышибли. А помнишь, как ты огурцы воровала из кадки у поваров наши?

– Я никогда ничего нигде не воровала. Это я отлично помню, как мне со счёту выдала старший повар. Вот имя отчество её не помню.

– И всё-таки, меня ты, Варенька, помнишь, нет?

– Не припоминаю, – Варя нарочно отрицала свою память о дорогих и близких тогда ей маленьких людях. Она была влюблена не в человека. Она была влюблена в его инструмент, который выдавал мелодичные звуки. Она подходила когда-то к нему, просила, чтобы он ей долго-долго играл, и чтобы она с ним пела.

– Да вот же я, Варенька, вот, гляди мы вместе на одной фотке не случайно. А это моя Валенька, а это ты вот рядом.

– Простите, никого не помню, как видите, повзрослели наши года, и память всё зачеркнула на потом. Оставила нам одни ребусы.

Время за разглядываниями фотографий затянулось до полуночи. Уходить было боязно, тем более идти по улицам города в одиночку.

– Нет, Варвара, я тебе всё же напомню кое-что, – сказала Валентина.

– Если сможешь, помоги восстановить память детства.

– Помнишь Гошу Свиридова, который так красиво пел?