Истина - Эмиль Золя

Онъ одѣлъ на себя свой рваный плащъ и ушелъ, не прощаясь и даже не оглянувшись на Марка, разгнѣванный и суровый. А на улицѣ попрежнему лилъ дождь, и вѣтеръ бушевалъ внезапными порывами. Братъ Горгій исчезъ, какъ тѣнь, слившись съ окружающимъ мракомъ.

Женевьева открыла дверь, за которою сидѣла, притаившись, слушая весь разговоръ. Она была изумлена и взволнована не меньше Марка и стояла, уставившись на него, не говоря ни слова. Маркъ былъ смущенъ и не зналъ — смѣяться ли ему, или негодовать.

— Но онъ — сумасшедшій! — воскликнула наконецъ Женевьева. — У меня бы не хватило терпѣнія выслушивать всѣ его бредни. Онъ и теперь лжетъ, какъ лгалъ прежде.

Маркъ, чтобы успокоить ее, хотѣлъ обратить все дѣло въ шутку.

— Нѣтъ, нѣтъ, — остановила его Женевьева, — я не могу смѣяться. Его рѣчи взволновали меня до того, что я чуть не упала въ обморокъ. Какъ непріятно было слушать всѣ эти подробности этого ужаснаго дѣла! Главное, я не понимаю, зачѣмъ онъ пришелъ къ тебѣ, зачѣмъ навязывалъ свою откровенность? Какая ему отъ того выгода?

— О, я догадываюсь, зачѣмъ онъ пришелъ… Отецъ Крабо и другіе его пріятели перестали платить ему деньги, ограничиваясь небольшой пенсіей. У него же разыгрались хищническіе инстинкты, и ему хочется, во что бы то ни стало, добыть средства для удовлетворенія своихъ прихотей. Я наводилъ о немъ справки и знаю навѣрное, что его всячески старались выпроводить изъ этой мѣстности; ему давали деньги, и онъ уходилъ, а когда деньги были прожиты, опять сюда возвращался. Имъ не хочется впутать въ это дѣло жандармовъ, иначе они давно бы его выселили. Вѣроятно, его рессурсы очень сократились, и онъ пригрозилъ, что придетъ ко мнѣ и во всемъ покается. Видя, что и такія угрозы не дѣйствуютъ, онъ явился сюда, кое-что мнѣ поразсказалъ, спутавъ правду съ ложью, разсчитывая на то, что я сообщу о его словахъ, — и онъ снова выманитъ деньги, пугая возможностью новаго признанія.

Такое логическое объясненіе успокоило Женевьеву, но она прибавила:

— Я увѣрена, что онъ никогда не откроетъ истинной правды.

— Какъ знать? — возразилъ Маркъ. — У него большая жадность къ деньгамъ, а сердце преисполнено ненависти. Мужества у этого человѣка достаточно, и онъ готовъ пострадать, лишь бы отмстить тѣмъ людямъ, которые его предали. Несмотря на его преступныя дѣянія, въ немъ живетъ вѣра въ справедливый гнѣвъ Божества, и онъ готовъ сдѣлаться мученикомъ, чтобы получить прощеніе за свои грѣхи.

— Ты воспользуешься тѣми свѣдѣніями, которыя онъ тебѣ сообщилъ?

— Нѣтъ, едва ли. Я сообщу о нихъ Дельбо, но я увѣренъ, что онъ рѣшится дѣйствовать лишь на основаніи неоспоримыхъ уликъ. Бѣдный нашъ Симонъ! Я потерялъ надежду дожить до того дня, когда его вполнѣ оправдаютъ!

Но внезапно выяснился новый фактъ, на который друзья Симона напрасно надѣялись всѣ эти годы. Дельбо не желалъ воспользоваться сообщеніями брата Горгія; онъ направилъ все свое вниманіе на врача Бошана, который былъ присяжнымъ во время второго процесса Симона, въ Розанѣ; бывшій президентъ Граньонъ сдѣлалъ присяжнымъ и на этотъ разъ незаконное сообщеніе, и Дельбо зналъ, что Бошанъ мучился угрызеніями совѣсти. Адвокатъ съ неутомимымъ терпѣніемъ слѣдилъ за этимъ человѣкомъ, допрашивалъ его, устроилъ за нимъ постоянный надзоръ; онъ зналъ, что жена Бошана, извѣстная ханжа, удерживала мужа отъ раскрытія истины; а такъ какъ она постоянно хворала, то онъ боялся ускорить ея кончину своими разоблаченіями, которыя бы вызвали цѣлый скандалъ между клерикалами. Вдругъ Дельбо узналъ, что эта женщина умерла. Тогда онъ ухитрился познакомиться съ докторомъ Бошанъ и склонилъ этого человѣка, измученнаго угрызеніями совѣсти, открыть всю правду; онъ получилъ отъ него письменное заявленіе, въ которомъ говорилось, что Граньонъ показывалъ присяжнымъ подложную исповѣдь рабочаго, сочиненную сестрой милосердія, въ которой тотъ признавался, будто бы сдѣлалъ одному учителю въ Мальбуа фальшивый штемпель школы братьевъ. Докторъ Бошанъ удостовѣрялъ, что этотъ именно документъ склонилъ его и другихъ присяжныхъ обвинить Симона, котораго, по ходу судебнаго процесса, они готовы были оправдать.

Когда Дельбо удалось добыть этотъ важный документъ, онъ не сразу его представилъ въ судъ, а постарался добиться и отъ другихъ присяжныхъ удостовѣренія, что Граньонъ и имъ показывалъ подложную исповѣдь рабочаго. Получивъ такія важныя доказательства, онъ могъ приступить къ объясненію дѣла, хотя главный виновникъ, прежній предсѣдатель суда Граньонъ, два раза обманувшій присяжныхъ, уже отошелъ въ вѣчность. Онъ умеръ отъ угрызеній совѣсти, совершенно утративъ свое обычное веселое настроеніе духа; въ послѣднее время на него страшно было смотрѣть, — до того онъ опустился подъ вліяніемъ душевныхъ мукъ. Смерть Граньона отчасти, вѣроятно, побудила доктора Бошанъ открыть истину. Маркъ и Давидъ уже давно были убѣждены въ томъ, что дѣло Симона разъяснится, какъ только исчезнутъ нѣкоторыя личности, заинтересованныя въ этомъ процессѣ. Умеръ бывшій слѣдственный судья Дэ; прежній прокуроръ Рауль де-ла Биссоньеръ находился въ отставкѣ, получивъ хорошую пенсію и орденъ. Въ Розанѣ медленно умиралъ бывшій предсѣдатель суда Гюбаръ, на рукахъ духовнаго отца и служанки; прокуроръ Покаръ оставилъ свою должность и переѣхалъ въ Римъ, гдѣ получилъ какое-то таинственное назначеніе юридическаго совѣтника. Въ Бомонѣ перемѣнился почти весь составъ чиновничьяго и учительскаго персонала; другія личности исполняли роли Лемарруа, Марсильи, Энбиза, Бержеро, Форба и Морезена. Непосредственные сообщники преступленія — отецъ Филибенъ и братъ Фульгентій — тоже исчезли со сцены: одинъ умеръ, а другой куда-то скрылся. Оставался одинъ только отецъ Крабо, но онъ совершенно удалился отъ мірскихъ дѣлъ и замкнулся въ кельѣ, гдѣ предался покаянію и искупленію грѣховъ.

Среди обновленной общественной жизни и совершенно измѣнившагося политическаго строя, когда умолкли всѣ прежнія страсти, Дельбо, наконецъ, рѣшился энергично взяться за дѣло, основывая свое ходатайство на тѣхъ документахъ, которые ему удалось добыть. Онъ занималъ теперь выдающееся мѣсто въ палатѣ и могъ лично обратиться къ министру юстиціи, склонивъ его на немедленный пересмотръ дѣла. Министръ придалъ этому дѣлу чисто юридическій характеръ, не желая затѣвать новаго процесса, который бы снова возбудилъ страсти и обострилъ отношенія. Дѣло Симона было теперь почти совершенно забыто, и кассаціонный судъ, быстро произведя дознаніе, отмѣнилъ рѣшеніе розанскаго суда, не назначивъ, однако, новаго разбирательства этого дѣла. Симонъ былъ оправданъ уже тѣмъ, что противъ него не было начато новаго процесса; кассаціонный судъ въ нѣсколькихъ фразахъ уничтожилъ его вину и возстановилъ торжество справедливости. Такимъ образомъ просто и ясно была доказана невинность Симона, и правда наконецъ возсіяла въ полномъ блескѣ, послѣ столькихъ лѣтъ возмутительной несправедливости и нескончаемой лжи.

III

Оправданіе Симона произвело въ Мальбуа громадную сенсацію. Большинство изъ жителей были увѣрены въ его невиновности, и потому рѣшеніе суда ихъ не удивило, но самый фактъ законнаго, окончательнаго провозглашенія его невинности все же сильно взволновалъ все населеніе. Всѣ были охвачены тою же самою мыслью и, встрѣчаясь на улицѣ, говорили другъ другу:

— Несчастный, онъ такъ страдалъ! Чѣмъ вознаградятъ его за всѣ муки! Ни деньги, ни почести не могутъ искупить столь ужасныхъ и продолжительныхъ страданій!

Но когда цѣлый народъ охваченъ сознаніемъ громадной непоправимой ошибки, превратившей невинную жертву несправедливости въ несчастнаго страдальца, всею своею жизнью искупившаго эту ошибку, — онъ долженъ, по крайней мѣрѣ, открыто покаяться въ своей винѣ и воздать этому человѣку высшія почести, какъ общественное возмездіе за понесенныя страданія; такой поступокъ обезпечитъ въ будущемъ торжество истины и справедливости.

Идея покаянія и возмездія, заброшенная въ толпу, постепенно пробивала себѣ дорогу и охватила наконецъ всю страну. Слѣдующій разсказъ еще больше тронулъ сердца и расположилъ ихъ къ сочувствію невинно пострадавшей жертвы: ходили слухи, что въ то время, когда кассаціонный судъ разбиралъ дѣло о незаконномъ сообщеніи, которое было сдѣлано присяжнымъ, девяностолѣтній старикъ Леманъ медленно умиралъ въ своемъ углу на улицѣ Тру, послѣ цѣлой жизни горя и лишеній. Его дочь Рахиль поспѣшила къ больному старику и не отходила отъ его изголовья. Но старикъ каждое утро какъ бы вновь оживалъ и силою воли противился смерти, говоря, что не хочетъ умереть, пока не получить извѣстія о полномъ оправданіи своего зятя и возстановленіи чести всей семьи. И дѣйствительно, когда до него дошло извѣстіе о снятіи вины съ Симона, онъ весь засіялъ отъ радости и умеръ въ тотъ же день, къ вечеру. Похоронивъ отца, Рахиль вернулась къ мужу, въ ихъ уединенное убѣжище въ Пиренеяхъ, и, посовѣтовавшись съ Давидомъ, рѣшила остаться тамъ еще года на четыре, пока имъ не удастся продать свой участокъ и ломку мрамора и реализировать небольшой капиталъ, который бы обезпечилъ ихъ дальнѣйшее существованіе. Маленькій домикъ на улицѣ Тру былъ купленъ городомъ, такъ какъ весь этотъ тѣсно заселенный кварталъ предназначался на сломъ; здѣсь устроили широкую улицу и обширный садъ, для прогулокъ дѣтей рабочихъ, жившихъ въ сосѣднихъ кварталахъ. Мастерскую готоваго платья Сара уступила госпожѣ Савенъ, родственницѣ тѣхъ Савеновъ, которые когда-то чуть не побивали каменьями семью Симоновъ. Сара вмѣстѣ съ мужемъ Себастіаномъ переѣхала въ Бомонъ, гдѣ онъ получилъ мѣсто учителя начальной школы. Такимъ образомъ былъ разрушенъ тотъ мрачный уголъ, гдѣ горевала и плакала семья несчастнаго осужденнаго, гдѣ получались его письма, полныя отчаянія. Теперь здѣсь росли деревья, и цвѣли роскошные цвѣты; солнце заливало своими лучами свѣтлозеленыя лужайки; всюду раздавались веселые дѣтскіе голоса. Но эта радость и это веселье не могли заглушить тѣхъ угрызеній совѣсти, которыми мучились жители Мальбуа, вспоминая о Симонѣ и его горестной судьбѣ, и въ нихъ крѣпло рѣшеніе хотя отчасти загладить свою вину.