Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бартоломе Эстебан Мурильо был совсем другим человеком - скромным, кротким, благочестивым, кумиром своих учеников, возлюбленным своих конкурентов, рогом благотворительности. В Севилье, тогдашней метрополии испанского искусства, он родился в 1617 году, последним из четырнадцати детей. Он учился живописи у Хуана де Кастильо, но, поскольку его родители умерли в нищете, когда ему было четырнадцать лет, сирота зарабатывал на хлеб, рисуя грубые и торопливые картины для еженедельной ярмарки. Услышав , что Филипп IV благосклонен к художникам, он отправился в Мадрид, где, согласно неопределенной традиции,38 Веласкес подружился с ним, поселил его в своем доме, обеспечил ему доступ в королевские галереи и поощрял его к изучению работ Риберы, Вандика и Веласкеса.
Однако в 1645 году мы снова находим его в Севилье. Францисканский монастырь предложил за семь больших картин неподъемную сумму; признанные художники презрели плату; Мурильо согласился и создал свой первый шедевр "Кухня ангелов?39 На картине изображены ангелы, сходящие с небес, приносящие еду, готовящие ее, накрывающие столы и кормящие благочестивых во время голода; Мурильо, хотя и старался следовать мужскому стилю Риберы и Зурбарана, рассказал историю с присущей ему склонностью к нежным чувствам. Эта картина и "Смерть Санта-Клары40 принесли художнику известность; половина грамотной Севильи приходила полюбоваться, и заказы росли. Поскольку почти все они были церковными, Мурильо в счастливом изобилии писал девственниц, святые семьи и святых, наполняя христианские легенды такими прекрасными женщинами, красивыми мужчинами, очаровательными гаминами, румяными цветами и мистической атмосферой, что католическая Европа прониклась к нему как к самому милому выразителю самого милого вероучения.
Накормленный таким образом, Мурильо в возрасте тридцати лет решился на брак, наполнил свой дом шумом, ссорами и восторгом девяти детей и беззаботно трудился для них до самой смерти. Глава собора заплатил ему десять тысяч реалов за картину "Святой Антоний Падуанский", которая висит здесь до сих пор. История, подозрительно напоминающая легенду, рассказанную о Зевксисе,41 но напечатанная за одиннадцать лет до смерти Мурильо, уверяет, что птицы, влетавшие в собор, пытались сесть на лилии на картине и клевали плоды.42
Хотя все его предметы были почти религиозными, он сделал их скорее человеческими, чем церковными. Если вся римско-католическая Европа приняла близко к сердцу многочисленные копии его "Непорочного зачатия Девы Марии43 не только потому, что в них прославлялась тема, особенно дорогая для Испании и той эпохи, но и потому, что в них женское начало возносилось в облако идеализма и святости. Прекрасные и скромные чувственные женщины Андалусии вдохновили Мадонну Розария,44 Цыганская Мадонна,45 и мрачновато-красивое "Святое семейство с птицей".46
А кто лучше рисовал детей? Благовещение в Прадо показывает нам девочку, только что вступившую в пору отрочества, неуверенную и нежную, самого шеф-повара жизни. Для многих форм, в которых Мурильо изображал Христа в детстве, он находил модели в прелестных детях, окружавших его дома и на улицах; вероятно, именно они интересовали его, а не заданная тема; и он рисовал их так же очаровательно, как и всех детей итальянского Возрождения. Если он не мог втиснуть детей в свои религиозные картины, он рисовал их самостоятельно. В Мюнхенском доме культуры есть целая стена: мальчики, бросающие кости, мальчики, поедающие дыни в качестве сносного способа вымыть свое лицо, мальчик, хрустящий хлебом, пока его мать выковыривает вшей из его волос. Мальчик, высунувшийся из окна47 наглядно показывает, что деньги и счастье поссорились и разошлись; пусть это будет Мальчик с собакой,48 и мир станет его устрицей. В "Нищем мальчике" из Лувра художник-идеалист оставляет сверхъестественное, смотрит на земную жизнь и находит ее прекрасной даже в лохмотьях. В своем реализме Мурильо остается идеалистом.
Он жил, как и писал картины, без трагедий, за исключением самого конца. Поднимаясь на эшафот, чтобы закончить роспись в церкви в Кадисе, он потерял опору, упал и так сильно расшибся, что наступило отравление, и вскоре любимый сын всей Андалусии умер (1682), так внезапно, что не успел завершить свое завещание. Над его могилой, по его указанию, были начертаны его имя, скелет и два слова: Vive moriturus - "Живи так, как будто собираешься умереть".
На протяжении двух столетий его репутация оставалась высокой для тех, кого больше волновало, что говорит картина, чем то, как она это говорит. Генералы Наполеона распространяли его славу, воруя его работы и продавая их как законную добычу. Некомпетентные копиисты размножали его картины и заставляли критиков сомневаться в его искусстве. Он знал технику своего дела, но его диапазон был слишком ограничен его успехом у церкви; он слишком легко поддался женской и сентиментальной стороне жизни; и то, что начиналось с красоты, стало, благодаря стереотипному повторению, невыразительно красивым. Его святые так настойчиво смотрели на небо, что когда Европа отвернулась от небес, она потеряла из виду Мурильо. По той же причине после 1680 года она потеряла из виду испанскую живопись в целом. Пока Европа спорила о христианстве, Испания цеплялась за свое средневековое наследие, и только после Гойи ее искусство вновь поразило мир.
При жизни Мурильо сотня роковых факторов положила конец Золотому веку. Факторами были и само золото, и его поиски за границей: молодые и энергичные испанцы вырвались из тюрьмы полуострова, чтобы исследовать и осваивать Америку; а золото, которое они отправляли обратно, развращало испанскую жизнь, поощряло лень, поднимало цены или попадало в голландские или генуэзские лодки, перевозившие испанскую торговлю. Правительство накапливало драгоценные металлы, обесценивало валюту, изгоняло плодовитых морисков, размножало и продавало канцелярии, облагало все налогами до экономической апатии и растрачивало богатства на военные походы и придворную экстравагантность, в то время как промышленность замирала, безработица распространялась, торговля сокращалась, население уменьшалось, а города приходили в упадок. Узко аристократическое правительство потеряло всякое достоинство, поставило на улицах ящики для сбора денег и собирало их от двери к двери, чтобы финансировать свою внутреннюю некомпетентность и внешние поражения.49 Испанские армии, гарнизонировавшие Сицилию, Неаполь и Милан, пробивавшиеся через джунгли и дикие земли Нового Света, растрачивавшие себя в Тридцатилетней войне, проигрывавшие сражения с невероятной настойчивостью Нидерландов, истощали людские и материальные ресурсы маленького, полузасушливого и гористого государства, скованного своими границами в море, контролируемом торговыми конкурентами и морскими врагами.
