Начало Века Разума. История европейской цивилизации во времена Шекспира, Бэкона, Монтеня, Рембрандта, Галилея и Декарта: 1558—1648 гг. - Уильям Джеймс Дюрант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
I. Все испанские картины, упомянутые в этой главе, находятся в Прадо, если не указано иное.
II. Пареха, после нескольких лет подготовки кистей, красок и палитры Веласкеса и наблюдения за его мыслями и работой, тайно использовал материалы сам и в конце концов написал так хорошо, что Филипп IV, приняв одно из полотен Парехи за полотно Веласкеса, освободил его; тем не менее Хуан остался ученым и слугой в семье художника до самой своей смерти.27
ГЛАВА XIII. Дуэль за Францию 1559-74
I. СОПЕРНИЧАЮЩИЕ СИЛЫ
Пока человек боится или помнит о своей незащищенности, он - конкурентное животное. Группы, классы, нации и расы, столь же незащищенные, конкурируют так же жадно, как и составляющие их индивиды, и более жестоко, поскольку знают меньше законов и имеют меньше защиты; природа призывает все живые существа к борьбе. В Европе между Реформацией (1517 г.) и Вестфальским миром (1648 г.) эта коллективная конкуренция использовала религию в качестве маскировки и оружия для достижения экономических или политических целей. Когда после столетней борьбы участники сражения сложили оружие, христианство едва уцелело на руинах.
Франция пострадала первой и первой оправилась; ее "религиозные войны" 1562-1594 годов стали для нее тем, чем Тридцатилетняя война (1618-48) была для Германии, а Гражданские войны (1642-48) - для Англии. Когда Генрих II погиб в трагическом поединке (1559), а его пятнадцатилетний сын стал преемником Франциска II, государство было доведено до банкротства в результате длительной борьбы между Габсбургами и королями Валуа. Валовой годовой доход правительства составлял тогда 12 000 000 ливров, государственный долг - 43 000 000. Многие магистраты не получали жалованья уже четыре года. Французский народ невозможно было убедить платить налоги.1 В 1559 году финансовый крах поверг Лион в экономический хаос. Поток американского серебра и золота через Испанию и Португалию во Францию обесценил валюту, взвинтил цены и запустил гонку между зарплатой и ценами, в которой не выиграл никто, кроме информированных и спекулятивных финансистов. В 1567 и 1577 годах правительство пыталось эдиктами установить максимальные цены и зарплаты, но экономический скандал превозмог законы,2 и инфляция продолжалась, возможно, как нечестивый способ оплаты благочестивых войн. Единственной процветающей организацией в стране была католическая церковь с ее 94 000 экклезиастов (в 1600 году), 80 000 монахинь, 70 000 монахов или монахов-монахов, 2 500 иезуитов, ее величественные соборы и величественные епископальные резиденции, ее обширные и хорошо обработанные земли. Треть - по некоторым данным, две трети - всех богатств Франции принадлежала Церкви.3 За религиозными войнами стояло желание сохранить или получить эти церковные богатства.
К счастью для церкви, Шарль де Гиз, который в тридцать пять лет стал кардиналом Лотарингии, теперь был главным министром Франциска II. Герцогский род Гизов получил свое название от замка близ Лаона, но его главная резиденция находилась в Лотарингии, которая совсем недавно была присоединена к Франции. Кардинал был красив, умен и благопристоен, хороший администратор, красноречив на латыни, французском и итальянском языках; но его вкус к богатству и власти, обходительная двуличность, готовность преследовать инакомыслие и мстить за оппозицию, смелое сокращение государственных расходов нажили ему врагов почти во всех сословиях. Его старший брат, Франциск, герцог Гиз, уже прославился в стратегии и сражениях и теперь был военным министром; но поскольку национальное банкротство советовало мир, Франциску приходилось питать свои амбиции в отвратительном безделье. Он любил славу, изысканные одежды и кавалерийскую выправку, а его учтивые манеры, изящество лица и осанки сделали его кумиром католической Франции. Он был нетерпим к ереси и предлагал истребить ее силой.4 Он и его брат были убеждены, что если Франция, подобно Германии и Англии, примет протестантизм, то Церковь будет близка к своему концу, а Франция потеряет религиозный пыл, который поддерживал ее социальный порядок и национальное единство. Защищая свою веру и свою власть, Гизы преодолели множество опасностей, преждевременно погибли и разделили ответственность за разорение Франции.
Гугеноты были уже не маленьким и беспомощным меньшинством французских протестантов, возглавляемых и вдохновляемых Кальвином из Женевы, а распространяющимся доктринальным и социальным восстанием против церкви. По подсчетам Кальвина, в 1559 году они составляли 10 процентов французского народа;5 По оценкам Мишле, к 1572 году их число удвоилось.6 Они имели центры во всех провинциях от Дофине до Бретани, прежде всего на юго-западе Франции, где три века назад альбигойская ересь была явно истреблена. Несмотря на репрессивное законодательство Франциска I и Генриха II, они проводили свои молитвенные собрания, питались торжественными проповедями о предопределении, выпускали огонь памфлетов о злоупотреблениях Церкви и тирании Гизов и провели всеобщий синод в Париже (26 мая 1559 года) под самым носом у короля. Они исповедовали лояльность французской монархии, но в регионах, где они преобладали, организовали республиканское движение. Как и любое преследуемое меньшинство, они сформулировали временную идеологию свободы, но согласились с католиками, что государство должно насаждать "истинную религию" по всей Франции. Их этическая теория была более строгой, чем распущенный временем кодекс их врагов; они избегали танцев, маскарадных костюмов и театра; они с негодованием осуждали нравы двора, где, как сказала Жанна д'Альбре своему сыну, "не мужчины приглашают женщин, а женщины приглашают мужчин".7
Королева-мать Катрин де Медичи считала, что в обеих партиях "религия - это прикрытие, которое служит лишь для маскировки злого умысла... и все же в их сердцах нет ничего, кроме религии".8 Возможно, она выразилась слишком резко, но, несомненно, в основе религиозных распрей лежали социальные и экономические факторы. Крестьянство оставалось католическим; у него не было материальной доли в борьбе, и оно не видело в суровом предопределенном протестантизме замены утешительным мифам и праздничным облегчениям, которые давала древняя вера. Пролетариат, малочисленный, но бунтующий, осудил своих работодателей и с пониманием отнесся к "реформе", обещавшей перемены; и, как в Англии лоллардов и пуритан и в Германии крестьянской войны, Евангелие стало учебником революции.9 Представители среднего класса тоже прислушивались к мужественным проповедникам, которых готовила и отправляла во Францию Женева. Предприниматели, встречавшие на больших ярмарках преуспевающих немцев, англичан и швейцарцев, отмечали успешный союз этих торговцев с протестантскими правителями и идеями. Они долго терпели презрение епископов и баронов, пренебрегавших торговлей и привязанных к феодальным устоям;
