Творения. Том первый. ТВОРЕНИЯ АПОЛОГЕТИЧЕСКИЕ. ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ. ИСТОРИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ - Емец

море, для кого разверзаются небеса и все силы колеблются. Ибо вот, когда говорит Он: для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15:34), Отец показывает, что как всегда, так и в это время был Он в Нем, потому что земля, зная вещающего Владыку, немедленно потряслась, завеса раздралась, солнце сокрылось, камни расселись, гробы, как сказано выше, отверзлись и бывшие в них мертвецы восстали (Мф. 27:52–53), и, что всего удивительнее, присутствующие, которые прежде отреклись от Него, когда увидели это, исповедуют, что воистину Божий Сын есть Сей (Мф. 27:54).

57. В отношении же сказанного Им: если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф. 26:39) – обратите внимание на то, почему Сказавший это в ином случае воспрещал [838] Петру: думаешь не о том, что Божие, но что человеческое (Мф. 16:23; Мк. 8:33). Просил отменить то, чего Сам хотел и на что и пришел. Но как Ему было свойственно хотеть этого, потому что для этого Он и пришел, так плоти свойственно было и страшиться, посему как человек сказал Он эти слова. И опять же, то и другое сказано было Им в доказательство того, что Он – Бог; Сам хотел этого, но, сделавшись человеком, стал иметь подверженную страху плоть и по причине ее Свою волю срастворил человеческой немощью, чтобы, и это также уничтожив, снова сделать человека не боящимся смерти. Вот подлинно необычайное дело! Кого христоборцы считают говорящим по причине боязни, Тот мнимой боязнью сделал людей отважными и небоязненными. И блаженные [Col. 444] апостолы после Него вследствие этих слов настолько начинают презирать смерть, что не обращают внимания на судей своих, но говорят: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам (Деян. 5:29). Другие же святые мученики настолько были бесстрашными, что скорее можно было почитать их переходящими в жизнь, нежели претерпевающими смерть. Итак, не явная ли это нелепость – удивляться мужеству служителей Слова и приписывать боязнь Самому Слову, силою Которого и они презирали смерть? Самой твердой решимостью и мужеством святых мучеников доказывается, что не Божество имело боязнь, но нашу боязнь отнял Спаситель. Ибо как смерть привел в бездействие смертью и все человеческое – Своим человечеством, так и мнимой боязнью отнял нашу боязнь и сделал так, что люди уже не боятся смерти. Поэтому и говорил, и вместе с тем и делал сие. Человечеству свойственно было говорить: да минует Меня чаша сия (Мф. 26:39) и: для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27:46); а по божеству сделал Он, что меркнет солнце и восстают мертвые (см. Мф. 27:45, 52-53). И опять-таки, говоря по-человечески: душа Моя теперь возмутилась (Ин. 12:27), говорил Он и по-Божески: Имею власть отдать жизнь Мою и власть имею опять принять ее (Ин. 10:18). Возмущаться свойственно было плоти, а иметь власть отдать и принять жизнь, когда хочет, свойственно уже не людям, но возможно только силе Слова. Человек умирает не по собственной своей власти, но по необходимости природы и против воли; Господь же, Сам будучи бессмертен, но имея смертную плоть, был властен, как Бог, разлучиться с телом и снова воспринять его, когда Ему было угодно. Об этом и Давид воспевает: не оставиши душу Мою во аде, ниже даси преподобному Твоему видети истления (Пс. 15:10). Плоти тленной прилично было не оставаться более смертной сообразно с естеством своим, но пребывать нетленной по причине облекшегося в нее Слова. Как Оно, быв в нашем теле, подражало свойственному нам, так и мы, приняв Его, от Него приобщаемся к бессмертию.

58. Посему ариоманиты напрасно притворяются соблазняющимися и низко думают о Слове, если написано: возмутилась (Ин. 12:27) и: плакал (Ин. 11:35). По-видимому, не имеют они человеческого чувства, не зная естества человеческого и свойственного людям. Надлежало более удивляться тому, что Слово было в такой страдающей [Col. 445] плоти и не воспрепятствовало злоумышляющим, не наказало убийц, хотя и мог это сделать Тот, Кто других удерживал от смерти и умерших воскрешал из мертвых. Напротив того, Слово попустило пострадать собственному Своему телу. Для того, как говорил я прежде, и пришло Оно, дабы пострадать плотью и плоть сделать наконец бесстрастной и бессмертной, дабы, как неоднократно говорили мы, через страдания и все бывшее, поскольку относилось это и к Самому Слову, сделать так, чтобы более уже не касалось это людей, но совершенно уничтожилось Им и люди, как храм Слова,[839] пребывали бы уже нетленными [840] вовек.

Если бы так рассуждали об этом христоборцы и точку зрения Церкви [841] признавали бы за якорь веры, то не подверглись бы крушению в вере (1 Тим. 1:19) и не дошли бы до такого бесстыдства, чтобы противиться желающим восставить их от падения и, лучше сказать, почитать врагами увещающих их к благочестию. Но, как видно, еретик имеет подлинно лукавое и во всем развращенное нечестием сердце. Ибо вот во всем обличаемые и, как оказывается, лишенные всякого разумения, они не стыдятся, но как описываемая в эллинских баснях гидра, когда умерщвляли у нее прежних змей, порождала новых и упорно противилась умерщвляющему, противопоставляя вновь порождаемых змей,[842] так и у этих богоборцев и богоненавистников, подобно гидрам, выдвигаемое ими учение составляет душевное падение в том, что они выдвигают в качестве своих тезисов и потому изобретают себе новые иудейские и глупые [843] вопросы и, как бы враждуя против истины, измышляют новое, чтобы только во всем показать себя христоборцами.

59. Ибо после столь многих обличений, при которых и сам отец их диавол (ср. Ин. 8:44) обратился бы вспять, они снова ропщут, измышляя в ухищренном сердце своем, и одним шепчут, другим, как комары, жужжат, говоря: «Пускай, что так толкуете вы это и побеждаете умозаключениями и доводами, но должно сказать, что по хотению и изволению произошел Сын от Отца», и, ограждая себя Божиим хотением и изволением, обольщают этим многих. Но если бы кто-то из право верующих [844] [Col. 448] говорил это в простоте, то не было бы ничего подозрительного в сказанном, потому что простодушное произнесение таких слов побеждалось бы православным разумением. Поскольку же говорят это еретики,[845] а еретические речи подозрительны и, как написано, управляют же нечестивии лести, и словеса их льстива (Притч. 12:5, 6), хотя бы сделали и один намек, потому что имеют развращенное сердце, то исследуем сказанное ими и выясним, не для того ли они, во всем обличенные, наконец, подобно гидрам, измыслили новое изречение, чтобы при таком хитрословии и при своей вкрадчивости снова в ином виде посеять