История спасения - Елена Другая

на Стефана, переживая за то, не изменилось ли вдруг что в их отношениях, но немец, собрав всю свою волю в кулак и, придав лицу абсолютно невозмутимое выражение, повел его к дому.

Они вошли в сторожку, где присели у стола. И у обоих, словно по волшебству, на глазах навернулись слезы. Краузе понимал, что начинать разговор придется ему, а Равиль, до крайности взволнованный столь холодным приемом, уже, похоже, был готов впасть в истерику.

— Кто твой мужчина, с которым ты встречаешься, помимо меня? — как можно более спокойнее, спросил у него Стефан.

— Мужчина? — тут же, ни секунды не медля, негодующе воскликнул Равиль. — Я и полагал, что ты когда-нибудь про это спросишь! Нет никаких других, Стефан! Я не стану врать, у меня одно время был близкий друг, но, как только мы с тобой сошлись, я сразу же дал ему отставку. Хочешь верь, хочешь нет, это твое дело, но я говорю тебе правду. Никогда бы я не стал изменять тебе!!!

И глядя в его глаза, полные упрека и боли, Стефан понимал, что парень говорил ему чистую правду. Да он и ранее знал это. Равиль приезжал к нему настолько голодным и всегда набрасывался с такой неудержимой страстью, что ни о каких изменах или даже иных фантазиях не могло быть и речи. Однако немец был абсолютно тверд в своем решении, поэтому шел до конца.

— Я советую сойтись вам назад, — сказал он, твердым тоном, — либо подыскать кого-то иного, потому, что мы с тобой расстаемся. Больше никогда не приезжай ко мне. Между нами все кончено.

— Но! — Равиль даже задохнулся, в тщетных попытках подобрать нужные слова. — Что, тебе не так, Стеф? В чем я провинился?

Он выглядел настолько сраженным его словами, и стало совершенно очевидно, что заявление Стефана настигло его в самый счастливый, по его мнению, момент их отношений.

— Я скажу тебе, — тихо продолжил Стефан. — Слушай внимательно. Я больше не могу быть горбом на твоей спине и тяжестью на твоей совести. Я и так испоганил всю твою жизнь во время войны, будь она проклята. Но сейчас, когда все это в прошлом, ты отказываешься принять правду. Нам необходимо расстаться, и таково мое последнее слово. Я… Устал. Устал ждать тебя, надеяться, и зависеть от тех благ, которые ты мне приносишь, в ущерб своему времени, реальным интересам, в том числе, и материальным. Ты приезжаешь ко мне каждую неделю в течение года. Сколько денег ты истратил за свои поездки? Ты считал? Нет? А я вот подсчитал. И дело не только в деньгах. Пойми, я — больной человек, имеющий лишь один выходной в неделю, мне отдых нужен. Но, вместо того, чтобы отдыхать, я весь на нервах, тебя жду, а потом пашу на тебе в постели. Мне это совершенно не нужно. Я абсолютно уверен в том, что тот парень, который у тебя был до меня, подходит тебе гораздо лучше и по возрасту, и по физической форме. И еще, если тебе этого мало. Мне не нравятся твои подношения. Я, на самом деле, совсем ни в чем не нуждаюсь, и не нужно подавать мне милостыню. Этого хватит, или же добавить еще?

— Еще! — побледнев, словно смерть ответил Равиль. — Говори уж сразу все, раз решил меня окончательно убить.

Сцепив перед собой пальцы рук, до такой степени, что они побелели, Стефан, как можно более спокойно и холодно продолжил:

— Теперь, наконец, поговорим о твоем спасении из лагеря. Вернее, скорее о твоей навязчивой идее, что я тебя спас. Ну, так, вот, узнай правду. Ты думаешь, что я такой добренький фашист, который по уши влюбился и решил вытащить с того света еврея? Так, вот, ты, к сожалению, глубоко ошибаешься. С самого начала того, что ты называешь нашими отношениями, которые на самом деле, являлось чудовищным преступлением над личностью, диктовались лишь моей похотью. Мне нравилась то, что твоя жизнь, и жизнь твоей сестры зависели от моей прихоти, я безумно наслаждался этим. Я чувствовал себя богом, способным вертеть вашими судьбами, и это меня дико возбуждало. Хоть, на первый взгляд, я вроде и проявлял милосердие, на самом деле, каждую ночь, я в своем воображении рисовал сцены, как я вас убью. Пойми, что я — бессердечная и похотливая скотина. Я долгое время топтал твои душу и тело, черпая наслаждение в своей вседозволенности. Сейчас, когда данный момент из наших отношений исчез, они полностью потеряли для меня интерес.

— Я тебе не верю! — только и мог вымолвить пораженный Равиль. — Стеф! Что с тобой? Я не верю ни одному твоему слову!

— Вернись уж с небес на землю, — зажмурившись так крепко, чтобы не видеть на лице его отчаяния и не выдать своего, выпалил Стефан. — Так все и есть. Я ни дня тебя не любил, это была лишь игра моего нездорового воображения. И теперь, когда я, наконец, обрел относительный покой в этом месте, появился ты со своей заботой и подарками. Уже год ты навещаешь меня, привозишь мне книги, одежду, еду, что мне абсолютно не нужно. Все, чего я хочу на самом деле, это поскорее, тихо и незаметно сдохнуть, чтобы избавить мир от своего существования. И все…

— Но, погоди, — горячо зашептал Равиль. — Я понимаю, что ты в депрессии, поэтому и протестуешь, но я как раз приехал, чтобы предложить тебе выход. Ведь посмотри сам! Ты еще совсем нестарый мужчина, имеющий образование, а уже живешь жизнью пенсионера. Да, пусть тебе сейчас кажется, что я тебе не нужен! Но в мире вполне востребованы твои знания, например, как дипломированного инженера-строителя. Выслушай меня, умоляю!

Стефан, стараясь не встретиться с ним взглядом, отстранился, как только Равиль подсел рядом и попытался обнять его, но выслушать парня согласился.

— Так, вот, — продолжал он. — В последнее время я подумывал над тем, чтобы расширить свое предприятие. А в это время, знаешь ли, удача подворачивается крайне редко — ведь все ниши в моем деле давно заняты. И тут мне, внезапно, по знакомству, предложили очень дешево, в самом центре города, значительный кусок земли. Я решил построить гостиницу, совмещенную с рестораном. Но, для того, чтобы продвигать этот проект, мне понадобилась помощь специалиста. Ведь нужно составить смету расходов, план строительства, нанять бригаду, да так, чтобы они меня не обворовали. И обратился я по даному вопросу в одну местную фирму. Так вот… Они за свои услуги выставили мне такую цену, которую я просто не потяну! И тут я подумал, что у меня же есть ты — инженер-строитель,