История спасения - Елена Другая

с Ребеккой, умудрялась с самым благородным и праведным видом его поддерживать, культивируя в их диаспоре мнение, что они с Равилем — красивейшая идеальная пара, а вся семья Вальдов пребывает в полнейшем мире и спокойствии.

Сара, конечно, с виду тоже будто не одобряла его связь с немцем, но у нее хватало ума благоразумно по этому поводу помалкивать, занимаясь домом, воспитанием сына и работой в их небольшой конторке. Кроме того, она одна придерживалась мнения, что без участия Стефана они бы не выжили, поэтому и считала, что долги нужно отдавать.

Равиль, безмерно благодарный жене за то, что она от него не отступилась, однажды вдруг всерьез задумался о своем будущем. Зачем он жил на этом свете? Что же было у него впереди? Ради чего он прошел тот ад? Он вспомнил слова Стефана. Немец свято верил в то, что Равиль однажды возглавит свою большую и дружную семью. Так бы оно и вышло, если бы Ребекка не повернулась к нему спиной. Была одна мысль, но он боялся подступиться с ней к Саре. И все же, однажды, он осторожно спросил, не хотела бы она завести их совместного ребенка.

К его полнейшему потрясению, Сара вдруг неожиданно разрыдалась и ответила ему полным согласием. Да, она больше всего бы этого хотела! И не одного, а нескольких! Да, она, как никто, понимает то чувство, которое Равиль испытывал к Стефану, и нет никакого сомнения, что оно — вечное. Она согласна с ним делить своего мужа, ведь офицер Краузе сделал для нее самой то, что не сделал бы никогда и никто другой — не только спас ее саму, но и позволил выносить и родить ребенка. Она сама до сих пор до конца не верила в то, что осталась жива в тех условиях и в той жуткой ситуации!

И она помнила тот единственный поцелуй, которым одарил ее тогда офицер. И после этого она готова была боготворить его до конца своих дней! По ее мнению, от Стефана не было никакого спасения, ведь именно он явился к ним тогда в образе единственного истинного Бога. И, чего бы ему это не стоило, он не отступился от них до самого конца, и, в итоге, спас их всех.

Выслушав все это, Равиль до крайности расстрогался. Итак, жена его понимала, и он проникся по отношению к ней огромной благодарностью.

К великому облегчению их обоих, беременность Сары не заставила себя долго ждать, она наступила на следующий же месяц, о чем молодая женщина и сообщила ему с сияющей от счастья улыбкой. Равиль счел должным предостеречь жену о том, что очень велика была вероятность рождения двойни, но Сару это абсолютно не смутило.

Равиль с того момента ходил, словно опьяненный счастьем. Они сделали в доме ремонт, купили новую мебель. Он стеснялся сообщить жене про то, насколько плохи после разъезда с семьей Ребекки оказались их материальные дела. Ему пришлось все же занять некоторую сумму в банке, но, все равно, с завидным упорством он не собирался продавать участок, хотя, выстави он его сейчас на аукцион, за этот кусок земли в центре Берна запросто дали бы уже в четыре раза больше, чем ему пришлось заплатить за него ранее.

К счастью, Сара абсолютно не вникала или просто не считала нужным разбираться в материальных вопросах, обладая ценнейшим для любой супруги чертой — никогда не лезла туда, куда было не надо, целиком положившись во всех отношениях на своего мужа.

К тому времени, чтобы хоть как-то выгрести из долговой ямы, Равиль решился на неслыханный шаг. Ему пришлось, вопреки своей чести и самолюбию, открыть десяток лотков, торговавших на вокзалах и в людных местах самыми дешевыми пирожками с капустой. Сара сделала вид, что этого не заметила. И он был за это ей благодарен так, как никому и никогда другому!

Однажды Равиль сидел в своей конторке, которая располагалась в цокольном этаже их дома. Жена его, находившаяся на пятом месяце беременности, еще не утратив к тому времени определенной бодрости и подвижности, все еще продолжала исполнять обязанности его секретарши и младшего бухгалтера.

И вот, в один из дней, она вбежала к нему в кабинет, побледневшая, словно смерть.

— Что? — тут же подскочил ей навстречу Равиль. — Дорогая моя, что случилось?

— Там… Там к тебе пришли! — только и смогла вымолвить молодая женщина, указывая на дверь.

Равиль подумал было, что сюда вдруг заявился сам Стефан и, заботливо усадив жену на стул, с трудом пытаясь унять дрожь волнения, выбежал в приемную. Но, увидев посетителя, он все сразу понял.

Перед ним, прямая и изящная, словно статуэтка, блистая безупречной прической, разнаряженная в изысканнейший костюм и драгоценности, предстала сама фрау Анхен Краузе.

— Ты — негодяй, Равиль Вальд! — дрожа от ненависти, злобно прищурив свои голубые глаза, процедила она. — Так вот, как ты поступил со мной! Я же писала тебе, умоляла сообщить мне любые сведения об офицере Краузе! Но ты спрятал Стефана от нас, здесь, в этой психушке, укрыл от меня и его родной дочери! Да будь ты проклят! Я всегда знала, что ты — бесчестный и алчный человек. Знай же, что я приехала за своим законным супругом, и ты больше никогда его не увидишь!

Равиль ничего не успел сказать ей в свое оправдание. Ведь совсем не прятал он от них Стефана! Сам же нашел его совсем случайно, лишь пару лет назад, и то, уже почти год они совсем не общались и не виделись!

Равиль в свое время добросовестно передал Стефану письмо от фрау Анхен с фотографией дочки, и его самого совсем не заинтересовало, что происходило далее. Написал ли Стефан своей жене, или же нет, он этого просто не знал, так как считал, что не имел никаких оснований вмешиваться в супружеские отношения офицера и его жены.

Высказав все, что посчитала нужным, Анхен стремительно покинула его, словно растворившись в воздухе. Он бессильно смотрел в пустой дверной проем и очнулся только после того, когда Сара ласковым жестом взяла его за руку.

А через несколько дней он получил от Стефана Краузе открытку. Быстро перевернув ее, Равиль прочел в ней написанное.

«Уезжаю в Берлин. Но с тобой не прощаюсь. Твой Стефан» — было написано в ней.

Всего десять слов. Но Равиль, прочитав их, вновь ощутил невыносимую боль в сердце, и все его страдания по офицеру вернулись к нему с новой силой.

И снова неистовая депрессия безжалостно давила на плечи, и уже совсем ничего не радовало — ни постепенно